Кредиторы гильотины - Бувье Алексис. Страница 56

Братья переглянулись, но ничего не сказали.

Спеша поскорее разрешить мучившие их сомнения, они ночью посылали за Панафье, чтобы он поскорее отвез их к тому человеку, которого похитили на улице Омер. Они хотели как можно быстрее узнать правду, какой бы ужасной она ни была. Посланный не достучался, а Панафье, придя к ним, извинился за то, что не ночевал дома. Братья сделали ему знак, чтобы он ничего не говорил при их сестре, которая сидела, закрыв лицо руками, и плакала.

– Боже мой, – говорила она, – возврати мне его ради моего ребенка. Боже, сделай так, чтобы с ним ничего не случилось. Увидевшись с ним, я забуду все, что выстрадала.

Братья вышли с Панафье, и, спускаясь по лестнице, сказали:

– Вы должны сейчас же повезти нас к человеку, которого арестовали.

– А что, случилось что-то новое? – спросил Панафье.

– Умоляю вас, – настаивал Винсент, – идемте скорее. Я должен видеть этого человека. Сомнения, терзающие меня, должны или рассеяться или подтвердиться.

– Едемте, – согласился Панафье.

Он подозвал фиакр и сел в него вместе с братьями. И все это время безрезультатно ломал голову над тем, чем вызвано их странное поведение. Он не мог понять причину их беспокойства и поспешности. В то время как экипаж ехал к площади Бастилии, Винсент говорил Панафье:

– Я хотел бы, чтобы мы поехали одни в то место, где заключен этот человек, но так как вы назначили свидание Жоберу, то мы отправимся вместе. Только, ради Бога, поторопитесь.

Экипаж, повернув на улицу Шарло, поехал по улице Тюрень и вскоре остановился перед кафе на площади Бастилии.

Панафье вышел и спросил доктора Жобера.

– Она с вами? – спросил он его.

– Да, она ждет в экипаже.

– Отлично, садитесь с ней и скажите кучеру, чтобы он следовал за нами.

Прежде чем сесть в свой фиакр, Панафье рассказал кучеру дорогу, а затем опять разместился с братьями.

Экипаж поехал по предместью Сент-Антуан, проехал через площадь Трона, через Венсен и повернул, чтобы проехать в Монтрель. Затем, проехав улицу Пре, они выехали на церковную площадь и остановились перед домом, выглядевшим весьма скромно.

– Я хочу видеть этого человека и поговорить с ним наедине, – обратился Винсент к Панафье.

– Как вам угодно, – ответил тот.

Трое молодых людей вышли из экипажа, а доктор и сопровождавшая его молодая женщина последовали их примеру.

Как только они открыли дверь, перед ними предстал Ладеш.

– Проходите. Вы как раз приехали вовремя. Если бы мы не связали нашего молодца, то он бы покончил с собой.

Панафье ввел всех в дом и познакомил братьев Лебрен с доктором Жобером и Эжени Герваль. Он попросил их остаться в гостиной, а Винсента пригласил с собой.

Они поднялись на второй этаж. Ладеш открывал двери. В комнате, куда он их привел, стоял накрытый стол, заставленный пустыми бутылками и тарелками с остатками обеда.

Здесь сторожа проводили ночи, карауля своего пленника.

На постели, спрятав лицо в подушку, лежал человек со связанными руками.

При виде пленника Винсент, было, кинулся к нему, но затем повернулся к Панафье и, указывая на Ладеша и Пьера Деталя, сидевших за столом, сказал ему:

– Я хочу поговорить с ним наедине.

– Выйдите, – велел им Панафье. – Мсье Лебрен, мы будем за этой дверью, если понадобимся.

Они вышли втроем и заперли за собой дверь. Человек, лежавший на постели, вскочил, услышав голос Винсента.

Лебрен подошел к нему, говоря:

– Значит, это ты, Андре!

Винсент взял нож и разрезал веревки, связывающие руки его зятя.

Тот был смущен и старательно избегал взгляда Винсента.

– Значит, Андре, это ты убил мадам Мазель. Андре опустил голову и не отвечал.

– Это ужасно!

Винсент, закрыв лицо руками, с отчаянием продолжал:

– Ты наш зять, наш единственный родственник. Но как же ты не побоялся божественного правосудия в тот день, когда, убив нашего отца, обесчестил его детей!

Андре ничего не отвечал и, подавленный ужасным обвинением, молча выслушивал проклятия того, кого он сделал несчастным.

Винсент чувствовал себя уничтоженным нанесенным ему ужасным ударом, и, будучи не в состоянии больше противиться охватившему его волнению, он зарыдал.

Андре поднял голову, и, увидев своего шурина плачущим, загорелся надеждой получить его прощение. Он бросился на колени и вскрикнул:

– Сжалься надо мною! Убей меня! Я негодяй, но спаси их, спаси Маргариту, спаси Корнеля! Винсент, я сделал это в минуту безумия, в минуту страшной ревности! Я поступил, как негодяй, не сознавшись в тот день, когда твой отец был осужден, но я боялся! Прости меня, Винсент! Я страшно виноват, но и очень несчастен!

Винсент продолжал плакать и не слушал его. Ситуация была ужасная.

Молодые люди посвятили всю свою жизнь поискам убийцы отца. Чтобы достичь цели, они отказались от создания семьи. Обожая сестру, они отдали ей свою привязанность, осудив себя на безбрачие, и считали племянника своим сыном. И вдруг они очутились перед ужасной дилеммой: или пожертвовать памятью отца и восстановлением его чести, чему они посвятили свою жизнь, – или пожертвовать сестрой и племянником, которого небо дало им в утешение. Что делать с Андре? Донос на него был бы губителен как для матери, так и для ее ребенка. Если же сохранить тайну, то им угрожала медленная смерть из-за вынужденного сосуществования с убийцей их отца. Винсент, подавленный своим горем, наконец, оправился и встряхнул головой, как бы желая прогнать ужасные мысли, теснившиеся в его голове.

– Слезы бесполезны. Нужно действовать, и как можно быстрее. Я знаю, что ты убийца, не старайся обмануть меня, приписывая преступление ревности. Нет, ты не тот человек, который убивает и не сознает, что делает, – ты недостойное существо, поддерживающее свое существование, отнимая жизнь у других!

Андре поднял голову и вопросительно посмотрел на него.

– Ты убил недавно тем же самым орудием несчастную женщину, которая поверила твоей любви. Эту женщину звали Полина.

При этих словах поведение Андре мгновенно изменилось, в его глазах засверкал огонь. Тем не менее, он ничего не сказал.

– Затем ты познакомился с Мазель. Ты был ее любовником, но тебя прельщала не ее красота, а ее деньги. И любовь несчастной ты использовал, чтобы обокрасть ее и лишить жизни.

– Это неправда! – закричал Андре.

– Молчи, злодей, – проговорил Винсент презрительным тоном. И от звука этого голоса преступник вздрогнул. – Молчи – это еще не все. Можно было подумать, что, совершив это воровство и разбогатев, ты почувствуешь раскаяние от содеянного в прошлом, но нет – ты совершил следующее преступление, поехав в Женеву и проиграв там половину украденного состояния. Возвращаясь оттуда через Лион, ты думал только об одном – как возместить потерю. И там ты нашел очередную жертву. Не останавливаясь ни перед чем, однажды ночью ты попробовал убить Эжени Герваль.

Вне себя от того, что он слышал, напуганный тем, сколько знал Винсент, Андре тем не менее желал опровергнуть его обвинения.

– Все это ложь! – вскричал он.

Затем подошел к шурину. Винсент подумал, что Андре сейчас нападет на него и встал в оборонительную позицию. Но Андре с надменным видом сказал:

– Винсент, это ложь! Эти обвинения недостойны меня! Правда, что я страшный преступник, но только потому, что из-за меня казнили несчастного Корнеля. Но это было не убийство, а несчастный случай. Вот правда: я любил Адель Мазель, она же любила твоего отца. Следовательно, она обманывала нас обоих: его – ради меня, меня – ради него. Когда я узнал об этом, то у нас ночью произошел скандал. В этом споре она употребляла жестокие выражения. Тогда, выведенный из себя, вспыльчивый по природе, я не смог сдержаться и ударил ее. Остального я не помню. Я словно сошел с ума. Я видел, как она упала к моим ногам. Когда я попытался заговорить с ней, она не отвечала. Увидев, что она мертва, я испугался и убежал. Сначала, когда я узнал об обвинении Корнеля Лебрена, я почувствовал удовлетворение любовника, который видит унижение своего соперника. Когда же, придя в себя, захотел поправить дело, было уже поздно. Мне пришлось бы погубить себя – и я был настолько подл, что промолчал. Вот мое преступление. В нем я и виновен. Я убийца, но убийца из ревности, а не вор.