Кредиторы гильотины - Бувье Алексис. Страница 82
– Я это знаю мадам. Я хочу говорить с вами, а не с ним.
На лице Нисетты отразилось волнение. Она нисколько не тревожилась из-за отсутствия Андре, так как это случалось с ним часто, но при виде незнакомца она почувствовала невольное беспокойство.
– Могу ли я узнать, с кем говорю?
– Да, хотя мое имя вам не скажет ничего. Меня зовут Винсент Лебрен.
– Лебрен! – повторила Нисетта, подскочив от удивления.
– Значит, я ошибся. Вы знаете все.
– Нет, мсье, я…
– Не отрицайте. Будет гораздо лучше, если мы сразу же будем знать, с кем имеем дело. Я сын Корнеля Лебрена и знаю, что вы любовница человека, из-за которого умер наш отец.
– Я ничья не любовница, я…
– Не будем играть словами. На самом деле вы Алиса Соване, но ваш муж умер или пропал, и человек, называющий себя именем Генриха Соване, не кто иной как Андре Берри. Вы видите, мадам, что я все знаю. Поэтому садитесь, и мы с вами поговорим.
– Он может войти каждую минуту и…
– Не бойтесь, мадам, Андре не придет. Благодаря вам его вчера арестовали.
– Арестовали! – вскричала Нисетта, действительно начиная чувствовать беспокойство.
– Да, мадам. Послав Андре туда, где мы ждали его, вы послужили причиной его ареста.
– Луиза обманула меня! Но я живу с господином Андре совсем недавно и…
– Андре арестован, и если мы захотим, то и с вами через час будет то же самое.
Нисетта испугалась и искала взглядом, куда бы можно было бежать. Винсент угадал ее мысли и сказал:
– Если вы хотите спастись, то не ищите дверь, а будьте с нами откровенны и помогите нам.
– Что вы хотите сказать?
– Что мы вас спасем, если вы захотите этого.
– Объясните, – сказала она, надеясь, что опасность не велика, так как ей предложили торг.
Винсент снова угадал ее мысли и продолжал:
– Андре погиб, и мы не желаем его спасать.
Мы знаем все, и вы это поймете из слов:
«Теперь, когда ты знаешь, что твоя жизнь в наших руках, ты можешь спасти ее, только слепо повинуясь мне. Ты понимаешь, что между нами могут существовать отношения только раба к господину, что ты не вызовешь у меня жалости ни слезами, ни криками. У меня есть доказательства, что ты помогала этому разбойнику, выискивая для него жертвы».
Вне себя от страха Нисетта отступила в угол комнаты, в то время как Винсент продолжал:
– Вы помните все это?
– Да, – глухо ответила она. – Ночью в Кретеле вы были вместе с Полем…
– Он послал меня сюда, чтобы предложить вам выбор: или сразу отправиться в полицию, или исполнить данное вами обещание.
Тогда Нисетта подошла к Винсенту и села возле него, сказав:
– Говорите, мсье. Я сделаю все, что вы хотите, – но можно было понять, что, говоря эти слова, она боялась снова попасться в ловушку.
Винсент в двух словах рассказал о ее прошлом, и она вынуждена была ему подчиниться.
– Андре в наших руках. Мы хотим с ним покончить, и его отрицаниям мы должны противопоставить веские свидетельства.
– И вы думаете, что я буду этим свидетелем?
– Да, я так думаю.
– Погубив его, я погублю и себя.
– Нисколько. Кроме нас вам никто не может предъявить обвинения. Вы заявите, что Пуляр, Рауль де Ла-Гавертьер, «Аббат» – одно и то же лицо. Вы подтвердите, что видели его в одежде аббата. Вы скажете, что все ночи до убийства на улице Фридлан он проводил у вас, точно так же, как и после убийства. Ночь же во время убийства он не ночевал дома. Когда же вы спросили, откуда у него взялись деньги, то он ответил, что выиграл эти деньги в игорном доме.
– Это правда! – воскликнула Нисетта, вспоминая, что она это говорила Панафье.
Тогда Винсент вынул бумагу из кармана и прочитал:
«Три дня спустя он вернулся около четырех часов ночи. Я уже лежала в постели, но не спала. Я оставила гореть свечу, так как хотела серьезно поговорить с ним и разорвать отношения. Когда, он вошел, я была поражена его видом. Он был бледен, расстроен, лоб его был покрыт испариной, и сам он дрожал. Видя, что я не сплю, он был удивлен; и постарался мне улыбнуться. Он сильно изменился и прерывающимся голосом, стараясь унять дрожь, сказал: «Почему ты не спишь?» – «Я ждала тебя, чтобы сказать, что мне надоела такая жизнь и что я хочу расстаться с тобой. Я не могу переносить эту постоянную нищету». – «Это все? – сказал он, смеясь. – Ты хочешь, чтобы твоя жизнь изменилась! Ты хочешь денег! Твое желание исполнено».
Тут он сунул руку в карман, вынул пригоршню золота и бросил мне на постель.
Он принес около десяти тысяч франков золотом и двадцать тысяч деньгами. «Где ты взял все это?» – поинтересовалась я. Он отвечал мне, что выиграл в карты. Я была в восторге от этого неожиданного богатства и от радости не могла заснуть. Он лег спать и уснул, но сон его был беспокойным. Он громко бредил, жаловался, боролся с кем-то.
Я заметила, что на правом рукаве его рубашки было несколько капель крови.
Так как он кричал во сне, то я его разбудила. Тогда он вскочил и с угрожающим видом спросил меня: «Я что-нибудь говорил?» «Нет», – с беспокойством отвечала я. Он успокоился, и, вздохнув с облегчением, сказал: «Мне приснился ужасный сон. Меня мучил кошмар, потому что у меня лихорадка».
В течение нескольких дней сон его был беспокоен».
– Вы помните этот рассказ? – спросил Винсент, окончив чтение и взглянув на Нисетту.
Нисетта была в страшном волнении, губы ее шевелились, но она не могла произнести ни слова. Наконец, сделав над собой усилие, она сказала:
– Почему вы записали все, что я рассказывала?
Почему этот рассказ с вами?
– Его записал Панафье в то утро, когда вы сделали свое признание. Так записываются важные свидетельские показания.
– Зачем рассказ вам нужен?
– Я пришел к вам, чтобы вы подтвердили, что ваши слова записаны верно.
– Но что вы хотите сделать с этой бумагой? – с беспокойством спросила Нисетта.
– Я сейчас прочту начало, и вам все станет ясно:
«Я, нижеподписавшаяся, заявляю, что знала Рауля Пуляра, или Рауля де Ла-Гавертьера, по прозвищу «Аббат». Я была его любовницей. Он проводил большую часть ночей в игорных домах, где играл по-крупному. Я сердилась на него. Тогда он ответил мне: «Не беспокойся, мы скоро будем богаты». Это было 30 сентября 18… года, а три дня спустя…»
Остальное я вам прочел.
– И вы хотите, чтобы я подписала это?
– Я для этого и пришел к вам.
– Никогда! Это то же самое, если бы я сама отправилась в полицию. Никогда, мсье.
Винсент поднял голову и самым естественным тоном сказал:
– Но мы не собираемся передавать эту бумагу в полицию. Нам нужна гарантия на случай какого-нибудь происшествия.
Нахмурив брови, Нисетта старалась понять, что хочет сказать Винсент.
– Если вы не подпишете бумагу, то вам придется отправиться в полицию. Вам придется все это подтвердить прокурору.
Нисетта была поражена.
– Чтобы я пошла к прокурору!.. В таком случае лучше сразу пошлите меня в тюрьму, и я признаюсь, что совершила все преступления Андре Берри.
– Если вы не хотите сделать то, чего от вас требуют, то мне придется пойти в полицию и сделать там это заявление.
– Вы пойдете?
– Да, пойду, и вы знаете, что я буду прав. Андре негодяй, не заслуживающий никакого прощения, но я убежден, что вас он любил. Вы знали его честным человеком, вы могли помешать ему стать преступником. Он виновен, но та, которую он любил, более виновна, чем он: она подтолкнула его к совершению преступления.
По мере того как Винсент говорил, можно было видеть, какое впечатление производят его слова на Нисетту.
На ее лице попеременно отравились презрение, беспокойство, страх, ужас. Наконец она бросилась к нему, и, заламывая руки, закричала:
– Замолчите! Замолчите! Если вы меня спасете, то я сделаю все, что вы скажете.
Винсент презрительно улыбался.
– Эта бумага будет нам гарантией спокойствия. Едва сделав признание, вы сразу направились к нему, и разрушили наш двухлетний труд. Мы не чувствуем к вам ни привязанности, ни презрения. Вы можете быть нам полезны, и в обмен на вашу подпись мы гарантируем молчание. Мы позволим вам выдавать себя за несчастную обманутую женщину, вместо сообщницы. Служа нам, вы спасаете себя не только в настоящем, но и в будущем.