Кредиторы гильотины - Бувье Алексис. Страница 86

– Нужно доказать, что убийцей Мазель был не Корнель Лебрен, но в то же время – скрыть, что это был Андре Берри. Андре Берри умер для всех. Он был убит на дуэли с человеком, который говорил о его жене в непочтительных выражениях, намекая на смерть ее отца. Этот человек смертельно ранил его. Когда его переносили в Ларибуазер, он умер и был отнесен в морг, где его и признал шурин. Я приказал перенести тело к себе домой, отдал ему последние почести и похоронил в семейном склепе. Так что Андре умер, оставив вдову, которая его оплакивает и воспитывает сына в уважении к его имени. Таким образом, будущее обеспечено, остается спасти прошлое. Ты называл себя аббатом Пуляром, или Раулем де Ла-Гавертьером. Ты понимаешь?

– Да, – сказал Андре, явно ничего не понимая.

– Нужно было расплатиться с наследниками твоих жертв. С помощью найденных драгоценностей и денег, о которых не знала твоя жена, а также моего личного состояния, мы уже все им выплатили. Остался только долг моему отцу, и вот что ты сделаешь. Так как конец твой близок, ты позовешь священника и признаешься ему в преступлении, совершенном на улице Фридлан. Ты расскажешь о нем во всех подробностях. Расскажешь, что выдавал себя за аббата, что был тайным любовником Мазель, которая жила на содержании нашего отца. Ты расскажешь все, но изменишь свое имя. Ты попросишь его заявить в полицию через два дня, которых будет тебе достаточно, чтобы уехать за границу, что Корнель Лебрен, казненный по приговору суда, был невиновен в преступлении, в котором его обвинили.

Винсент ждал ответа Андре, но тот молчал, пристально глядя в пространство, и в его взгляде читалась только одна мысль.

– Ты мне не отвечаешь? – спросил Винсент.

Андре точно проснулся ото сна.

– Что же тебе сказать? Маргарита и ребенок будут спасены. Это все, на что я могу надеяться.

– Ты сделаешь то, что я тебя прошу?

– Да, и клянусь, что свою последующую жизнь я буду работать на тех, которых разорил и погубил.

Винсент взглянул на своего зятя с меньшей ненавистью.

– Нужно побыстрее заканчивать. Здесь можно найти священника.

– Да, но до того мы подготовимся к приходу монаха, за которым отправится Панафье.

– Монаха? – переспросил Андре.

– Ты не можешь понять наших предосторожностей, а это очень просто. Если бы мы это делали в Париже, то не было бы рядом границы, за которой ты можешь спрятаться. Мы бы взяли священника, который, веря в твою смерть, рассказал бы все друзьям. Здесь этого бояться нечего. Мы вдали от всех, и твоя исповедь потеряется в стенах монастыря.

– Вы пошлете за монахом из соседнего монастыря?

– Да, из монастыря траппистов. Шарль уже был в этом монастыре и навел справки. Он сказал, что один из наших друзей умирает от странной болезни и хочет приехать лечиться в Гильон. По всей вероятности, у этого несчастного была в жизни драма. Он спросил – нет ли в соседнем монастыре исповедника, которого он мог бы призвать в случае, если его друг почувствует себя хуже. Тогда он был представлен Дону Калисту, который согласился на его предложение.

– Хорошо. Я загримируюсь, лягу в постель, и вы сможете отправляться в монастырь траппистов.

– Так как ты должен казаться умирающим, то тебе нужно написать письмо.

– Какое письмо?

– Пиши – и поймешь.

Андре послушно взял бумагу и написал под диктовку Винсента:

«Чувствуя приближение смерти, я должен явиться, перед престолом всевышнего, покаявшись во всех моих проступках, признавшись во всех моих преступлениях.

Я являюсь единственным убийцей Адели Мазель, любовником которой я был. Я подробно признался в моем преступлении Дону Калисту и даю ему это письмо с поручением открыть тайну исповеди, чтобы восстановить честь Корнеля Лебрена, приговоренного и казненного безвинно».

– Поставь число и подпиши – Рауль Пуляр. Андре подчинился, но нахмурил брови.

– Что я должен с этим делать? – спросил он.

– Ты передашь эту бумагу монаху, который должен будет поехать в Париж через два дня, чтобы сделать свое признание прокурору.

– Теперь я понимаю, – странным тоном сказал Андре.

– Приготовься, и сегодня вечером монах приедет к тебе.

Теперь мы можем возвратиться к исповедующему его монаху.

Глава 51. Андре хочет спасти свои душу и тело

Мы оставили Андре наедине с монахом, который, сидя у его изголовья, ожидал исповеди пленника, пробывшего несколько часов наедине.

Винсент все это время не находил в себе мужества войти к нему, чувствуя естественное отвращение. Монаха решили позвать ночью, чтобы облегчить обман, с помощью которого Андре должен был иметь вид умирающего.

Панафье мог войти в комнату, но, избавившись от обязанностей сторожа с приездом Винсента, он старался как можно реже видеть ненавистного ему человека.

Время, проведенное с Андре в экипаже, истощило весь его запас терпения, которое он хотел проявлять к этому человеку.

Оставленный один, Андре имел достаточно времени, чтобы обдумать свое положение.

Он полностью зависел от Винсента, который мог выдать его правосудию, но спасали от этого жена и сын. Привязанность Винсента к племяннику и сестре обеспечивала Андре безнаказанность.

Так что с этой стороны опасности не было. Но при мысли о Панафье он приходил в ужас, чувствуя в нем смертельного врага.

Причиной этого было не дурное обращение со стороны Панафье. Наоборот, он был предупредителен как человек, не знающий о преступлениях. Но одна только фраза Панафье, вырвавшаяся случайно, показала Андре всю меру ненависти, которую испытывал к нему этот человек.

Оставшись один в ожидании монаха, Андре вспомнил эту фразу и не мог избавиться от мыслей: «Когда мы закончим дела с Винсентом и я стану свободным, этот человек будет преследовать меня. Мое письменное признание, поручающее монаху открыть тайну моей исповеди, делает меня зависимым от этого человека, который может доказать, что я преступник, и отдать меня в руки правосудия. Винсент простит меня, а Панафье – никогда, хотя у него нет ни одного доказательства. Я могу все отрицать до того момента, пока монах не отдаст мое признание прокурору».

Началась гроза: гремел гром, и дождь начал хлестать по стеклам. Размышляя, Андре гримировался перед зеркалом: наводил на веках синеву, на щеках – желтизну, и, глядя на себя, говорил:

– Черт возьми! Я похож на покойника!

Затем он лег, и, ожидая прихода монаха, насмешливо улыбался: «Сейчас придет исповедник. Сначала я спасу свою душу, а потом буду спасать свое тело».

Монах вошел.

Читатели видели, что он молился, стоя на коленях у постели больного. Потом стало слышно, как он сказал:

– Говорите, сын мой. Я вас слушаю.

Тогда Андре начал глухим голосом:

– То, что я должен рассказать вам, до такой степени ужасно, что, прежде всего я должен сообщить, кто я такой. То, что я вам скажу, не уменьшит и не увеличит мое преступление, но объяснит мой характер.

Когда у ребенка не было ни отца, ни матери, чтобы научить его жить порядочно, когда нищета держит человека в тисках целыми днями, когда он видит вокруг себя только преступления, он старается взять у жизни то, что она отказывалась дать ему добровольно. Человек находит удовольствие в пороке и называет его страстью. Я никогда не был любим, так как был приемышем. Я не получил никакого воспитания, бегая целыми днями по улице, и тогда я был принят людьми, которые нашли во мне независимый и сильный характер. Моими приятелями были все негодяи Парижа.

Я с детства рос в испорченной среде.

Мне нечего дальше объясняться – вы меня понимаете. Я был воспитан в школе порока. В двадцать лет я наследовал состояние своих названных родителей. Получив небольшое наследство, я пробовал изменить свою жизнь, но напрасно. Я был игроком и в течение нескольких месяцев все проиграл.

– Разве вы не получили образования?

– Получил, отец мой, но поздно. У меня были способности к наукам, и я все выучил быстро.