Путь на Грумант - Георги Виктор Сергеевич. Страница 9

К утру добежали, а что толку? Между пологим берегом и островом мелководье. С трудом выбрали место поглубже, бросили якорь, вытравив весь конец, но все равно сносит ветром на берег. С помощью «Груманта» вручную выбираем якорь и вновь раз за разом пытаемся найти на дне бухты хоть какую-то зацепку. Кажется, удалось…

Что ж, начало скверное. За первые полутора суток похода лодья израсходовала четверть всего запаса топлива, а экспедиция отброшена от желанной цели миль на сорок. Неужели придется возвращаться в Архангельск? Впереди просторы Белого, Баренцева, Норвежского и Гренландского морей. Мы же стоим на якоре и подсчитываем первые потери: при вынужденном бегстве к Сосновцу не успели поднять на борт лодку-кижанку, и ее волной бросило на корму, разбив оконце в казенке. Неисправным оказался построенный по старинным чертежам и установленный на баке деревянный ворот коча — пришлось при критическом сносе судна на берег выбирать якорь вручную. Кок «Помора» Владимир Вешняков, пытаясь согреть усталую команду горячим чаем, обварил себе руку кипятком…

Сквозь пазы дощатой палубы кое-где проступает вода — сыро и холодно внутри и вокруг. Да, упустили мы добрую поветерь, простояв в Архангельске лишнюю неделю и изнывая от одуряющей жары. Для меня эта небывалая в конце июня жара запомнилась неприятным вкусом теплого и липкого «Тархуна», которым нас угощали соседи по яхт-клубу, разместившиеся на пассажирском пароходе-гостинице участницы Мезенского поморского хора. По утрам они репетировали на бетонном пирсе, а днем выезжали выступать с концертами. Поначалу бойкие селянки, невзирая на жару, разминались в полной амуниции — длинных глухих красно-синих костюмах и с высокими кокошниками на головах. А под конец, освоившись с городской жизнью и не устояв под жгучими лучами солнца, скинули с себя потные балахоны. И тогда наши кочманы могли бесплатно присутствовать на необычных представлениях, наблюдая, как под игривую запевку «А как Ваня приглашал к себе Дуняшу кочевать» мезенки в купальниках водили хороводы. Сейчас бы хоть полчаса посушиться — погреться под тем солнцем…

И пока мы ждем погоду, в самый раз вспомнить рассуждения заполярного краеведа Владимира Афанасьевича Евтушенко о тайне каменных лабиринтов, продолжить рассказ о гипотезе московского писателя и археолога Андрея Леонидовича Никитина о существовании загадочного морского народа Беломорья. Тем более что, насколько хватает глаз, тянется за бортом пологий Терский берег, по которому мне посчастливилось совершить однажды увлекательный поход во времени и в пространстве вместе с Никитиным. Иной раз, склонившись над россыпями колотого кварца у очага первобытных охотников, или осторожно переступая через камни лабиринта, или шагая по плоским плитам песчаника среди древних захоронений, или просто отсчитыва-я километры по отливу, подставив лицо солнечному ветру, мне казалось, что за новым поворотом откроется не очередная морская губа с покосившейся тоневой избушкой, а распахнется тысячелетней давности лукоморье, где на приливной волне покачиваются байдары времен неолита…

Строители лабиринтов

1. Умбский «вавилон»

О каменных лабиринтах Беломорья, этих удивительных сооружениях, назначение которых до сих пор не разгадано наукой, написано так много, что мне стыдно повторяться. Как и стыдно признаться в том что в свое время за целый год жизни в Умбе я ни разу не побывал у близлежащего лабиринта, хотя порой и выезжал подергать трески в Островскую губу, огибая выступающий в море крутой каменный мыс. Но на этот раз дора Умбского рыбозавода уверенно взяла курс в небольшой залив, где и пришлось бросить якорь, добираясь до берега на лодке.

По рассказам старожилов, байкам очевидцев я ожидал увидеть менее впечатляющую картину. Конечно, это было не внушительное сооружение из каменных глыб, а просто выложенные из крупной гальки круги. И все же явно «прочитывалась» характерная двойная спираль довольно-таки приличных размеров. Кое-где она была скрыта моховой подушкой, пряталась в пористой корке лишайника, покрывшей за тысячелетия камни и открытую площадку морской скалы.

Удивительным контрастом могла служить нижняя часть одного из поднятых нами камней — чистая, сохранившая бледно-розовый рисунок гальки. Вот, пожалуй, и все, что может увидеть на этом мысу дилетант. Разве что вспомнить еще легенды и предания различных народов, на чьей территории встречаются подобные лабиринты. Так, в Англии и Ирландии считали, что на них при лунном свете танцуют эльфы и феи, которые завлекают к себе, под землю, неосторожного свидетеля плясок обещанием вечной молодости, бессмертия и сказочных богатств. В горной Норвегии, где лабиринты лежат в глубине фьордов, люди полагали, что их создатели — зловредные йотуны, этакие ледяные великаны. А народ Швеции считал, что каменные спирали отмечают входы в подземные дворцы карликов-двергов, владеющих всеми секретами кузнечного ремесла, а потому оружие, которое они выковывали героям саг, делало их владельцев непобедимыми…

Совсем иную картину исследователь встречает в Карелии и на Беломорье. Ничего таинственного и волшебного, по мнению поморов, в лабиринтах нет. Ну а к каким все-таки выводам пришли ученые?

— Археолог, привыкший к тому, что определенный вид памятника связан со столь же определенным народом, который его оставил, при взгляде на лабиринты невольно останавливается в недоумении. Огромные расстояния, ничем не связанные территории не позволяли принять тот единственно возможный вывод, что каменные спирали выложены руками одного народа…

(Я слушаю Андрея Никитина и не устаю поражаться стройности его системы доказательств.)

— Что же это был за народ, столь многочисленный, освоивший огромные морские пространства, в которых должен ориентироваться по звездам? Куда он исчез? Где искать его корни? Наконец, когда именно происходило строительство лабиринтов? И для чего их создавали?

Собственно говоря, все, что высказывали по этому поводу ученые, можно свести к двум точкам зрения, попеременно преобладающим в науке: «реалистической», или бытовой, и «магической», сакральной. Первая предполагает, что лабиринты являются моделью рыболовных ловушек, которые сооружались на морском дне, обнажаемом отливом. Спирали, выложенные из камней, служили основанием для шестов, переплетенных еловыми или ивовыми прутьями. Логика в таком предположении есть, но только семга в подобную ловушку вряд ли зайдет. Да и зачем нужны столь громоздкие сооружения? Давайте поднимемся на мыс, осмотрим противоположную лагуну.

Предложение Никитина было принято и через несколько минут мы стояли у края обрыва, откуда открывался вид на низкий и ровный берег с сосновым бором и узкой полоской пляжа. Отлив уже достиг своего максимума, обнажив широкую полосу песчаного дна, посредине которой параллельно берегу шел своеобразный желоб, «труба», как называют его рыбаки, оставшийся заполненным водой. Именно он и был причиной богатых уловов на этом тоневом участке. Ведь идущая морем рыба не просто прижималась здесь к берегу, скользила над песчаной отмелью. Ее путь проходил по этой самой «трубе», которую перегораживали неводами. Столь идеальное для ловли семги место действительно, как мы убедились позже, было единственным на всем протяжении Терского берега. Не потому ли его отметили когда-то знаком лабиринта?

— Однако это не так, — продолжил рассказ Никитин. — Почему тогда на Соловецких островах в одном месте расположены сразу несколько одинаковых гигантских лабиринтов? Дело в том, что каменные спирали следует рассматривать в комплексе не с материальной культурой обитателей древнего Беломорья, не в одном ряду с каменными скребками и очагами, остатками жилищ, охотничьими и рыболовными ловушками, а в комплексе культуры духовной.

Все дальнейшие исследования убедили меня, что лабиринты служили входами, в подземное царство мертвых, о чем, кстати сказать, недвусмысленно напоминают связанные с ними легенды. Феи, эльфы, дверги, йоуны — все они были выходцами «с того света», куда завлекали неосторожных путников или искателей приключений.