По следам «таинственных путешествий» - Алексеев Дмитрий Анатольевич. Страница 49

Маршрут полета дирижабля «Италия» и его дрейфа после аварии

Механики Помелла, Каратти и Чокка — на своих постах в моторных гондолах, подвешенных под корпусом дирижабля. Готовы по сигналам Нобиле тотчас же изменить режимы работы мощных «майбахов». Механик Ардуино контролирует расход бензина. Только профессору Понтремолли и журналисту Уго Лаго не нашлось работы, и они отдыхают в спальных мешках на корме дирижабля.

Катастрофа разразилась в 10 часов 30 минут — это время Нобиле запомнил на всю жизнь.

«...Я занимался наблюдениями, — расскажет он впоследствии, — когда вдруг услышал обращенный ко мне голос Чечиони.

— Дирижабль отяжелел!

Быстро обернувшись, я посмотрел на приборы. Корабль сильно осел на корму. Мы быстро снижались. Не теряя присутствия духа, я сделал необходимые распоряжения: прибавить обороты двух моторов и запустить третий, чтобы увеличить скорость дирижабля. Одновременно велел Алессандрини бежать в верхнюю часть корабля и проверить, хорошо ли закрыты клапаны газа, которые открывались полчаса назад» [92].

Мотористы четко исполнили команды. Скорость «Италии» возросла, но это ничего не дало. Корабль быстро проваливался вниз, и Нобиле понял, что избежать падения невозможно.

«...Те последние ужасные мгновения навсегда остались в моей памяти, — напишет он много лет спустя. — Я видел стремительно приближающиеся массы льда. Мгновение спустя мы стукнулись о поверхность. Раздался ужасающий треск. Я ощутил удар по голове. Почувствовал себя сплющенным, раздавленным. Затем что-то свалилось сверху, и меня выбросило наружу вниз головой. Инстинктивно я закрыл глаза и в полном сознании равнодушно подумал: «Все кончено». Кошмарное происшествие длилось всего две-три минуты...

В первые минуты после катастрофы Мальмгрен, Мариано, Бегоунек, Биаджи и Трояни, отделавшиеся ушибами и ссадинами, уже были на ногах и копались в обломках гондолы, мрачно серевших на фоне нетронутой белизны снега. Громко стонал Чечиони — у него была сломана нога».

«...Когда я открыл глаза, — продолжает свое печальное повествование Нобиле, — то увидел себя лежащим на льду посредине ужасающего нагромождения паковых глыб. Я перевел взгляд на небо. Дирижабль с дифферентом на корму летел справа от меня, уносимый ветром. Там, где находилась гондола, зияла страшная брешь. Из нее торчали обрывки ткани, веревки, куски металлической арматуры. На боку израненного, искалеченного корабля выделялись черные буквы: «Италия». Мой взгляд был прикован к ним, пока дирижабль, поглощенный туманом, не скрылся из виду...»

...Мертвого механика Помеллу нашли несколько часов спустя. Ему не повезло: первый удар дирижабля пришелся как раз на заднюю моторную гондолу.

Судьба все же сжалилась над Нобиле и семью его товарищами, выпавшими из командирской гондолы. Из-под снега они извлекли немного провизии, палатку, аккумулятор, навигационные приборы — словом, все снаряжение, припасенное для полюсной партии. Но самой ценной находкой оказался аварийный радиоаппарат, спасший им жизнь.

Многие годы, как писал Нобиле в своих мемуарах, размышлял он над причинами, погубившими «Италию» — детище его конструкторской мысли. Строил много предположений. Анализировал их и так и эдак. Что стремительно увлекло дирижабль на лед? Скопление льда на оболочке? Большая утечка водорода из-за разрыва оболочки? Неблагоприятные метеоусловия?

К какому-нибудь определенному заключению он так и не пришел. А может быть, и не особенно стремился поведать миру о той закономерной цепочке событий, погубивших дирижабль и его, Нобиле, блестящую карьеру? Во всяком случае предпочел он в своих воспоминаниях о многом умолчать...

Так, радист Биаджи, находясь уже на борту «Красина», рассказал Чухновскому, что Нобиле запретил после катастрофы передавать по радио какие-либо подробности о последнем полете и падении дирижабля и вообще обсуждать между собой эти щекотливые для него темы. Мальмгрен, оказывается, возражал против полета к полюсу 23 мая из-за ожидавшихся неблагоприятных метеоусловий. И кроме того, он был убежден, что время для воздухоплавательных вояжей в Арктике уже упущено. Любопытную запись обнаружили авторы в неопубликованном дневнике Чухновского. 18 июля, когда «Красин» пришел в Кингсбей, он пометил для себя: «...готовность «Италии» ни разу не была десятичасовой. Сборы обычно продолжались сутки. Утомление экипажа уже к моменту вылета было громадным. Перед последним полетом, приведшим «Италию» к гибели, была авария, которую с трудом удалось исправить (кажется, большая утечка газа)...» [93]

Но вернемся вновь к уплывающей в туман «Италии». Куда повлекли корабль воздушные течения? И какая судьба постигла оставшихся на его борту Алессандрини, Ардуино, Каратти, Чокку, журналиста Лаго и профессора Понтремолли?

Специалисты подсчитали: после удара о лед «Италия» стала на 2 тонны с лишним легче и, значит, вновь поднялась на высоту около 3 километров. Превратилась отныне в неуправляемый воздушный шар.

Двадцать минут спустя после падения дирижабля радист Биаджи заметил на горизонте примерно в 30 километрах от лагеря столб дыма высотой приблизительно 100 метров. Эти цифры, разумеется, нужно принимать с большой осторожностью: истинные расстояния до предметов и их размеры в Арктике определить не так-то просто. Дым струился несколько минут и затем исчез.

«...По первому впечатлению, — отмечал Нобиле, — мы приняли его за сигнал, который подавали наши товарищи, чтобы указать, где они находятся». Мариано и Биаджи даже порывались отправиться к тому месту, но, поразмыслив трезво, все же не решились на опасное путешествие по торосистым льдам.

Впоследствии, взвесив все «за» и «против», Нобиле пришел к глубокому убеждению, что дым не был следствием пожара «Италии»: 16 000 кубических метров водорода, заполнявшего оболочку корабля, вспыхнули бы таким огромным факелом на фоне серого неба, что его, конечно, увидели бы все обитатели «красной палатки».

Интересную версию происхождения дыма услышал Чухновский от норвежских летчиков Лютцова-Хольма и Рисера-Ларсена, участвовавших в спасении экспедиции Нобиле. Они заявили, что «...видневшийся вдали дым в виде шеста с «короной» наверху мог быть дыханием кита (пар из ноздрей)». Они не раз впадали в подобное заблуждение и даже меняли курс, чтобы посмотреть,

что же все-таки горит среди сплошных льдов. «...Все это звучит достаточно невероятно, — замечает в дневнике Чухновский, — но судить об этом не наблюдавшему подобное явление трудно — все может быть...»

Итак, многое говорит за то, что дирижабль продолжил свой прерванный на мгновение путь, повинуясь теперь уже законам движения преобладающих ветров.

И вот мы в Гидрометцентре СССР — центральной синоптической станции страны. Сюда, как в банк, поступает на вечное хранение вся метеоинформация из многих районов СССР и из-за рубежа.

Внимательно выслушав рассказ о злоключениях итальянской экспедиции, старший научный сотрудник центра, кандидат географических наук Михаил Александрович Мастерских приглашает нас пройти в архив. Михаил Александрович — опытный синоптик, специалист своего дела.

На стеллажах архива сотни альбомов. Скрупулезно собранная по дням синоптическая информация за многие и многие десятилетия. Как может помочь она сейчас в нашем расследовании!

Михаил Александрович открывает пухлый фолиант, помеченный маем 1928 года, и мы погружаемся в застывшую летопись погоды.

— Вот смотрите, — говорит он после некоторого раздумья, — в конце мая Гренландское море пересекал мощный циклон. 25 мая его центр находился примерно в 200 километрах юго-западнее Шпицбергена. Он-то и определил погоду в тот роковой для «Италии» день: южные встречные ветры, туман, снег, обледенение. Прав был Мальмгрен, когда советовал отложить путешествие. Как видите, синоптическая карта составлена на 7 часов утра. Значит, по крайней мере в следующие двенадцать часов после катастрофы «Италия» летела в направлении северо-северо-запад со скоростью 30—35 километров в час.