Возвращение к Серви - Диванкулиев Худайберды. Страница 6

Низкий зеленый берег Тапробаны поднимался из пурпурных вод океана внезапно. Острый глаз Исмала различал вдали, за мрачными лесами, громады неприступных гор.

— Слава тебе, Энки!.. — задыхаясь от волнения, восклицал Сингх. — Мы не заблудились в океане. Вон там бухта Высоких Холмов, в ней мой дед нашел старые причалы неведомых мореходов,

И корабль осторожно вошел в широкое горло бухты Антонжиль, как назвали гавань спустя тысячелетия французы.

Матросы и гребцы смотрели на мрачные горы, леса и жаждали отдыха и свежей пресной воды.

— Видишь, Исмал, солнце восходит с другой стороны, чем у нас. И тени падают иначе! Сказание правдиво.

...Причалы наполовину сгнили, но сохранились и годные участки. Вдали от берега стояли на высоких сваях заброшенные хижины. Люди Сингха починили их. И в безлунные ночи Исмал, мучаясь бессонницей, чутко ловил ухом странные звуки джунглей: не то голоса зверей, не то человеческие вопли. В густом мраке носились огненные жуки, подобные стрелам. У Исмала волосы вставали дыбом, ему казалось, что где-то поют неведомые люди, подражая вою ветра.

Спустя четыре восхода в мрачный лес отправился отряд. Сингх мечтал найти бесценную древесину, о которой указал в своих дневниках-табличках дедушка-мореход: стволы дерева papa, дающие драгоценную красную смолу; нервущиеся волокна афупутси, которые выдерживают любые штормы, ибо не в силах порвать волокно дюжина слонов; розовое дерево, которое дороже сандала; мед обезьян, самый дорогой в мире. Еще хотелось Сингху увидеть птицу выше слона и ее громадное яйцо. Об этом говорилось в тех же табличках.

Слабых и больных оставили на берегу стеречь «Магулим», заготавливать впрок плоды, вяленую рыбу, съедобные злаки.

...Они плыли в челнах по неведомой большой реке, плыли, как в зеленой пещере. Ветви древнего непроходимого леса смыкались над головой, из воды смотрели на них прозрачными, не знающими страха глазами, крокодилы, кричали серые и черные попугаи. Иногда показывались широкие поляны, там носились над зарослями бамбука бабочки размером с плошку для еды. С изумлением увидел Исмал толстые, важные баобабы — с листьями на огромной высоте.

Потом отряд пробивался от реки в чащу лесов, прорубая тропу в стене лиан и стволов. За ноги цеплялись огромные цветы-паразиты с змеевидными ветвями. Противно мяукали в вышине стада невиданных обезьян, похожих на карликов-уродцев. В лесу часто негде было напиться, и путников спасала лишь пальма «равенала»: между ее стволами и черенками листьев всегда хранится запас дождевой воды. Надрываясь от спешки, измученные люди Сингха рубили стволы, на которые указывал купец, и волокли к реке. Связывали ценную древесину в плоты. А лучники охотились за обезьянами — ради меха. От гнилых испарений и дурманящего аромата деревьев кружилась голова. Вскоре скончалось два раба, отравившись какими-то ноздреватыми желтыми плодами; трех матросов укусили змеи, они погибли... И когда люди Сингха вернулись на плотах и челнах из похода, оставшиеся на берегу не узнали их. Даже Сингх весь оброс черными волосами и походил на призрака. Но трофеи леса стоили того! Кроме прочего, купец осуществил мечту: увидел птицу-«слона» (эпиорнис—АВТ.). Она стояла на краю болота черно-красного цвета. Была птица высотой локтей в десять, если не больше. У нее голенасные ноги, длиннейшая шея, треугольная голова, желтые зрачки и клюв, усаженный острыми зубами. Глянув на оцепеневших людей, птица-колосс вдруг повела злым глазом в бок, как курица, и хрипло чирикнула. Затем стала деловито клевать змею, копошившуюся под ногами.

...И вот «Магулим» поднял парус, медленно двинулся к горлу бухты. Грянул диск, в едином ритме выдохнули гребцы.

Тирс, похудевший после страшного похода в лес, пристально глядел на западный небосклон. Он был исчерчен зелено-красными полосами. Словно бесчисленные стаи рыб, по небу плыли перистые облака.

— Плохое небо... — сказал касп Сингху. — Идет большая буря.

Сингх был изумлен: впервые заговорил этот молчальник! Потом ответил:

— Мы ничем не разгневали бога Энки. За что он грозит нам бедой?

Тирс не стал спорить.

Спустя полчаса из просторов океана налетели несметные стаи птиц. Никто из мореходов, даже Сингх не знал, что птицы изнемогают в борьбе с потоками воздуха, мчащимся перед фронтом урагана южных широт. Они падали на берег и разбивались насмерть!

Ураган заревел вскоре — и в полный голос! Исмал, еще два матроса и Тирс едва справлялись с кормилами. Тапробана давно потонула в мглистом тумане. Вдруг гигантская волна, увенчанная бурунами, ударила «Магулим» сзади. Он тяжело осел, и потоки соленой воды яростно смели с палубы все, что могли. Парус и шатер мгновенно исчезли в будущем мраке. Несколько матросов были сброшены в море, их отчаянные вопли замерли

- Спасайте мачту!..— заревел Сингх. — Тащите еще волокно афупутси! — Он едва удержался, хватаясь за выступ плоплощадки у кормила, где изнемогали рулевые. — Тащи-и скорей. Шутра-а!..

Временами гул урагана заглушал звериный рев гребцов, искалеченных обломками бортов. Кузнец спешно расковывал рабов, а тела погибших в оковах сбрасывали за борт.

Шутра и два матроса поползли к люку за афупутси. «Магулим» то и дело зарывался носом в черно-зеленые гребни, чудом выпрямлялся, стряхивал с себя горы океанской воды.

— Держи-и против ветра! Режь волну-у!.. — взывал к рулевым Сингх. — Гребите сильней, лю-у-ди-и! Дарю свободу всем, кто вернется со мной в Лотхал!

Задыхаясь от напряжения, Шутра и матросы принесли волокна. Но было поздно: верхняя часть мачты рухнула, придавив Сингха. Исмал и Тирс с помощью дюжины матросов удержали все-таки кормила, и это спасло «Магулим» от гибели.

* * *

Смеркалось, ураган пошел на убыль. Так провели они ночь, а на рассвете о страшной буре напоминало лишь низкое, хмурое небо и длинные волны, спокойно катившие к горизонту. Взошло солнце. Уцелевшие склонились над Сингхом: тот лежал на кипе циновок. У купца был расколот череп, но он был жив. Его крупное, красивое лицо исказило отчаяние. Сингх беззвучно шептал: «О моя Деви! Не оставь ее, милосердный Энки! Защити дочь...». Вот он с усилием открыл глаза и громче прошептал: «Где ты, Шутра! Принеси мне табличку... Гребцы оказались львами, спасли корабль. Дарую им свободу. Скорей же, Шутра!».

Слабеющей рукой Сингх начертал на плитке известняка заветные слова: «Я, Сингх, владелец «Магулима» из Лотхала, даю свободу всем, кто был со мной в плавании к Солнечному острову. Вот моя печать и моя рука». Купец еще успел сказать Исмалу: «Деви!.. Не забывай о ней...» И умер.

Шутра и матросы крепко запеленали его в белые ткани, туго обвязали волокнами и, вознося мольбы к Энки, погрузили в воды Пурпурного океана.

...Ураган, к счастью, отнес корабль к одному из островов Коморского архипелага. Мореходам повезло: там была небольшая, закрытая от волн бухта. Они бросили в ней якорь и принялись чинить «Магулим». Из черного дерева Тапробаны соорудили новую мачту, запасной парус отыскали в трюме. И корабль снова вышел в Индийский океан. Шутра знал, что надо плыть на север, вдоль берега «черного материка»: как сказал один из матросов, аравиец по происхождению. Однако никто из уцелевших не подозревал, что знакомый берег Пунта (современное Сомали—АВТ.) лежит в двух тысячах миль! Аравиец слышал от предков, что путь займет бесчисленное количество лун. Но выхода не было: только Сингх мог бы провести корабль от Тапробаны на Дилмун напрямую через Великую Зелень... И Шутра с Исмалом направили корабль курсом на Полуночь. Вместо ста пятидесяти гребцов осталось девяносто четыре и каждому из них пришлось грести за двоих. Матросов же уцелело шестеро. Но припасы хранились в трюме — ураган не добрался туда. По расчету Шутры, взятых с Тапробаны плодов, злаков и сохранившихся ячменных лепешек хватит для полуголодного существования. А за бортом всегда есть рыба. Не пострадали запасы пресной воды.

Утром солнечного дня «Магулим» достиг берегов Африки и круто повернул на север.