Пять баксов для доктора Брауна. Книга 6 - Маллоу М. Р.. Страница 60

— Да! — подтвердила тетка. — Пора, наконец, тебе стать серьезнее. Вандерер, правда, они удивительно подходят друг другу?

— Не знаю, — отозвался миллионер. — Что ж, господа, увидимся за обедом.

Глава тридцать пятая. Форс-мажорные обстоятельства

За обедом диспозиция была такая:

Стол у окна — лучший в ресторане отеля — Вандерер со своей дочерью;

Стол за ними, ближе к двери — мистер Маллоу и миссис Кеннел;

Стол перед ними, ближе всего к оркестру — мистер Кеннел и мисс Бэнкс.

— Ну что же, мистер Саммерс, вот вы и добились, чего хотели, — сказала доктор. — Форд разорвал контракт.

— Как? — поразился коммерсант. — Уже? Я ждал этого, но… так скоро?

— В тот же день, когда вышла газета, насколько я поняла. Прислал письмо с нарочным.

— Очень мило, очень мило.

— Мистер Маллоу читал мне это письмо. Форд ссылается на пункт «форс-мажорные обстоятельства».

Форс-мажорные обстоятельства! Этот пункт он знал наизусть. Эти слова снились коммерсанту, и разбуди его ночью — в любое время и в любом состоянии, он без запинки бы процитировал: «Контракт расторгается при возникновении обстоятельств, которые делают, полностью или частично, невозможным выполнение договора одной из сторон по обстоятельствам, не зависящим от ее вины и намерений».

— И «от себя лично» прислал отступные — пятьдесят долларов, — прибавила доктор Бэнкс.

Коммерсант прищурился.

— О! Он все-таки почувствовал себя виноватым. Видите, у меня получилось!

Доктору Бэнкс оставалось только смеяться.

— А кто был этим источником, на который ссылаются газеты? — спросила она. — Вы?

— Нет. Вы разрешите? — Саммерс, тоже смеясь, прикурил. — Это все тетушка.

И он передразнил скрипучим голосом:

— «Что это вы тут понаписали? «Некий Кеннел»? Милейший, я вам удивляюсь. Нет, вы просто болван! А может быть, мой племянник — тоже известный человек? Этого вы не допускаете? А еще репортер! Вы даже не удосужились поинтересоваться его личностью!»

— Значит, это и самом деле был поцелуй на миллион долларов? — доктор ахнула и прикрыла рот ладонью. — Боже! Да это же вы! Вы подсказали этот заголовок репортерам, чтобы сообщить Маллоу!

— Мисс Адлер! — развел руками коммерсант. — Вот не думал, что вам понадобится столько времени догадаться! Ну, конечно, я. Я знал, что Форд будет действовать быстро. Не думал, правда, что настолько, но все равно: Маллоу должен был успеть принять кое-какие меры, чтобы мы не остались совсем уж с голой… э, простите.

— Ничего-ничего. Мне кажется, сегодня можно. Кроме того, это правда. Вы избавились от Форда, но остались при этом — вот именно то, что вы сказали.

Саммерс задумчиво размешал лед в стакане с водой.

— Когда мы познакомились с Фоксом, он произнес удивительную вещь: «Делать деньги — искусство. Искусством это становится тогда, когда вы, во-первых, любите свое дело, и, во-вторых, любите деньги, которые оно приносит. В равной пропорции».

Так вот, доктор, почти двадцать лет я пытался найти ее, эту пропорцию. Но, наверное, равновесия между любовью к деньгам и любовью к своему делу не бывает. Наверное, так. Рано или поздно приходится делать выбор.

— В таких вещах не бывает равновесия, мистер Саммерс.

— В каких вещах?

Она, смеясь, покачала головой.

— Это что, — поразился коммерсант, — вы что… вы заговорили о любви?

— Ну, раз я беседую с «каирским возлюбленным дочери миллионера», — доктор любовалась лепниной на потолке, — отчего бы и мне не вставить два слова.

— Ах, так.

— Да, так. А вы думали, я буду молча любоваться на ваши подвиги?

— Ну, я… надеялся как-нибудь отбрехаться.

— Интересно, как вы собирались это сделать. Я верно понимаю, семья мисс Вандерер взяла вас в оборот?

— А вам смешно, да?

— Так вам и надо. Нечего было использовать девочку в своих целях.

— Помилуйте, Эдна — ребенок! Нельзя же относиться к этому всерьез!

— Мистер Саммерс, мне было одиннадцать лет, когда я испытала нечто подобное, и это было очень серьезно.

— Да? — коммерсант помялся. — А… а кто он был, доктор?

— Мистер Жиллет [29], — сухо ответила доктор.

Коммерсант уставился на нее.

— В чем дело? — раздраженно спросила Кларенс-Вирджиния Бэнкс.

— Ни… ни в чем, просто полюбопытствовал. Но доктор! Он же был старикан еще, когда мы с вами родились!

— Мне не хотелось бы обсуждать такие вещи.

— Ах, я понял! — коммерсант откинулся на спинку стула и сложил руки на груди. — Вы втрескались в карточку. У девчонок это бывает.

Доктор вонзила ложку в мороженое.

— У мальчишек, полагаю, тоже.

— М-может быть, — не стал спорить коммерсант. — Правда, я никого такого не знал…

А что, да? — он наклонился ближе. — Так и было? Влюбились в карточку?

— Мистер Саммерс, давайте сменим тему.

— Надо же, а меня никогда не водили в театр.

— Тетя тоже нечасто ходила в театр. Мы не могли себе этого позволить. Это был особый случай. Мы смотрели спектакль на Бродвее.

— А что, — коммерсант еще больше понизил голос, — держали его карточку под подушкой, да? И на ночь целовали?

— Мистер Саммерс, я прошу вас!

— Ну, ладно… Знаете, я же и представить не мог, что Маллоу возьмет, и привезет вас.

Доктор удивленно приподняла бровь.

— Как? — она выпустила ложку и отодвинула вазочку с мороженым. — Вы же сами дали телеграмму!

Саммерс запнулся.

— Э-э… — протянул он. — Простите меня, доктор, отвлекся. Так что вы сказали?

— Но разве это не вы дали телеграмму?

— Естественно, я! Я имел в виду, я не думал, что вы согласитесь.

— А я, в свою очередь, не думала, что вы решитесь впутать меня в свои сомнительные дела. Мне показалось, что только крайняя необходимость могла заставить вас просить…

— Знаете, я очень волновался. Так долго придумывал, как бы вам все объяснить… я, вообразите, не помню, что сам написал!

— Вы написали: «любой ценой уговори ее приехать».

— Ах, да! — воскликнул Саммерс. — Да, конечно! И что, вы немедленно согласились?

— Вы написали, что положение отчаянное, — доктор внимательно смотрела на него. — И вы упомянули желтую лихорадку. Это правда?

Тем временем за соседним столом тетушка Ральфа кушала пирожное.

— Скажи, дорогой, — спрашивала она Маллоу, — давно это у них?

Маллоу заметил, что девчонка, глядя в его сторону, поправила очки, и улыбнулся ей. Спина Вандерера, который нарочно уселся так, чтобы дочь не видела Д.Э. Саммерса с невестой, напряглась.

— Да лет пятнадцать уже, — сказал Дюк. — С тех пор, как он встретил ее под Фриско.

Миссис Кеннел без всякой совести рассматривала обоих в лорнет.

— Гм, гм, — бормотала она. — Я ничего не знала. Что же так долго… Это все мисс Бэнкс, правда?

— Кто же еще? — весело поинтересовался Маллоу. — Больше некому. Он, понимаете ли, для нее — сомнительная личность.

По спине Вандерера было понятно только то, что он все слышит.

— Ах, так? — воскликнула тетушка Элизабет. — Мой Ральф — сомнительная личность? Да порядочнее болвана не найти на всем свете! Он воспитан лучше, чем все эти денежные мешки, вместе взятые! Он из уважаемой семьи, наконец!

— Нет, нет, миссис Кеннел. Все это ей прекрасно известно. Она, понимаете, не одобряет его род занятий.

— Гм, — пробормотала тетка. — Что ж, я ее понимаю. Но… милый, а ведь он ей очень нравится?

— И не говорите. Пятнадцать лет спокойно смотреть на него не может.

— Не была замужем?

— Еще чего.

— Гм. Гм. А ты что же?

Маллоу подскочил.

— А что сразу я?

— Что ты бабник — у тебя на лбу написано, — махнула рукой тетка. — Я спрашиваю, ты что, наблюдаешь за ними столько времени — и никому ни слова?

— Да какие уж тут слова… Он убил бы меня на месте. А она тем более. Знаете, как они ругались!

— Гм, — тетушка продолжала лорнировать двоих за столиком, — ругались?