Мария, княгиня Ростовская - Комарницкий Павел Сергеевич. Страница 141

— Мне кажется, Ростислав Михайлович, мы с тобой здорово поладим!

Холодный осенний воздух вливался в шатёр, принося запахи большого стойбища. Гуюк поморщился — да, здесь, в Харахорине, уже почти не ощущается запах бескрайней, чудесной и вольной степи, всё больше запахи навоза и человеческих испражнений. Правы старики, говоря, что от юрты до юрты не должна долетать стрела. Слишком большое стойбище этот Харахорин, и слишком много в нём накопилось нечистот. В том числе и ненужных людишек.

Думал ли великий Чингис-хан, когда создавал этот город посреди степи, во что преобразится его детище? Он мечтал о великой столице, центре Монголии от Начального до Последнего моря. Обиталище Повелителей Вселенной. А что мы имеем?

Горы гниющего мусора, наваленные между юрт, расположенных в немыслимой для монгола тесноте. Тучи мух, собаки и бездомные слабоумные, роющиеся в этом мусоре в поисках костей. И души монголов точно так же завалены мусором. Дрязги, склоки, тайные заговоры. Яд повсюду, в каждой пиале плова, в каждом глотке вина или даже доброго монгольского айрана… Китайский трупный яд вытесняет честную саблю. Завет великого Чингиса дойти до Последнего моря… да кто, если откровенно, думает сегодня об этом? Разве только Бурундай-багатур, всё никак не сдохнет старый пёс…

— Повелитель, там Елю Чу Цай, — между шёлковых портьер возникла раскормленная рожа стража.

— Ну так путь войдёт!

Стражник исчез, и спустя полминуты в покой Повелителя Вселенной вошёл китаец, вежливо склонившись. Гуюк-хан улыбнулся.

— Рад видеть тебя, мой друг. Ведь друг, не так ли?

— А разве может быть иначе, мой Повелитель? — ответно улыбнулся Елю Чу Цай.

— Может, — по-прежнему улыбаясь, Гуюк кивнул. — Садись, уважаемый. Я догадываюсь, что ты принёс мне плохую весть — в последнее время хороших просто нет — и гадаю лишь, насколько плохую.

— Так и есть, мой Повелитель, — вздохнул китайский советник. — Бату-хан намерен выдавать ярлыки на правление владыкам Урусии, причём единолично и без согласования с тобой.

Гуюк с силой втянул воздух.

— Так… Ну что же, он сам решил свою судьбу.

Китаец вновь почтительно склонил голову.

— Разумеется, ты можешь принять любое решение, господин мой. Однако, если тебе интересно мнение твоего советника, сейчас не следует ничего предпринимать. Это явная провокация.

— В смысле?

— Ты забыл, что Великий курултай так и не согласился утвердить тебя, поскольку без главы рода это якобы незаконнно. Если ты сейчас двинешь своих людей на Бату, это будет мятеж, и твои враги объявят тебя вне закона.

— Я не так глуп, Елю Чу Цай, — резко ответил Гуюк-хан. — У меня нет сейчас столько воинов. Однако чаша с отравой найдётся.

— Это было бы наилучшим решением, о Повелитель! — склонил голову китаец. — Однако сделать это будет трудно.

— Сколько?

— Нет, Повелитель, ты не понял — не дорого, а трудно. Во всяком случае, не так быстро.

— Ну хорошо, а что делать?

— А ничего не делать, Повелитель, — усмехнулся китаец. — Не замечать, и всё. А вот когда тебя утвердят, это будет уже обвинение Бату.

Гуюк немного подумал.

— Хорошо, мой мудрый Елю Чу Цай. Сделаем пока вид, что ничего не видим.

Снег падал крупными, пушистыми снежинками, медленно плывущими в воздухе. Князь Ярослав осторожно подставил голую ладонь, и снежинка, поколебавшись, мягко опустилась на неё. Какую-то долю секунды она пребывала в неподвижности, а затем вдруг мгновенно осела, превратившись в капельку воды.

— … Едут, едут!

Верховой подскакал к свите князя, осадил коня.

— Рысью едут, княже. Через пару минут будут тут.

— Кто едет? Тудан?

— Не видно издали-то, Ярослав Всеволодович.

Князь нахмурился. Да, это будет хуже, если прибудет другой посол. Знакомый чёрт всяко лучше незнакомого, и новая метла всегда чище метёт… Вот и выметет всё до крошки. Так бы прикормить посла татарского, да и жить потихоньку, но ежели каждый год новый приезжать будет, то какой смысл? Только лишние расходы… И не прикармливать нельзя, вот беда-то!

Кортеж вывернул из-за поворота лесной дороги, вытягиваясь по направлению к городу. Князь Ярослав вгляделся — нет, похоже, не Тудан… Точно не Тудан…

— Здрав будь, славный посол Бату-хана! — поднял руку в приветственном жесте Ярослав.

— И тебе крепкого здоровья, великий князь! — против обыкновения монгольский посланник правильно произнёс трудное для чужого выговора русское слово.

Кони поравнялись, и князь с монгольским послом двинулись к раскрытым воротам города стремя в стремя, вежливо-дипломатично улыбаясь.

— Прости, что имя моё осталось для тебя втуне до сего дня. Я знаю, ты жаждал увидеть Тудана, но что делать — Повелитель решил иначе… Моё имя Неврэ-нойон, Ярослав Всеволодович.

— Я рад приветствовать тебя, Неврэ-нойон! — князь улыбнулся шире. — Надеюсь, мы здорово поладим.

— Я тоже на это надеюсь, князь, — вернул улыбку монгол, скаля крепкие желтоватые зубы.

Ярослав обвёл глазами свиту посла.

— Я гляжу, и славного Балдан-багатура нет среди людей твоих. Ежели не секрет, Неврэ-нойон, кто отправлен в Ростов за данью?

— Э, князь, его здесь нет. В Ростов нынче поехал Гаха-багатур, только он прямо из Москвы пошёл к Ростову.

Перехватив удивлённый взгляд Ярослава, Неврэ ухмыльнулся.

— Да, князь, имя у него неблагозвучно [ «гаха» по-монгольски «свинья»], но уверяю тебя, оно ему подходит как никакое другое…

Монгол захохотал, снова демонстрируя крепкие зубы.

— Не всем выпадает удовольствие беседовать с высокоучёным Балданом!

Князь дипломатично улыбался в ответ. Свиней нам только тут и не хватает…

— Могу дать тебе бесплатный совет, Ярослав Всеволодович. Если не хочешь видеть у себя Гаху, поезжай в Орду и получи ярлык у великого Бату-хана. Обговорите размер ежегодной дани, и ты сам будешь отправлять её в Орду. Иначе никак.

— Спасибо за совет, нойон. Весной так, должно, и сделаю. Однако я там никого не знаю почти…

— Э, князь, а вот это будет приложение к совету. Только оно, как сам понимаешь, уже не бесплатное! — засмеялся посол, щуря раскосые глаза.

— Здрав будь, славный посол великого Бату-хана!

Гаха с любопытством разглядывал ростовскую княгину, про которую в Орде уже ходили слухи, что она колдунья. Или нет, это сестра у неё колдунья, та, что под Суздалем… Совсем ещё молодая женщина, красивая, прямо скажем…

— И тебе привет, Мари-коназ. Где ты выучилась так хорошо говорить по-монгольски?

— Время было, — улыбнулась Мария. — В прошлый раз к нам приезжал Балдан-багатур и молодой Худу-хан… Мы ждали их и нынче.

— Э, Балдан направлен в Галич, по-моему, к коназу Данаилу. А молодой Худу остался нынче дома. Похоже, вы совсем свернули мальчишке голову. Хан Берке говорил, он всё время рассказывает про говорящую кошку, что живёт у тебя в доме. Это правда, Мари-коназ?

— Да не говорящая, а грамотная, — засмеялась Мария. — Так оно и есть, багатур. Скоро сам увидишь, если захочешь.

— Ха! — Гаха ощерил зубастую пасть. — Чего только не придумают эти урусы! Глупости всё это, Мари-коназ. Это как раз премудрый Балдан забивает себе голову книгами и прочим. Вон у меня есть толмач, который знает по-русски. А вон писец, который будет всё записывать. Он же при нужде прочтёт написанное. Мне это зачем? Настоящий господин не должен заниматься подобной ерундой, он должен повелевать, и всё тут.

— Каждому своё, — улыбнулась Мария.

— Вот именно! — снова захохотал Гаха. — Кому закорючки на сухой телячьей коже или бумаге, а мне подавай серебро и золото!

— … Сколько?!

— Ты хорошо слышал, коназ Магаил, зачем я буду повторять одно и то же?

Михаил Всеволодович катал желваки, глядя на монгольского посла.

— В прошлом году Неврэ-нойон обещал, что в этом дань будет меньше. Та дань была столь велика, потому как за два года.