Мария, княгиня Ростовская - Комарницкий Павел Сергеевич. Страница 146

Княгиня хмыкнула. Цены на всё, подскочив после нашествия, выровнялись, а в последние два года стали даже ниже предыдущих, мирных лет. Мария встала, подошла к полке с архивами, покопалась в них и достала нужное. Да, точно, вот цены того, мирного лета. Железо в одну цену, пожалуй, а всё остальное дороже. Вот мёд и воск тогда дешевле были, да и меха…

Мария захлопнула толстую книгу, положила её на полку. Дешевле? Нет. Не товары стали дешевле, а серебро дороже, вот что. Раньше дань, как бы тяжела она ни была, оставалась в княжьей казне и вновь шла в оборот. Теперь же серебро и куны уходили в Орду безвозвратно. Деньги вымывались из страны.

Она села на лавку, облокотилась о стол. Это только начало. Пока это сказалось на падении цен, и купчины-выжиги, вовремя зажавшие серебро, даже радуются. Однако скоро радости их придёт конец. Скупленные подешёвке товары будут гнить на складах. Деньги — кровь торговли. Без серебра торговля захиреет, превратится в мену «дай-на-дай». Возможно, в деревне это и пройдёт — кузнецу заплатят хлебом, соль сменяют на холстину… И всё. Замрут торги, соляные и хлебные, не будет товаров заморских — какой купец из-за моря потащится, ежели тут у него ничего не покупают? Не погонят с юга табуны, не будут строить более ладьи быстрокрылые…

— …Нет, Борис Василькович, так у тебя дела не будет!

— Да, Воислав Добрынич, ты-то вон какой! — донёсся слегка обиженный голос мальчика. — Сверху-то каждый может!..

Мария усмехнулась. Мне бы твои заботы, Борис Василькович.

Здоровенные нукеры, одетые в золочёные кольчуги, молча расступились, открывая проход. Ладно хоть тут мзду не берут, усмехнулся про себя Ярослав, входя в шатёр. Первое место во всём Сарае…

— Рад приветствовать тебя, князь Ярослав Всеволодович! — встречавший его человек говорил по-русски бегло и почти без акцента. Князь вгляделся — непонятно, что за человек.

— Ты, почтенный, из каковских будешь?

— Это не должно тебя беспокоить, князь Ярослав, — улыбнулся толмач. — Здесь все мы слуги величайшего Бату-хана. Жди, он тебя примет.

Переводчик нырнул за голубые бархатные портьеры, уже сильно закопчённые поверху. Ярослав Всеволодович огляделся. Да уж…

Дворец Бату-хана представлял сборище шатров, укреплённых на высоких столбах, обтянутых белым войлоком. Внутри сооружение было украшено пёстро и аляповато — китайский шёлк, индийсткий муслин, тяжёлая византийская парча и европейский бархат соседствовали с тигровыми и барсовыми шкурами, роскошные персидские ковры на полу, изрядно затоптанные и кое-где продранные, и совершенно неожиданно в углу голая каменная баба, явно из какого-то языческого храма. Баба плясала, бесстыдно растопырив ноги и загадочно улыбаясь.

— Слышь, Борис Лукинич, ты вроде дока… Это откуда такое? — кивнул Ярослав на статую.

— Да вроде как в Индии такие вот… А мож, ещё подале где… — отозвался Борис Лукинич, боярин из свиты, допущенный в приёмную Бату-хана.

Князь огляделся — сесть было не на что. А впрочем…

— Садись на пол, ребята!

Нукеры охраны с удивлением наблюдали, как урусы, вместо того, чтобы дожидаться приёма на ногах, как все посетители, рассаживались вдоль стен. Сам князь привалился к каменной бабе и прикрыл глаза.

Вообще здешние порядки были таковы, что оставалось только вертеть головой от изумления. Во-первых, владимирское посольство никто не встретил — если не считать таможенного чиновника с сильной вооружённой охраной, немедленно потребовавшего мзду, как будто это было не посольство, а купцы. Пришлось заплатить, и не так уж мало. Дальше — хуже. Пришлось искать ночлег, прокорм и прочее. Никто не интересовался великим князем и его людьми, и для того, чтобы проникнуть ко двору Бату-хана, пришлось искать нужных людей и платить, платить, платить… Лишь на шестой день, подкупив стражников, князю удалось проникнуть к ханше, где принесённые богатые дары решили наконец дело — князю было объявлено, что назавтра поутру Повелитель примет его. С богатыми дарами, естественно.

— Князь Ярослав, Повелитель Вселенной Бату-хан ждёт тебя! — вновь возник из-за занавеси толмач.

Ярослав дважды глубоко вдохнул и встал, направляясь к портьерам. Однако вход ему преградили два здоровенных нукера.

— К Повелителю нельзя входить с оружием, князь, — сказал переводчик.

Пришлось отдать и меч, и кинжал. Более того, наглый охранник охлопал Ярослава, ища спрятанное оружие. И это пришлось стерпеть.

В покоях Бату-хана царил полумрак, но прохлады не ощущалось — степное солнце уже набрало летнюю силу, калило нещадно, и войлочные стены не служили преградой наружному зною. Золотые светильники-чаши, заправленные жиром, ещё усиливали жару, добавляя к тому же аромат горелого жира.

Бату-хан сидел за дастарханом, уставленным блюдами, и князь поймал внимательный взгляд раскосых глаз. Рядом сидел старик в роскошном, но сильно засаленном халате, обгладывающий баранье рёбрышко. Глаз старика было не видно, и только изредка из узких щелей коротко просверкивало сталью.

— Приветствую тебя, величайший Повелитель Вселенной Бату-хан! — Ярослав церемонно поклонился. Толмач забормотал, переводя, и Бату коротко кивнул.

— Ты можешь сесть вот здесь, князь Ярослав, и взять себе мяса, — переводчик указал место возле дастархана. Ярослава передёрнуло, но он усилием воли сохранил полное спокойствие — надо же, какие обычаи у поганых, слуга гостю разрешает мясо со стола брать…

— Благодарствую, великий хан! — глядя прямо на Бату-хана, ответил князь, усаживаясь на указанное место. — Я прибыл сюда по зову твоему и жду указаний.

Памятуя, что отказ от предложенного угощения у монголов равнозначен оскорблению, Ярослав Всеволодович взял кусок хорошо прожаренного мяса и стал есть. Бату, выслушав переводчика, опять кивнул и заговорил.

— Немного не так ты сказал, князь Ярослав, — начал переводить толмач. — По зову моему, это верно, однако, очевидно, говорить следует тебе, не дожидаясь указаний. Повелитель говорит — излагай своё дело. Просьбу свою, князь Ярослав.

Ярослав положил недоеденый кусок мяса на край стола.

— Как скажешь, Повелитель. Хочу я просить ярлык на право княжить над всеми землями русскими. И готов, само собой, заплатить за то великую дань…

… Боярин Борис Лукинич встрепенулся — из за портьер, пятясь, появился Ярослав Всеволодович. Развернулся на месте.

— А, ты здесь?

— Ну как? — вскочил на ноги боярин.

— Всё хорошо! — князь обернулся к стражнику, которому отдавал меч и кинжал. — Меч и прочее подай-ка, парень!

Стражник понял, кивнул и исчез, через минуту вернувшись с вещами. Князь Ярослав смотрел на протянутый ему меч с удивлением — вместо отличного меча в богатых золочёных ножнах монгол протягивал ему обшарпанный, явно трофейный.

— Это не мой! И кинжал не мой!

Нукер, невозмутимо улыбаясь, положил принесённое на ковёр и отошёл, застыв истуканом возле прохода в покои Бату-хана. Ярослав смотрел на наглеца, тяжело дыша и сжимая кулаки. Дать в морду? Он с оружием, и другие тут стоят… Идти жаловаться назад, самому Бату-хану, мимо этого прорываться? Глупо, как унизительно глупо…

Ярослав пнул ногой дешёвенький меч и совсем уже плохой кинжал, развернулся и вышел вон. Боярин поспешил за ним, на ходу отстёгивая свой меч.

— Возьми, Всеволодович…

— При себе держи, — прошипел Ярослав, — не то не сдержусь я…

* * *

Грязь хлюпала под ногами коней, ошмётками летела в стороны, и Шэбшээдэй невольно поморщился — некстати сейчас измазаться в грязи, подобно бедному табунщику…

— Вот интересно, Шэбшээдэй, почему в Сарай-Бату всё время грязно? — ехавший за ним вслед Эрэнцэн старательно избегал наиболее глубоких луж. — В степи уже снег сошёл, земля просохла, а тут лужа на луже. Даже летом, когда земля твердеет, как камень, тут грязь…

Словно в ответ из-под забора, сплетённого из хвороста — явно работа какого-то русского раба — с шумом выплеснулась изрядная порция помоев, вливаясь в глубокую лужу. Конь всхрапнул от неожиданности, но Шэбшээдэй твёрдой рукой удержал его.