Мария, княгиня Ростовская - Комарницкий Павел Сергеевич. Страница 149

Ждан навалился на отполированную до блеска рукоять руля, направляя ладью в глубокий проход между бурунами.

— Ребятушки, а ну поднажми! Не спать, не спать на пороге-то!

Тюрюубэн отхлебнул из пиалы пряное вино, зажмурился — эх, хорошо!

Для хорошего настроения у Тюрюубэна имелись все основания. Во-первых, солнце светило сегодня совершенно по-летнему. Это там, в дремучих урусских лесах ещё, наверное, не везде до конца стаял снег. Здесь же, на привольных степных просторах тёплый ветер с близкого южного моря давно согнал нестойкий снежный покров, уже вовсю зеленела трава, и заметно исхудавшие за зиму стада овец, коров и лошадей жадно щипали её, на глазах восстанавливая силы.

Был и другой повод для хорошего настроения. Обычно хлеб в низовья Днепра доставляли морем генуэзские торговцы, и брали довольно дорого. В этом году из-за не то войны, не то неурожая цена заморского хлеба ещё выросла, и какова же была радость Тюрюубэна, когда явился к нему урусский купец Джан, торговый агент коназа Магаила. Урус предложил пшеницу по цене, заметно меньшей, чем заморская, и ещё дешёвый овёс, который в здешних местах был дороже пшеницы — а ведь овёс так полезен для породистых коней! Дешёвый овёс, это как раз то, что нужно…

Правда, Тюрюубэн удивился, что Джан не продаёт хлеб выше порогов, куда генуэзские купцы обычно не добираются. На что урус ответил, что там свирепствует бешеный коназ Андрэ, все бегут, и никакая нормальная торговля невозможна. Тюрюубэн сокрушённо цокал языком, качал головой — да, ему известно об этих делах… К счастью, так далеко на юг бешеный волчонок не забирается. В общем, договорились.

Тюрюубэн вновь отхлебнул из пиалы. Нет, жизнь определённо хороша… С тех пор, как величайший Бату-хан пожаловал Тюрюубэну обширные угодья, дела его пошли в гору. Третий год тучнеют стада на обширных пастбищах. А ещё Тюрюубэн скоро будет имеет прибыль от торговли особого рода.

Генуэзские купцы, как известно, с удовольствием покупают урусских девок, особенно тех, у которых волосы словно золото. Сколько стоит молодая, красивая урусская девка с золотыми волосами? Правильно, дорого. А сколько стоит маленькая девчонка? Правильно, гораздо дешевле. Ну, дошло? То-то! Тюрюубэн берёт девчонок, держит их у себя года три-четыре и продаёт гораздо дороже, чем купил. Нет, он не бьёт их без нужды, не морит голодом и непосильной работой — зачем портить будущий товар? Он, правда, пользуется понемногу сладкими курочками, но это им только на пользу — такие девочки уже в двенадцать лет послушны и хорошо знают, что такое мужчина. А в двенадцать лет их уже можно и продать, тем более в тринадцать… А уж в четырнадцать обязательно! Дольше держать нет смысла: хотя работа у Тюрюубэна не слишком тяжела — сыр делать, войлок там валять — но руки могут сильно огрубеть, и цена упадёт… И потом, в этом возрасте они уже вполне могут зачать при неосторожном обращении, зачем Тюрюубэну беременные рабыни? Морока одна… Вот нынче он продаст заморским купцам первую партию товара, а там пойдёт дело, пойдёт! Корм свой, выращивать нетрудно…

Скоро он станет богатым, очень богатым!

Размышления монгола превало появление всадника, скакавшего крупной рысью.

— Ну что там?

— Хозяин, пять больших лодок идут через пороги! До заката они будут здесь!

Тюрюубэн залпом допил вино.

— Отлично! Готовь людей и повозки!

— … Левым бортом греби! Правым табань!

Ждан изо всей силы орудовал рулевым веслом, да и гребцы старались на совесть. Ненасытец — самый страшный из всех порогов на Днепре, и не сосчитать, сколько кораблей и душ поглотил он… За то и назван Ненасытец, кстати. Двенадцать уступов гигантской каменной лестницы, и даже сейчас, в половодье, не так просто проскользнуть в узкие проходы между скрытыми водой глыбищами. Пожалуй, что в летнюю пору и вовсе не прошли бы с грузом…

— Правый борт греби!

Ладья ухнула с очередной ступени, глубоко зарывшись носом, людей окатило водой с носа до кормы.

— Оба борта греби! Сильней, сильней!

Ждан даже не оглядывался, как там идут следующие за ним «в струне» остальные. Некогда оглядываться, Бог даст, пройдут, а нет, так уж ничем не поможешь…

— Правый греби, левый табань!

Ух! Снова водопад брызг, но и эта ступенька пройдена.

— Ребята, последняя ступень! Давай, давай, работай! Оба борта!

Тяжёлая туша судна в последний раз взвилась и тяжело осела в воду, качаясь с носа на корму.

— Никак, прошли, ребята! — Ждан бросил рулевое весло кормщику, помогавшему ему на этом пороге, отёр пот со лба. — Вроде как прошли, говорю!

Гребцы разом расслабились, опустив вёсла.

— Слышь, Онфим, вон там заливчик имеется! — указал рукой купец. — Правь туда. Отдохнуть надо дать ребятам, поесть малость! Не то свалятся… Давай-ка ещё погреби, ребята, каша ждёт!

— … Ну что там?

Князь Андрей оглянулся на всадника, подъезжавшего сзади.

— Всё хорошо, княже! Прошли они Неясытец-порог!

Андрей Мстиславич обозрел своё воинство. Четыре сотни всадников, восемь сотен коней — наученный горьким опытом, князь всегда держал запасных коней — стояли в неглубокой и неприметной балке. Кони мирно паслись, воины сидели группками, негромко беседуя. Костров никто не разводил по княжьему приказу, чтобы не выдать местонахождение отряда.

Сюда они проникли под покровом ночи, сделав длинный и скрытный переход. Ещё никогда Андрей не забирался так далеко на юг — в здешних степях спрятаться было очень трудно. Высланный к Днепру дозор затаился пониже главного порога Ненасытец и должен был предупредить князя, едва ладьи с грузом пройдут тот порог.

Время тянулось и тянулось, солнце, повисшее над головой, жарило почти по-летнему, так что в лощинке было уже почти тепло. Никто из любдей Андрея не высовывал носу из укрывшей их балки, и в боевом охранении сегодня лежали пластуны, держа наготове тяжёлые луки — на случай, если какой-нибудь неудачливый пастух на свою беду решит прогнать отару через лощину. Впрочем, пока таковых неудачников не наблюдалось.

— Значит, так! — Андрей встал, разминая затекшие ноги. — На место они прибудут не раньше вечера, и мыслю так, ночь простоят на якоре, подалее от берега. Утром же начнут разгрузку. Вот к утру мы и подскочим. Чтобы не грузить зря товар туда да обратно.

— С хлебушком будем, княже? — осклабился вестовой.

— Беспременно, — без улыбки подтвердил Андрей.

Он вдруг насторожился, хищно поводя ноздрями — один из лежавших на склоне балки сторожевых, скрывавшийся за неприметным кустиком, скатился на дно лощины и подбежал к князю.

— Осложнение у нас, княже, — человек говорил негромко, вполголоса. — Похоже, какие-то пастухи сюда стадо баранов гонят.

— Сколько их?

— Кого, пастухов?

— Ну не баранов же!

— Да, это… трое.

Князь подумал пару секунд.

— Так. Радомир, берёшь своих людей и встречаешь гостей. Стрелять вблизи, наверняка. Смотрите не упустите никого!

— А с баранами что делать?

Андрей Мстиславич чуть улыбнулся.

— Придётся вам, ребята, попасти их малость. Одёжа на вас татарская, издали вы как есть поганые. Никто и не подумает, что подменили пастырей малость.

Радомир тоже заухмылялся в ответ. Идея была хороша — кто из других пастухов отправится за пару вёрст, чтобы проверить чужую отару? Со своей управиться бы…

— Надо так надо. Отчего не попасти? А вечером свежатинка будет?

— Эйе, здравствуй!

— И тебе здоровья, почтенный!

Надо же, как бегло по-русски говорит, снова удивился Ждан.

— Ну давай грузить будем, что ли?

— Давай, да!

На берегу уже стояли наготове подогнанные ещё с вечера повозки. Ревели волы и верблюды, всхрапывали кони. Ладьи, всю ночь простоявшие на якорях в двухстах шагах от берега, сейчас высунули свои носы на сушу, и дюжие ладейники в расстёгнутых рубахах уже налаживали сходни на берег.