Полет в лесные дебри - Шпанов Николай Николаевич "К. Краспинк". Страница 7

— Ну и версты ж у вас, Павел Тимофеевич!

— А цто, версты они у нас не меряны. Так ведь по ходу сцитаем. Может статься и гак тут маненький есть.

— Да на двенадцать-то верст гаку не меньше шести.

— Все может быть.

Но, наконец, мы в просторной, светлой избе. Жилье во втором этаже высокого дома. Внизу — кладовые. Хозяйка, куча ребят, испуганно глазеющих на нас из-за печки, все носит следы домовитой опрятности. Это не то, чего ждали мы в этой глуши.

Сбросили платье и сдали хозяйке. Сушится. Скоро на столе шумел самовар и с шестка глядела на нас сковородка большими желтыми очами шипящих яиц.

Много рассказал нам хозяин о том, как живет здесь народ. Трудно, с надрывом дается здесь хлеб человеку. Мало земли. Кругом леса и болота. Хлеба своего нехватает. Сено везут за десятки верст. Чтобы выработать на жизнь, идут зимой на лесозаготовки Северолеса. Получают по полтиннику с пятивершкового ствола. С валкой, вывозкой и разделкой на берегу. А за сплоченье и сплав — еще по двугривенному. В зиму выходит по двести стволов с человека. Рублей полтораста. Харч свой. Жилье тоже свое. Вот в таких зимовьях, какое попалось нам, и живут.

— А почему же вы не строите в зимовьях печей настоящих с трубами? Ведь в таком может дым просто задушить.

— А простая пецка нам не годится. Мало тепла от нее. День ведь деньской по пояс в снегу, а весной и во льде вороцаешься. Ввецеру, как придешь, тела не цуешь тоцно цужое. У пецки простой и просохнуть не можно. А такой, вот оцаг, как у нас, жару дает много больше. Ну, Миколай Миколаиц, цайку-то есцо стаканцик.

И хозяин цедит мне из самовара остатки на десятый стакан.

Изба набивается полным полнешенька. В деревне всего восемь дворов, но народу в них чуть не сотня душ. Мужики — народ все здоровый, степенный. Разговор ведется серьезный. Расспросы больше о том, зачем мы летали, да как? Сели зачем в таком медвежьем углу? Удивление общее, что выбрались целы из лесу. Кишмя кишит, по словам крёстьян, медведями. Грамотных здесь почти нет. Только те, что бывали на службе. Зато все знают компас.

— Во компас-то у вас был, это ладно, а то бы не выйти из лесу.

— А вы разве знаете компас?

— Обязательно. У нас у артели свой. Старый вот только, деревянный еще. От дедов достался.

Газета бывает здесь иногда у брата хозяйского, Зотей Тимофеича. Но про Авиахим ничего не слыхали. Сымпровизировали доклад.

Ночью простились с хозяевами и в лодке отправились на другую сторону Вычегды в Сойгу ждать парохода.

— А когда он здесь ходит?

— Сказать затруднительно. Вот сегодня прошел, например, тот, что должен был итти третьеводнись. Может завтра пойдет, а может статься и не пойдет. Да там подождете. Там у Яков Иваныча дом преотличный. И харч он вам приготовит.

Действительно, дом оказался у Якова Ивановича преотличный. Два этажа. Зимний и летний. Чистота — все блестит, Жили здесь два дня до парохода. Отсюда же и телеграмму справили в Москву с нарочным на телеграф за пятнадцать северо-двинских верст. По карте выходят все двадцать пять.

А потом поплыли по Вычегде на стареньком скрипучем, совсем не похожем на шефа, „Льве Троцком". На палубе громоздились зыряне с лайками, востроносыми крепкими псами. На Урал за охотой! А в буфете первого класса, куда нас, оборванных и грязных, пустили с явной опаской, заразительно вкусно плескается в стаканах кофе со сливками и разносится запах ветчины, зажаренной с луком. Все было в порядке.

Разноцветное поле разложенной на столе карты безобидно глядит на нас зелеными узорами лесов. Все в ней так просто и ясно. Курсовая черта твердой черной стрелой упирается в излучину Лупьи. Всего каких-нибудь два дюйма, не больше, отделяют место посадки от жилья. И на этих двух дюймах мы пять суток боролись с лесными завалами, плотной стеной вставшими между нами и жизнью. Все далеко. Приключение кажется просто интересной темой для журнальной статьи. Только подсохшие ссадины рук да гнойная рана ноги говорят о том, что борьба была не такою уж легкой, и победой над этими дюймами мы можем гордиться.

Но интересны не ссадины и не рана. Даже не эти два дюйма борьбы сейчас нас волнуют. Больше всего занимает вопрос: а где остальные? Кто пролетел дальше всех? Скорей бы добраться к газетам.

Примечания

1. Текст книги Н. Н. Шпанова «Наш полет в лесные дебри» приводится по изданию: Ник. Шпанов Наш полет в лесные дебри. С предисловием И. А. Фельдмана. — М: Издательство Союза Авиахим СССР и Авиахима РСФСР, 1926, 48 стр., тир. 3 т. экз. Название описано по титульному листу, на обложке указаны следующие данные: Н. Шпанов «Полет в лесные дебри» — М: Издательство «Авиахим», 1926.

Данная книга является первой книжной публикацией художественного произведения Н.Н. Шпанова.

2. Журнальная публикация данного текста была в журнале «Всемирный следопыт» (1926 г., № 12, стр. 16–33) под заглавием «Рассказ участника полета Н. Н. Шпанова “Затерянные в лесах. Приключения русских воздухоплавателей” с рис. В. Голицина, по зарисовкам автора рассказа».

3. В середине 50-х годов Н.Н. Шпанов для переиздания переработал данное произведение, дополнив сюжет и изменив назвние на новое: «Красный камень». Приведу слова автора из переиздания 50-х годов, поясняющие, как появилось это новое название:

«И тут я достал из кармана и отдал ему сафьяновый томик Шекспира. Это не тот, это мой, но он почти так же хорош, как подаренный мне на берегу Лупьи. А тот, заветный, на переплете которого остались следы болотной воды и в алый сафьян которого въелась жирная копоть костров? Вот уже тридцать лет стоит он в моем шкафу за стеклом, хранится так, как если бы надпись на первом его листке сделал сам Шекспир. Ведь он был вместе с нами! Да, да, что бы мне ни говорили — он был с нами. Разве это не он мок в болотах, коптился у костров, ел бруснику? И потому никогда не расстанусь я с этой книжечкой. Она как красный камень на дороге моей жизни, камень, у которого я и свернул сюда, в литературу…»

В «Красном камне» профессор М.Н. Канищев, после того, как воздухоплаватели потерпели крушение в лесу, время от времени читает сонеты Шекспира. В первом издании ни Шекспира, ни сонетов нет.

4. Предисловие к книжке написал И. А. Фельдман.

Вероятно (так как имя и отчество не указаны, только инициалы), это Фельдман Илья Александрович, о котором удалось найти следущие (довольно скудные) сведения:

Фельдман Илья Александрович (1894, Ковенская губ., с. Шавли — 1938.04.08) еврей, авиаработник, житель: г. Москва. Арест: 1936.11.01. Осужд. 1938.04.07. Военная коллегия Верховного суда СССР. Расстр. 1938.04.08. Место расстрела: г. Хабаровск. Реаб. 1956.03.17 По определению ВК ВС СССР, основание: за недоказанностью обвинения. Был начальником «Дирижаблестроя» в 1932–1934 г.г.

5. Установить дополнительные сведения, кроме тех, которые сообщаются в очерке, о профессоре Военно-воздушной академии Михаиле Николаевиче Канищеве не удалось.

6. Ниже приводится карта полета аэростата «Союз Авиахим» из журнала «Всемирный следопыт» (1926 г., № 12, стр. 18).

Карта полета аэростата «Союз Авиахим». Маршрут перелета указан пунктиром от Москвы до р. Лупьи (южнее Яренска).

Сканирование, подготовка текста, составление примечаний — Максим Безгодов

Санкт-Петербург, 27 сентября 2012 г.