Монмартрская сирота - Буссенар Луи Анри. Страница 11

Лошади содержались в загоне, окруженном забором из железной проволоки.

Колонисты жили тесным семейным кругом, вдали от городского шума. Здесь они могли забыть о страстях, эгоизме и безобразной жизни, которыми так бесславно известны крупные города.

Индейцы, эти неутомимые кочевники, которых ничто не может удержать на одном месте, однажды явились сюда, без всяких, конечно, дурных намерений.

Они обменялись дружескими приветствиями со своими братьями-белыми, отделили им часть только что добытой на охоте дичи и подарили несколько красивых одеяний, по индейскому обычаю, очень искусно сшитых из шкур бизона.

Разбив палатки, они развели огромные костры, на которых жарили мясо, плясали до упаду, угощали друг друга до пресыщения, пели песни и вели беседы самого фантастического характера.

После одной или двух недель шумного пиршества, гости сняли лагерь и умчались в глубь бесконечных прерий, чтобы снова внезапно появиться среди поселенцев Равнины Вех, так же внезапно исчезнуть и потом опять появиться.

Так, в полном довольстве, без малейшего горя, прошел целый год. Счастье было так безоблачно, что трудно было поверить в его продолжительность, особенно этим людям, которых всегда и всюду преследовали жизненные невзгоды и удары судьбы.

И действительно, этих достойных и благородных людей, которые уже победили, казалось, неумолимый рок, постигло страшное горе.

Постоянный прирост стад потребовал новых помощников, и Дэрош взял для присмотра за животными двух ковбоев, почти совсем одичавших на полной свободе.

Пастухов, вынужденных вести столь тяжелую и суровую жизнь, набирают по большей части из людей, выбитых из жизненной колеи и очутившихся на обширных равнинах Западной Америки из-за каких-нибудь грехов молодости, столкновений с правосудием или просто благодаря любви к приключениям.

Чтобы как-то существовать, они нанимаются на фермы: благо там не требуется никаких свидетельств и рекомендаций.

У вновь поступившего не спрашивают ни об его происхождении, ни о месте жительства, ни о роде занятий. От него лишь требуется умение владеть лассо для ловли животных и карабином для их защиты, а также способность просиживать по целым часам, дням и даже неделям в седле, не боясь ни зноя, ни холода, ни ветра, не страшась ни людей, ни диких зверей. Каждый, кто удовлетворяет этим условиям, может получить место с платой двадцать пять — тридцать долларов в месяц.

Среди ковбоев встречаются забияки, горькие пьяницы, но только не лентяи. Но зато среди этих выбитых из колеи людей и неисправимых бродяг очень много честных малых с профессиональным самолюбием.

Несмотря на привычку к излишествам, когда карман не пуст, ковбой является образцом честности, упорства в труде и энергии, когда он принимается работать.

Таковы в основном члены корпорации ковбоев, отчасти напоминающей французский легион, состоящий исключительно из иностранцев, но представляющий собой, несмотря на это, нечто цельное и стройное.

К сожалению, к этой буйной, но очень честной корпорации пристают иногда негодяи, бросающие на нее тень.

Два ковбоя ранчо Монмартр не составляли, казалось, никакого исключения из общего правила и были не лучше и не хуже своих товарищей.

Они обнаруживали самую горячую привязанность к детям и заботились о них, чему родители были очень рады.

Иногда маленькому Марселю, которому уже нравились лошади, оружие и вообще физические упражнения, позволяли сопровождать то одного, то другого из них куда-нибудь в окрестности.

Ковбой сажал Марселя впереди и несся во весь опор, а мальчик, чувствовавший себя счастливым, весело кричал: «Браво! Еще! Еще!»

Однажды оба ковбоя уехали с мальчиком и долго не возвращались. Обычно они отлучались не более чем на час, но наступил вечер, а их все не было.

Мадам Дэрош, вначале слегка беспокоившаяся, начала серьезно тревожиться, когда наступил вечер.

К несчастью, она осталась на ферме одна: Дэрош и Жо отправились искать место для постройки нового загона.

Она ухватилась за последнюю надежду: вероятно, Дэрош и Жо встретились с ковбоями и они возвратятся все вместе.

Ночью негр и хозяин вернулись домой страшно усталые.

Мадам Дэрош бросилась к ним навстречу с душераздирающим криком:

— Марсель! Где Марсель?

Предчувствие ужасной катастрофы, готовой обрушиться на семью и разрушить ее счастье, охватило несчастного отца:

— Но… я не знаю… Я его не видел…

Обезумев от горя и побледнев, мать прошептала:

— Ты его не видел… Он не с тобой… Марсель… мой мальчик… погиб… похищен, может быть…

Но она была храброй женой человека, побывавшего в огне двух осад и бесстрашно пережившего все ужасы Кровавой недели. Она хотела противостоять удару, поразившему ее в самое сердце, хотела остаться на ногах, быть твердой. И это ей удалось.

Смертельно бледная, с покрасневшими глазами, она схватила руку мужа, сжала ее до боли и изменившимся хриплым голосом воскликнула:

— Пойдем! В путь!

Лошади Дэроша и Жо, еще оседланные, стояли на привязи у входа в ожидании, пока их отпустят пастись на свободе.

Она вырвала карабин из рук оцепеневшего негра, схватила лошадь под уздцы, вскочила в седло и, снова вскрикнув: «Едем!», пустилась во весь опор.

Обычно она боялась огнестрельного оружия и верховой езды.

Бывало, муж, желая научить ее на всякий случай владеть ружьем и скакать верхом, давал ей в руки винтовку или сажал на лошадь, но она опускала курок, закрыв глаза и вздрагивая при звуке выстрела, и, сидя в седле, то и дело цеплялась руками за гриву лошади, боясь упасть.

Сраженный ужасным ударом, не сознавая, что делает, муж, с глазами полными слез, машинально следовал за ней.

Она мчалась наугад, не замечая, что начинавшая уставать лошадь возбуждалась только при звуках ее голоса.

— Марсель!.. Марсель!.. Дитя мое! Мой мальчик!.. Марсель!.. Марсель!.. — кричала она.

И голос обезумевшей матери, обыкновенно такой тихий и гармоничный, переходил в какой-то рев.

Лошадь, закусив удила, неслась как ураган.

Конь Дэроша мчался вслед за ней с развевающейся по ветру гривой и ржанием, которое повторялось, как эхо, пасшимися в степи кобылицами.

Не будучи в силах больше кричать, несчастная мать захрипела, и кровь хлынула из ее горла; она выстрелила из карабина в надежде, что ковбои увидят пламя и услышат звук выстрела.

Ей хотелось верить, что они задержались в пути случайно.

Может быть, они упали с лошади или сбились с дороги.

Отец, тоже безутешный, сохранял все же больше хладнокровия. Он думал, что ковбои, вероятно, были сообщниками десперадо, этих врожденных врагов колонистов, или даже сами принадлежали к их среде. Без сомнения, эти подонки похитили ребенка.

Но зачем? С какой целью?

Наверное, в качестве заложника, за которого можно получить большой выкуп.

Ему хотелось приблизиться к жене, поговорить с ней, попытаться утешить ее нежными словами и какими-нибудь убедительными доводами успокоить ее усиливающееся возбуждение.

Но несчастная ничего не видела, ничего не слышала.

Ее лошадь неслась наугад во мраке, закусив удила.

Ее призывы, то пронзительные, то хриплые и глухие, прерывались ружейными выстрелами.

— Марсель!.. Мар… сель!.. Мальчик мой!.. Слышите вы меня?

Мрак беспредельной прерии оставался по-прежнему непроницаемым и безмолвным.

Усталые лошади, с покрытыми потом, взмыленными боками, стали спотыкаться.

Дэрош с тревогой вспоминал о страшном столбняке, который, очевидно, сковал их из-за бешеной скачки и действие которого начало уже проявляться.

Он боялся, и не без основания, этой болезни, возникающей вследствие чрезмерной усталости и поражающей даже самых выносливых животных.

Опасения его оказались не напрасны.

Лошадь мадам Дэрош запуталась в траве и рухнула бездыханная, с неподвижными, сведенными судорогой ногами.

Конь Дэроша, бывший не в лучшем состоянии, остановился и застыл, как будто превратился в гранит.