Ракеты и люди. Горячие дни холодной войны - Черток Борис Евсеевич. Страница 95

На аэродром для встречи обычно приезжал начальник полигона вместе со своим начальником штаба. Так уж повелось, что встречающих собиралось не меньше, чем прилетающих, в тех случаях, когда летели вместе главные конструкторы, Главный теоретик космонавтики и председатель Государственной комиссии.

Самохин получил ВЧ-грамму, в которой был перечислен весь состав пассажиров. В этом списке я отметил отсутствие Глушко и Кузнецова, но были Исаев и Пилюгин.

Первый день декабря выдался необычно теплым и тихим. Все прилетевшие с удовольствием разминались, спустившись на землю Тюратама. Королев и Тюлин тут же объявили, что заседание Госкомиссии назначается на 17 часов на второй площадке, а сейчас они едут на стройку Н1. Оказалось, что почти все прилетевшие и встречавшие желают тоже посмотреть на стройку века, благо это по дороге ко второй площадке.

На всех наших больших стройках хорошие подъездные дороги появляются только после окончания строительства. Новостройки для Н1 исключения не представляли. Подъехать на легковых машинах по дороге, разбитой сотнями грузовиков, непосредственно к строительству было непросто.

Контуры нового огромного сборочного цеха уже были обозначены железобетонными колоннами. Общая площадь главного корпуса составляла 30 тысяч квадратных метров. Строились сразу главный корпус, вспомогательные служебные помещения и в полутора километрах новый городок с гостиницами, казармами, столовыми и прочими службами в расчете на шесть — семь тысяч человек.

Военные начальники строительства не упустили случая пожаловаться приехавшим, что на стройке работает всего пять тысяч солдат строительных батальонов, а чтобы закончить все объекты через год, — так приказано министром обороны — надо удвоить численность. Однако приказы не были подкреплены реальной помощью.

Из соображений безопасности два старта для Н1 строились в десяти километрах от большого сборочного завода. Общий объем строительно-монтажных работ на стартах был не меньше.

Подъехавший со стороны стартов Бармин добавил, что масштабы строительства сейчас превосходят во много раз то, что творилось при создании полигона, а темпы во столько же раз ниже. Заметил, что Министерство обороны, которое отвечает за строительство, в нем не заинтересовано.

— Американцы для «Сатурна-5» тоже еще старт не достроили, -сказал Бармин, — но ведь там Флорида, а у нас на носу тюратамская зима.

Королев, Бармин, Тюлин и Келдыш тут же договорились, что по возвращении в Москву после «посадки на Луну» сделают соответствующее представление Смирнову и в ЦК КПСС.

Вечером на Госкомиссии обсудили и утвердили дату и время старта — 3 декабря 13 часов 46 минут 14 секунд. В этом случае расчетное время посадки — 6 декабря 23 часа 57 минут.

Баллистики просчитали с точностью до секунды зоны видимости для НИП-10, время активного полета всех ступеней и блоков ракеты, расстояния до Луны при построении лунной вертикали, высоты начала и конца торможения.

Все события, привязанные по времени, докладывали так, словно ни у кого не было сомнений, что полет безотказно пойдет по этому расписанию. С такой же скрупулезной точностью проектанты доложили весовую сводку, начиная с общего веса четвертой ступени до АЛСа Е-6 № 12. Оказалось, что все наши труды имели целью мягко опустить на поверхность Луны всего 104,5 килограмма. Именно этой сотне с небольшим килограммов предстояло обеспечить очередной впечатляющий успех советской космонавтики.

Королев потребовал, чтобы были доложены данные по заправкам горючим и окислителем исаевского КТДУ и время его работы. Было еще много вопросов, на которые сразу давались точные ответы. Сказывался большой опыт предыдущих пусков.

Затем состоялись традиционные доклады всех главных конструкторов о реализованных мероприятиях и заверения в безусловной надежности системы, за которую каждый из них отвечает.

Далее все пошло штатно.

В бункере я отвоевал место у гостевого перископа. Самые волнующие секунды старта обычно идут без телеметрических докладов. Опытным глазом ситуация определяется быстрее, чем по мониторам.

Зажигание, беспорядочный огонь и дым предварительной — и факел главной ступени!

Откинулись стартовые стрелы, ревущая ракета плавно вышла из клубящегося пламени и быстро скрылась в серой пелене низкой облачности. Фактическое время старта отличалось от расчетного всего на 0,3 секунды.

Чуть взволнованные доклады с НИПов по громкой связи звучат в притихшем бункере: «Девяносто секунд… Полет нормальный».

Все ступени отработали по расчету. Через час, съехавшись на ТП, мы получили доклад, что блок «Л» отработал заданный импульс и Е-6 № 12 летит к Луне. Предыдущие неудачи всех нас научили быть сдержанными, и никаких особых эмоций по этому поводу не проявлялось.

До посадки на Луну оставалось чуть более 80 часов. Первая коррекция по расписанию была назначена на 4 декабря в районе 20 часов. Королев и Тюлин предложили всем пораньше лечь спать; на следующий день в 7 утра предстоял всеобщий разлет: кто в Москву, а Госкомиссия и все «лунатики» — в Крым.

Королев улетит из Тюратама в Крым. Ему не суждено будет больше участвовать ни в одном пуске. Никому из нас не дано было знать, что Королев ночует в своем обжитом за восемь лет «королевском домике» последний раз. Не суждено было знать Королеву, что он в последний раз проедет по бетонке со своей «двойки» на аэродром, что степь, на которую он смотрит, будет называться «Космодром Байконур», а имя доселе неизвестного академика Королева будет превозноситься средствами массовой информации всего мира.

Несмотря на усталость, я чувствовал, что нервное напряжение последних дней не позволит заснуть, и после ужина зашел к Исаеву. Он явно обрадовался и тут же протянул мне пачку своего любимого «Беломора».

События времен романтической авиационной молодости и приключений на немецкой земле давно ушли в прошлое. Но с годами у нас двоих усилилась потребность во встречах, позволяющих поделиться сокровенными мыслями.

Исаев сказал, что отпросился у Королева и в Крым не полетит — много неприятностей с морскими ракетами. Ему нужно срочно вылететь в Красноярск.

«Никак не могу справиться с этими бандитами, — сказал Исаев, имея в виду технологов красноярского завода, на котором шло серийное производство его двигателей. — Но это все ерунда. В конце концов мы их добьем. А вот вы с Н1, по-моему, крепко влипли. Я не хочу быть пророком. Уверен, что двигателя у Кузнецова скоро не будет. То есть металла в Куйбышеве наделать могут много. Мощности там колоссальные. Но отработать надежность для такой ракеты — да еще когда вы поставили только на первую ступень 30 бутылок по 150 тонн!

Вот смотрел я позавчера на грандиозное строительство и думал, что не в ваших интересах его форсировать. Нагонят еще десять тысяч солдат и построят. Это мы умеем делать с блеском. А вот двигатели, со всей арматурой, да еще по новой замкнутой схеме… Мне Вася Мишин и Миша Мельников расписывали эти двигатели как свое личное достижение. Якобы они убедили Кузнецова выбрать такую схему. Но я Ване Райкову больше верю. Он не разделяет их оптимизма. В 68-м году двигателей у вас не будет».

Потом Исаев рассказал о сцене, невольным свидетелем которой он стал на днях в самолете.

«Я, ты заметил, когда лечу с твоими начальниками, не люблю сидеть в переднем салоне, а сажусь в общий, где мне никто не мешает читать или спать.

Только я задремал, меня пригласили в передний салон, якобы пить чай. Ну, чай с печеньем, конечно, был и даже коньяк капель по пятнадцать. Но не это самое главное. Келдыш вздумал при Королеве спрашивать мое мнение относительно кузнецовских двигателей. Он еще при этом намекал, может быть, у Глушко на высококипящих компонентах большая тяга получится раньше. Ведь взялся же он делать большие двигатели для Челомея и Янгеля.

Сам понимаешь, откровенничать в такой компании, да еще глядя на мрачного Королева, я не хотел. И зачем мне это нужно, чтобы потом Келдыш ссылался на меня где-нибудь в высоких сферах. Затаскают по экспертным комиссиям.