Меж двух океанов - Ганзелка Иржи. Страница 19
Между тем время, это неумолимое предостережение разума, без нашей помощи и не считаясь с нами отмеряет мили залива, окутанные волшебством сияющей воды и темных звезд. Но, смилостивившись, оно отдает нас непостижимой красоте сказочного мира. Страшно протянуть руку — боишься, как бы от этого он не рассеялся. Молчишь, ибо даже самое хрупкое слово будет слишком вещественным в чарующей ночи чудес. Отдайся же ей целиком, всей душой, любуйся красотой, которая никогда не повторяется…
ВО ВЛАСТИ «ЮНАЙТЕД ФРУТ»
В небольшой комнате на третьем этаже доходного дома в предместье царил необычный порядок и покой. Утих стрекот двух пишущих машинок, редко прерывавшийся в последние дни. Со столов и стульев, с кроватей и пола исчезли груды блокнотов, почтовой бумаги, книг, проспектов, папок, карт и конвертов с сотнями негативов. В углу у двери аккуратно сложены сумки и чемоданы.
Зато этажом ниже — суматоха. Лидушка Шпалкова, жена представителя наших компаний в Панаме, просто не знает, за что раньше взяться. Четырехлетнему Иржику не хочется ложиться в постельку, настало самое время готовить киедли-кн, пиво «Праздрон» уже давно должно было стоять в холодильнике, а стол между тем все еще не накрыт. Через полчаса за ним соберутся несколько друзей на последний прощальный ужин.
Лишь вокруг дома, совершая неизменный цикл, с истинно полицейской докучливостью кружит и кружит знакомая нам полицейская машина, снабженная ранней. В последние дни и ночи она разорвала свой заколдованный крут, по пятам следуя за «татрой». А как только мы вернулись на стоянку перед домом, эта машина снова пустилась в свою круговерть, продиктованную запоздалым и несколько комичным страхом перед двумя путешествующими чехословаками. Ну что ж, по крайней мере сэкономим на охране. Пусть караулят наш автомобиль даром. До завтра. Выездные визы у нас в паспортах.
Время приближается к одиннадцати. Йожка Шпалек с плохо скрываемым умилением готовится преподнести главный сюрприз вечера — поставить новую грампластинку с записью детского хора Кюгна. Сюрприз для нас и для горстки наших панамских земляков, не побоявшихся прийти сюда.
Приятная гармония детских голосов сжимает горло и увлажняет глаза. Она проникает до глубины души и будит чувства, которые весь вечер прятались и заглушались разговорами и преднамеренным весельем.
Вдруг двери распахнулись настежь, и в них появилась группа вооруженных револьверами людей. В гражданском и в форме панамской полиции. Первым входит толстяк коротышка в белом полотняном костюме, в надвинутой на глаза шляпе, со свиным подбородком и лицом торговца.
— Yo soy juez nocturno de policia! — громко кричит он. — Я ночной судья полиции.
Вместе с хозяином Иожкой поднимаемся из-за стола.
— Мы не знали, что в этой стране практикуются ночные нападения на иностранцев. В других местах, бывает, и полиция стучится в дверь, прежде чем войти.
Толстяка это не сбило с толку.
— Вы сеньор Лиселка, вы сеньор Сигмунт, — размахивает он у нас перед глазами увеличенными фотографиями с наших паспортов. К слову сказать, работа технически выполнена отлично, надо отдать им должное. — А это сеньор Эспалек, хозяин квартиры. Прошу отдать ключи — от дверей, от шкафов, от вещей! Все вы пойдете со мной!
«Спокойствие, спокойствие, спокойствие, — стучит сердце, — этот коротышка ходит по тонкому льду: это провокация, и он прекрасно знает, что оснований для ареста у него нет и не может быть. Спокойствие, спокойствие!»
— Прежде всего мы хотели бы видеть ваши документы.
— Разве полицейской формы конвойных недостаточно?
— Предъявите ордер на арест!
— Прекратите пререкания, — ощетинивается толстяк. Шея у него багровеет, на лбу выступают капельки пота.
— Мы имеем специальные чехословацкие паспорта и официальные панамские визы. Вы нарушаете международные нормы.
— Мне до этого нет дела: Вы понимаете приказ? — голос у судьи сорвался, а за его спиной снова поднялись револьверы. Такой аргументации невозможно не понять. Мы хотим договориться по-чешски, но он обрывает нас на третьем слове:
— Говорите по-испански!
Нужно что-то предпринимать и — быстро.
— Послушайте, господин, мы принимаем к сведению, что в этой стране револьверы имеют больше силы, чем международные соглашения и панамские законы…
— Сеньор!
— Не перебивайте! стараемся мы говорить как можно спокойнее. — Мы принимаем также к сведению, что вы намерены произвести обыск наших вещей и квартиры нашего хозяина. Без нас. Это не обыск — дайте нам досказать! — это ночной налег. С вами пойдем мы двое и наш хозяин, сеньор Шпалек. Женщины и гости останутся здесь.
— У меня совершенно ясный приказ.
— Но у вас нет ордера. Или пойдем мы трое, или никто.
Судья с минуту беспомощно топчется на месте, потом
сдается.
— Vamos nucs! — Идемте!
В полумраке лестницы показались еще двое вооруженных револьверами, следующая пара дежурила у входа. Восемь человек. А у тротуара стояли две закрытые полицейские машины.
Через десять минут за нами опустилась тройная решетка панамской полицейской префектуры.
Мы плетемся по бесконечным коридорам и лестницам, охраняемые спереди и сзади. Ночной судья молчит, словно воды в рот набрал. Он даже не возбраняет нам говорить по-чешски.
В коридорах и за приоткрытыми дверьми помещений лежат вповалку десятки, а то и сотни полицейских. Шлепают карты, стучат кости, в углах валяются обтрепанные книжонки с шедеврами о Диком Западе. Гарнизон единственных в Панаме вооруженных сил, власти, за которой всегда последнее слово.
Конвойные впустили нас в просторную комнату. По углам здесь та же картина, что и в коридорах: люди в военной форме, не знающие, как убить время. У стены напротив двери с важным видом склонился над письменным столом офицер с золотыми погонами. Перед столом, прямо посреди комнаты, стоят три стула, а из двух углов помещения на них нацелены стволы тяжелых пулеметов. Великолепная режиссура!
Офицер встает, на лице его расплывается сладчайшая улыбка.
— Я майор Сатурнио Флорес, третий помощник начальника панамской полиции. Садитесь, пожалуйста, — и он с преувеличенным радушием пожимает нам руки.
Мы спокойно повторяем свой протест — совершенно формально; майор извиняется — также формально; фарс начинается. Полчаса отвечаем на вопросы, которые в тысяче вариантов уже слышали из уст репортеров, любопытствующих и автомобилистов-болельщиков всех трех частей света. Пора кончать всю эту комедию и идти отсыпаться.
— Майор, ответы на эти вопросы вы знаете из газет — вы же их читали, если заинтересовались нами. И знаете их из нашей корреспонденции, принятой и отосланной. Вам следовало бы поучить ваших почтовых чиновников. Они делают свое дело несколько дилетантски. Нож и цензурная печать были бы куда приличнее. И вообще почему вы приказали нас арестовать?
майор с минуту помолчал, поудобнее устроился в глубоком кресле и медленно прикурил сигарету.
— К сожалению, — говорит он, прячась за облако дыма, — я получил приказ свыше. Итак, приступим к делу. Каковы ваши дальнейшие планы?
— Они вам известны. Завтра утром мы выезжаем в Коста-Рику.
Майор еще раз пытается прикинуться заботливым.
— Но ведь Панама не имеет с Коста-Рикой сухопутного сообщения.
— Имеет, майор. Правда, о шоссе мы ке слышали, но между обеими странами есть железнодорожная линия. И в конце концов при необходимости мы, вероятно, найдем каботажное судно. В любом случае, вам известно из газет, что мы едем в Мексику.
— А затем намереваетесь в Соединенные Штаты? — спрашивает майор, наклоняясь над столом.
— Вы знаете, что Соединенные Штаты в общей сложности четыре раза отказывали нам в транзитных визах. Эго единственное из сорока государств, не считая Колумбии. Поэтому из Мексики мы вернемся домой.