Архангелы и Ко - Чешко Федор Федорович. Страница 46

Матвеева рука помимо хозяйской воли судорожно задёргалась у пояса, нашаривая термокинжал, но тут внезапное, ощущаемое не слухом, а коленями через почву и комбинезонную «ткань» тяжкое гупанье вынудило бухгалтера испуганно заозираться.

Оказывается, двое верховых аборигенов успели отбыть по каким-то своим аборигенским делам, причём успели не только что – среди развалин маячили уже лишь их удаляющиеся всклокоченные головы. А безвсадничная тварь разнервничалась: хрипя и охлёстывая себя по морде растроенным языком, бронированная скотина мелко подпрыгивала на месте… ой, нет – не на месте! Кошмарная помесь лошади, носорога и танка ПРИБЛИЖАЛАСЬ. Всё заметнее, всё быстрей… Господи!

Мимика всадника была для Матвея загадкой, а вот более чем своеобразные приплясывания «лошадки» почему-то ни малейших сомнений не вызвали в её недружелюбных намерениях.

«Не шевелись!»

Нет, Матвей бы и так вряд ли сумел вытряхнуться из полуобморочного столбняка. Даже если бы сразу понял, что это вновь проснувшаяся программа «Боохр-7» именно его, Матвея, предостерегает от шевеления, а не пытается строгим окриком остановить всадническую подседельную жуть. И даже если бы сразу понял, что любое шевеление попросту бесполезно. Отбиться от на глазах звереющей скотины термокинжалом нечего было и думать, винтовку загораживал шимпанзоид со своими клыками…

«Не вздумай бежать!» – продолжал поучать ноут Боохровским голосом.

Бежать? Куда?! Сзади – обрыв и всадники-часовые, а впереди… даже разнаиполнейшему кретину не взбрело бы кидаться навстречу ЭТОМУ…

Да уж, кретину бы не пришло. А вот аборигену планеты Байсан пришло. Коротко оглянувшись, спешенный всадник отчаянно заверещал, кинулся навстречу своему взбеленившемуся без надзора транспортному средству; с полдороги вдруг решил вернуться к винтовке, схватил её, припустил обратно – на трёх, таща оружие за ремень…

И только тут «Боевое охранение» сочло, наконец, нужным успокоить хозяина: «Объект агрессии не ты».

Матвей и сам уже это видел. Носорогобронеконь встретил подбежавшего шимпанзоида плёточным взмахом совершенно уж по-невозможному выхлестнутого языка. Секундою позже всадник мордой вниз валялся на щебнистых угольях, прикрывая ладонями голову, визжа и мелко трясясь, а бронированная скотина с вибрирующими воплями охаживала его языком – да как! Только пыль летела из кудлатой спины.

Приоткрыв рот, Матвей таращился на сцену экзекуции, а комп бубнил голосом транслэйтер-программы: «Не пригодное ни к чему путному порождение жабродышащего слизня, больного несвойственной этому виду живых существ стыдной болезнью! Междометие, выражающее крайнюю степень негативных эмоций. Не способное к восприятию обучения существо, опозорившее владельца своей нерадивостью! Сколько я должен (должна, должно) ждать выполнения своего приказа?! Далее следует однообразное повторение труднопереводимого лингвообразования, вероятно, побуждающего собеседника к получению чего либо…»

И только теперь дошло до бухгалтера Рашна, что он, бухгалтер, так по сию пору и не удосужился выяснить: а каким же именно видом живых существ издаются звуки, относимые компом к алгоритмируемой группе «В»?

Ноги тряслись и подламывались – если и не на каждом шагу, то уж через шаг обязательно; синюха по-прежнему была скользкой, и дыхательная смесь воняла по-прежнему, и по-прежнему было плохо видно сквозь запотевающие вотч-амбразуры… Зато теперь дорога лежала не вгору, а под уклон. И идти этой дорогой приходилось не просто так, а с добычей. С ценной добычей, которая обольщала перспективами яркими, радужными – как хорошо отшлифованный аутбрилл. Кто-то сказал: «Если обстоятельства мешают достигнуть цели, умный меняет цель, а мудрый…». Кто-то? Нет, господин Рашн, дорогой мой бухгалтер, мозг у тебя точно маненечко подусох за годы стараний жить по-честному. Не мозг у тебя теперь, а так – мозгик. Мозжечок. «Кто-то»… Это же ты сам и сказал. Давно. В бытность твою не Рашном, и не Чинарёвым, а Матвеем Молчановым – в подлинную твою бытность.

Вообще-то пресловутая добыча оказалась чуть меньше, чем ожидалось: байсанцы своего земного брата по разуму изрядно надули.

…Давеча Матвею довольно-таки изрядное время пришлось ждать, пока разъярённая «лошадка» отведёт душу. Потом исхлёстанный всадник долгонько лез на своё всадничье место – кажется, порка не шибко благотворно сказалась на ловкости неудалого шимпанзоида. К тому же взять оружейный ремень в зубы он догадался, а вот закинуть оружие за плечи не допёр, отчего и взобрался в седло лишь с седьмой или девятой попытки.

Наконец, выслушав перевод очередного лингвопостроения на базе всяческих органов экзотически больных жабродышащих слизней, бухгалтер Рашн получил долгожданную возможность полюбоваться всаднической исполосованной спиной и поросячьим хвостиком лошаденосорога.

Минуту-другую (пока всё вышеописанное не скрылось за развалинами) Молчанов приходил в себя. Потом он встал на ноги и немного постоял, заново привыкая глядеть на мир с полной высоты своего роста. Потом одним движением оторвал биноскоп от вотч-амбразуры и довольно долго пытался затолкать его в подсумок с бесполезной теперь запасной обоймой. Наблюдательный прибор в подсумок отчего-то не лез. В конце концов Матвей на строптивый прибор осерчал, уронил его, пнул пару раз и отправился к валяющемуся на песке всадническому чехлу.

Вот тут и обнаружилось, что стрел-то в чехле, как договорено – пять, но к двум из них вместо алмазных наконечников приделаны весьма впечатляющего размера то ли когти, то ли зубы какие-то. Всё ещё пребывая в состоянии изрядного обалдения, Матвей было намерился догонять недобросовестных торговых партнёров, дабы предъявить им справедливые претензии. К счастью, он вовремя сообразил, что затея не выгорит. Он же не требовал за винтовку именно аутбриллы! Увы, сам виноват: что прошено, то и дадено. Ну, ладно. Всё равно неплохой получился довесок к главному: три да еще один – это будет четыре.

Факт, что три плюс один равно именно четырём, а не, к примеру, восемнадцати, почему-то показался бухгалтеру Рашну очень забавным. Настолько забавным сей факт ему показался, что ещё пару-тройку минут означенный бухгалтер посвятил радостному смеху и неустанному повторенью на все лады заново открытой арифметической истины.

Зато потом, сообразив, что все эти поведенческие аномалии – всего лишь реакция на нешуточный перепуг да нешуточное же везенье, он мгновенно успокоился.

И отправился в обратный путь, мысленно любуясь брильянтовым сверканием перспектив.

Единственно, что могло оные перспективы малость притемнить, так это винтовка. Штурмовая винтовка, проданная всадникам. Винтовка, из которой всадники при их умении пользоваться «хомогенными» предметами наверняка убьют нескольких людей.

Да, это могло подпортить настроение.

Могло БЫ.

Кому-нибудь другому. Чинарёву, например; может быть, даже Рашну… А Матвей Молчанов мог бы придумать себе тысячу оправданий – если бы счёл это нужным. А он не счёл. И не сочтёт. Слишком много он наслушался в жизни нравоучений; слишком рано заметил, что сами нравоучители через все эти высокие идеалы при случае попросту перешагивают. С лёгкостью. Без малейшего колебания. Да ещё и умудряются ставить себе это перешагиванье в заслугу.

Так что теперь Молчанов-Чинарёв-Рашн ничем не смущён.

Он рад.

Тем более, что уж одно-то оправдание проданной винтовке даже придумывать не надо. Оно само напрашивается. Потому что оно, оправдание это, по сути никакое даже не оправдание, а цель. Одна из целей, которые уже больше чем наполовину достигнуты. Ай да Рашн, ай да сукин сын!

Ну да, да, в удаче с аборигенами его особой заслуги нет. Это была именно удача. Везение. Быть бы упомянутому Рашну деталью эстэтизированной композиции, кабы его совершенно случайно не приняли за какого-то там любимца местного Создателя. Но кто-то когда-то сказал (на сей раз уж точно это кто-то другой сказал): случай всегда на стороне больших батальонов.