Архангелы и Ко - Чешко Федор Федорович. Страница 48

– Ты можешь, наконец, сесть? – сказал Клаус.

Матвей строптиво фыркнул, но всё-таки сел. На самый краешек койки. Очень осторожно сел и очень неудобно: только правой половиною той самой части тела, которая, кажется, доискалась-таки на себя приключений.

Может, бухгалтер Рашн и проигнорировал бы эту Клаусову реплику так же, как и все предыдущие. Но… Слишком уж неприятный подтекст замаячил во вроде бы совершенно невинном вопросе. Да и таким ли уж невинным он был? И был ли он, чёрт его раздери, таким уж вопросом?

«Ты можешь, наконец, сесть».

Впервые эти слова мелькнули в Молчановской голове, когда хозяин её (головы), уже на подходе к озеру спохватившись, активировал дальнюю связь. Судя по тому, что интерком тут же окликнул Бэда Рашна, попросил его немедленно отозваться и поведал о высланных на поиски запропавшего бухгалтера разнообразных исполнительных механизмах – наземных, летучих и, кажется, даже ещё каких-то… Судя по всему этому, бухгалтера Рашна окликали уже давно и без особой веры в удачу. А ещё судя по всему этому, коллеги-спутнички либо решили, что без него им в любом случае пропадать, либо почему-то вдруг избавились от опаски демаскировать себя неумолчными радиовызовами и повсеместным шнырянием всяческой механической дряни.

Второй раз перспектива присесть лет на надцать… да нет, какое там – прошлые его художества в совокупности тянули на срок, соизмеримый с возрастом Homo Sapiens как биологического вида… Это ежели в правовом поле ООР. А в каком-нибудь отложившемся мире понедоразвитей за все молчановские прегрешения светило всего-навсего секунд сто. Именно светило. В световой камере.

Короче (как сказал бы неголубой Фурункул), второй раз мысли про «сесть» и про всё сопутствующее посетили Матвея, когда он дохромал, наконец, до озёрного берега. Дохромал он туда, кстати сказать, уже в сопровождении впечатляющего количества некрупных исполнительных механизмов. Механизмы эти передвигались самыми разнообразными способами и выглядели тоже очень по-разному. Общим для них для всех было одно: наличие какой-нибудь несмертоубойной стрелялки (от бесконтактного хальтера до широколучевого парализатора) и оперативность, с коею вся эта артиллерия нацеливалась на господина бухгалтера при каждом его случайном шажке в сторону от генерального направления.

Озеро за в общем-то очень недолгое Молчановское отсутствие изменилось разительно. То есть само озеро оставалось прежним: моча мочой. Но на поверхности оного неаппетитного водо(или-чего-там-ещё?)ёма колыхалось теперь скопление гигантских пузырей идиотски кричащей расцветки – поплавковая окантовка устья аварийного трап-тоннеля. От пузырей этих тянулся к берегу гравиленточный транспортёр, засечь который по вторичным энергопроявлениям было бы простого проще не только с любой Байсаноцентрической орбиты, а даже, наверное, и с орбиты центрической не Байсано.

А возле напочвенной приёмной площадки транспортёра имела место огромная фигура в экспедиционном комбинезоне, в пучеглазой шлем-маске и с… нет, винтовку фигура успела заменить на парализатор.

– Тут это, – сообщила фигура подхромавшему Рашну, – тут, понимаешь, того. Так что ты уж лучше не этого.

Голос у фигуры был крэнговым, а ещё таким голосом могла бы (если б умела) заговорить собака. Собака, которая спёрла у хозяина и слопала натуральный беф а`ля бритт (иными словами, сотни три наличняком) и теперь осознаёт, раскаивается и готова немедленно возвратить всё, что ей под силу – только опасается подобным возвратом ещё больше усугубить.

– Хоть бы «скакуна» догадались выслать навстречу усталому человеку, – злобно пробурчал Матвей, взбираясь на транспортёрный приёмник. – Вместе со всей этой сворой конвойных механоублюдков… А ещё лучше – не вместе, а вместо. Вы что, опасались, что я сбегу? Куда?! Просить у всадников политического убежища? В котле?

Дикки-бой не ответил. И не поинтересовался хоть чем-нибудь из напрашивающегося. Куда, мол, ходил, где оружие посеял, зачем хромаешь и не надо ли, мол, помощи – ничего такого старый дружище Крэнг у старого друга своего Матвея не спрашивал. Дружище Крэнг вообще больше не издал ни единого членораздельного звука – только сопел да вздыхал горестно. Вот так, сопя и вздыхая, он проследовал по Молчановским пятам на корабль, ждал, пока Матвей прямо в шлюз-отсеке выбарахтывался из комбинезона (сам Дикки-бой разоблачаться не стал, а только маску сдёрнул с лица – не без видимой душевной борьбы: очень уж под ней, маской, удобно было прятать глаза)…

Потом Матвей, тиская под мышкой отстёгнутый от комбинезона ноут-комп, в одних подштанниках шлёпал-хромал по бесконечному и безлюдному коридору, а друг Дик громыхал подошвами следом, и, громыхаючи, продолжал тяжко вздыхать, но Молчанов, не оглядываясь даже, всю дорогу чувствовал, что волновод парализатора направлен точнёхонько на его Молчановский персональный затылок…

Когда бухгалтер Рашн, дохромав наконец, протянул трясущийся палец к замочному сенсору своей каюты, Крэнг расслабленно (знаем мы такую расслабленность, во всех ракурсах знаем!) привалился к коридорной стене. Всем своим видом он показывал, что очень ему, Крэнгу, тяжко (в переносном смысле) и неудобно (в обоих смыслах), но торчать он тут намерен долго. До особого невесть чьего распоряжения.

Впрочем, до чьего именно распоряжения Дикки намерен подпирать стену близ Молчановской обители, выяснилось в следующий же миг.

Внутри упомянутой обители обнаружился афганонемец Клаус Кадыр-оглы. Капитан «Каракала» спокойненько сидел на матвеевой койке и копался в матвеевом… точней, в экспедиционно-бухгалтерском компе.

Молчанов как вошел, так и стал у комингса – только люк за собой прихлопнул да ноут выронил на пол (не от неожиданности, а просто надоело держать).

Некоторое время хозяин каюты молча рассматривал незваного визитёра, а визитёр держался поведенческого штампа под наименованием: «А чё, разве происходит чё-нибудь этакое?» Визитёр даже не обернулся на скрип открывшегося-закрывшегося люка. Визитёр тыкал в контактор, глядел в видеопространство и время от времени поборматывал рассеянно, как бы про себя: «Что-то здесь у них… Что-что? А, нет, цум тойфель… А это вообще, как говорится, вилами по воде…» Тут он, наконец, соизволил обернуться к вошедшему и спросил безмятежно:

– Ты случайно не знаешь, что такое «вилы»?

Матвей молчал.

Клаус шевельнул носом, потом ещё раз шевельнул носом… И сообщил:

– Я, когда возвратился, первым делом – под душ. Не собираешься? А то, понимаешь, пахнет от тебя…

Молчанов продолжал оправдывать свою доподлинную фамилию.

Вот тогда-то Кадыр-оглы пожал плечами и, возвратившись к созерцанью комповского видеопространства, то ли спросил, то ли предостерёг насчёт «сесть».

…Минут этак с пять каждый сосредоточенно и почти что молча занимался своим делом: Клаус изучал содержимое компьютера, а Матвей, тихонько выдавливая сквозь зубы шедевры русской словесности, балансировал на коечной закраине в попытках найти позу побезболезненней.

Потом афганонемец вдруг отшатнулся от контактора и заворочался, пытаясь устроиться с максимальными удобствами, какие только возможно было найти в щели меж комп-подставкой и откинутой крышкой гробообразной койки. В конце концов он угомонился в пол-оборота к Молчанову, вдавясь лопатками в угол между коечной крышкой и обиллюминаторенной стеной.

– Ну, хорошо, – вымолвил он расслабленно, задирая левую ногу частично на правую, частично на контактор. – Мы с тобою оба устали и не расположены к долгим беседам. Поэтому давай в целях экономии времени сыграем в интеллектуальную игру «Вопрос-ответ».

– Правила? – осведомился Матвей, сумрачно глядя мимо Клаусова уха в иллюминатор (в иллюминаторе было коричнево и неинтересно).

– Правила примитивны: или говорить правду, или… м-м-м… промалчивать. Но тогда – переход хода.

Только после этого неуклюжего «промалчивать» осознав, что они с Клаусом общаются по-русски, Матвей облизнул губы и уже вполне сознательно произнёс русское «да». Кадыр-оглы тут же нахально взял быка за рога: