Архангелы и Ко - Чешко Федор Федорович. Страница 6
Наставник Новоэдемского юношества победно ухмыльнулся и пошёл обходить.
«Только для иномирян» – брешите громче! Это чтоб всякие местные эсэс-шоумены прохлопали такой роскошный способ выявления и взятия на учёт паршивых овец? Якобы нелегальный кабак – что может быть удобней?!
С задов обнаружилась приоткрытая малозаметная дверка, из коей уже выглядывало точнёхонькое подобие давешних патрульных обломов. Выражение подобиевой физиономии и протянувшаяся навстречу Матвею тарелкообразная длань красноречиво свидетельствовали: в данном заведении принято взимать плату за вход. Матвей красноречия демонстративно не понял, а когда подобие, насупясь, заступило дорогу, процедил:
– По приказу начальника патруля!
Дверной проём мгновенно освободился, и Молчанов, входя, мысленно поздравил себя. Кой-чего полезного от Новоэдемских святош он всё же перенял: вот так одним махом и своего добился, и денежки сэкономил, и по большому счёту отнюдь не соврал.
Вертеп. Подпольный кабак. ЯКОБЫ подпольный – вероятность существования чего-либо подпольного по-взаправдашнему в условиях местного глобального виртуозного стука представлялась Матвею величиной, от нуля практически неотличимой.
Десяток ведущих вниз узких крутых ступенек (неподвижных, чуть ли не каменных даже – ну прям как в замке каком-нибудь).
Сводчатый зал без окон. Яркие фрески на стенах – пузатые-мордатые-бородатые мужики в невообразимого вида полумакинтошах-полуливреях (очевидно, таково было представление художника о древнерусских кафтанах), вкушающие нечто, вероятно, хмельное из тазикоподобных посудин. Какой-то очень сложной конструкции висячие лампы, мерцающий оранжевый свет которых весьма правдоподобно имитирует живой огонь. Стилизованный под фортепьяно комп-синтезатор в дальнем углу. Круглые деревянные столики, не златокедровые, конечно, но всё равно очень красивые; и народу за ними не шибко мало, но и не ахти как много – раза в три меньше, чем было бы нужно для тесноты.
Матвей ещё от порога углядел совершенно пустой столик, к каковому и отправился, дорогой пытаясь сообразить: с чего бы это внутренность вертепа-притона могла натолкнуть его на мысль о казарме?
Ответ был прост. Во-первых… Вернее так сказать: во-вторых посетители вели себя не по-вертепски тихо – в зале этаким прозрачным туманом висел сдержанный гуд чинных негромких бесед. А во-первых, все посетители были мужчинами, главным образом лет двадцати-тридцати. Единственная особа противоположного пола имела место на небольшой эстраде в торце зала. Что-то она там пела под курлыканье синтезатора, эта высокая девица, преющая в длиннорукавом меховом жакете со стоячим воротником, волочащейся по полу юбке, перчатках и шляпке с вуалью.
Не успел Матвей расположиться за столиком, как рядом возникла мрачная личность, сомнительнобелый фартук которой выдавал принадлежность к благородному сословию официантов. На конопатой физиономии личности изображалось, как счастлива была бы ресторанная жизнь, не шляйся в этот самый ресторан посетители. Беседа с личностью явно обещала жестокие разочарования. Так и вышло.
«Ну, чего вам? А? Нет, текилы не держим. И этого не держим. А? А что это? Ну, виски есть. Нет, больше двухсот пятидесяти грамм крепкого мы не подаём. Или две кружки пива. Да, не И, а именно ИЛИ. И обязательно с закуской. Что значит, какое пиво? У нас всё хорошее, свежее… Как это – тёмное или светлое? Нормальное! Вы что, никогда пива не видели, что ли?! Не морочьте голову, меня люди ждут!»
В конце концов, обоюдовыгодное решение всё же нашлось. Матвей согласился оплатить (а, возможно, даже и съесть) десять каких-то там специальных протрезвляющих сэндвичей и антиалкогольные пилюли, а официант согласился подать виски И кружку пива. Одну. Молчанов, правда, заикнулся ещё и насчёт чего-нибудь покурить, но заикание это было пресечено категорическим официантским «пф!», из-за соседних столиков на Молчанова скосились, как на воплощенного Сатанаила, и даже по всему залу вроде бы нехороший шумок пошел.
Шумок, впрочем, относился не к Матвею. Возбуждённо, возмущенно, а то и просто-таки гневно гомоня, посетители притона греха все как один таращились на эстраду (при этом они так вытягивали шеи и так лихорадочно сверкали глазами, что в искренность гнева праведного верилось с немалым трудом).
Девица, оказывается, уже не пела. Перчатки этакими давленными крабами валялись у её ног, и вырвавшиеся на свет божий ногтистые пальчики неторопливо расстёгивали жакет. Под уже прямо-таки непристойное улюлюканье публики певичка завершила разборку с архаичными несращиваемыми креплениями, скинула своё меховое одеяние, и, лихо вертя его над головой за рукав, удалилась. Кстати, улюлюканье было единственной непристойной компонентой данного действа: под жакетом у стриптизёрши оказался толстенный свитер. С длинными рукавами и стоячим воротником. Если она и собиралась его снимать, то не раньше, чем перед сном.
Матвей вздохнул и занялся пивом.
«Клас! – жарко перешептывались за ближним столиком тщательно небритые англоязычные сопляки. – Не, это ещё что! А вот, говорят, она однажды юбку задрала! Ага, чуть ли не до самых колен! Представляешь?!»
Как не представить! Небось, у неё под юбкой болотные бродни до пояса. И стёганые штаны.
Тут Молчанов обнаружил вделанный в столешницу пультик управления синтезатором и от тоски погнал через визирное окошко алфавитный указатель возможных заказов. Предлагаемая тематика, естественно, разнообразием не отличалась, и Матвей совсем уже было собрался бросить это занятие, как вдруг…
М.Молчанов. «Большая молитва». Романс.
Н-да… Какой же это, интересно, болван у них тут ведает подбором репертуара? Поди, наткнулся кто-то в каком-то каталоге на название и передрал, не удосужившись прослушать, не удосужившись даже прочесть комментарий, к оному названию прилагаемый… А комментарий, между прочим, гласит: большой молитвой матросы древнего парусного флота называли огромную каменную плиту, которой их в виде наказания заставляли скоблить палубу. Так что, други мои новоэдемские, и молитва не вполне молитва, и сам романс к благочестивым отнести трудно… если, конечно, руководствоваться ВАШИМИ понятиями о благочестии. Но, раз уж запись имеется, имеется и полное право…
Он воровато оглянулся на молчащий синтезатор и ткнул пальцем в пульт, в «экшн».
По залу, глуша разноголосый обмен впечатлениями от стриптиза, раскатился первый мощный аккорд.
Синтезатор заткнулся и стало тихо. Лица посетителей сатанинского притона забавно ободинаковело выражение тягостного напряженного непонимания.
Матвей довольно громко хихикнул, одним глотком добил виски и опять потянулся к пиву.
Вообще-то паршивая это привычка – запивать виски пивом. Тем более, при изрядной отвычке от спиртного (в курсантскую да лётную бытность выпивка перепадала нечасто; на Новом Эдеме до сих пор удавалось побаловаться разве что паршивеньким компотообразным винцом)… Антихмельная снедь, может, и выправила бы дело, кабы Молчанов удосужился о ней вспомнить. А он забыл удосужиться. И оттого как-то не сообразил, что внезапную одинаковость лиц ему удалось заметить по одной единственной причине: все эти самые лица без исключения оборотились к нему (вероятно, мерцавшая над синтезатором цифирь мерцала не просто так, а обозначала собою номер столика, с которого поступил заказ).