Архангелы и Ко - Чешко Федор Федорович. Страница 8
И ведь если б только решетка! А этот громоздкий комплекс непонятных сооружений в том месте, где надлежало бы расположиться унитаз-дезинтегратору? Всё больше и больше рискуя чистотой одежды и санитарным состоянием камеры, Матвей несколько труднопереносимых минут протоптался возле уродливого керамопластового сосуда, беспомощно заглядывая в наполненный водою квадратный бак, щупая скрученную рулоном ленту из незнакомого вещества и понося разработчиков загадочного оборудования самыми ужасными словами, какие только приходили на ум. Вот ведь, наверное, древность… До такой дремучей посконщины даже местные ревнители старины не додумались (эти, кстати сказать, долбанные ревнители как бы не ревностнее всего блюдут именно удобства личного невыставляемого напоказ быта)…
Ругался Матвей, конечно же, зря. Не будь его наблюдательность помрачена алкоголем и побоями, он давно бы уже заметил прилепленную к стене прямо над водяным баком подробнейшую инструкцию. Когда же это произведение ввернулось-таки в поле Молчановского зрения, времени на штудировку всех сорока четырёх пунктов уже не оставалось.
Еле успев кое-как пробежать глазами параграфы «Подготовка к работе» и «Исходные операции», Матвей был вынужден приступить к их судорожному выполнению. Дальнейшее превратилось в настоящую пытку. И нечего ухмыляться. Сами попробуйте сидя читать мелкий убористый текст, зафиксированный позади на уровне вашего затылка – и ведь это сидя не просто так, а занимаясь ответственным, можно даже сказать рискованным делом!
И именно тогда, когда Матвей путался в ленте дряни с идиотским набором звуков вместо названия, не решаясь приступить к на редкость омерзительной процедуре (анонимный автор инструкции почерпнул её не иначе как из арсенала приёмов самоудовлетворения мазохистствующих пассивных геев)… Вот именно тогда-то и послышались в коридоре неторопливые, какие-то очень самоуверенные шаги.
Об надеть штаны в таком положении никакой речи быть не могло; скинутые Молчановым ещё при чтении первого инструкционного параграфа шляпа и сюртук валялись чересчур далеко, дотянуться до них не удалось даже ногой… Единственно, чем можно было хоть как-то прикрыться, это клочья туалетной… как её… бумаги. Так Матевей и заспешил поступить, матерясь сквозь стиснутые от гадливости зубы.
Ну конечно же, вот именно этому полицейскому непременно потребовалось оказаться бабой! И хоть бы ж ещё мужикоподобиной какой-нибудь престарелой – то б полбеды… Так нет же! Остановившуюся возле решетки высокую крепенькую блондинку лет максимум тридцати можно было бы назвать красивой, имей её лицо поменьше сходства с верблюжьей мордой (сходство это проявлялось не в чертах, а в выражении непрошибаемой равнодушной надменности).
Устремив взор прозрачных голубых глаз приблизительно метра на полтора выше Матвеевой головы, блондинистая офицер отстегнула от мундирного пояса микросупербрэйн, по-пистолетному нацелила его саунд-контактором на ёжащегося в стыдобной позе арестанта и принялась скучным голосом декламировать:
– Вчера при задержании вы, будучи в невменяемом состоянии, назвались как рэбэ Владимир Рюрикович, – она говорила по-русски очень правильно; пожалуй, даже слишком правильно для человека, говорящего на родном языке. – В то же время, целый ряд свидетелей опознал в вас (не без труда и удивления, надо сказать) преподавателя местного колледжа Степана Чинарёва. Какую из приведенных версий вы признаёте истинной?
– Вторую, – простонал Молчанов, тщетно пытаясь кое-как задрапировать свои ляжки и прочее.
Офицер скосилась на ворох бумаги в его руках и произнесла с прежней бесстрастностью:
– Очень не советую вам пихать всё это в ваш зад. Впрочем, не смею вторгаться в конфиденциальные подробности личной жизни.
– Хоть бы краешком глаза улыбнулись! – злобно прошипел Матвей. – А то вы делаете невозможное: имеете вид даже более идиотский, чем я!
– Напоминаю, что оскорбление офицера, в форму одетого… – (Вот же выламывает язык! Немка она, что ли? Или полька?) – …приравнивается к оскорблению чиновника Интерпола при исполнении им служебных обязанностей. Советую быть осторожнее. Теперь следующее… – она вздохнула и опять завела глаза чуть ли не к потолку. – Сообщаю, что комиссаром участка Интеррасовой полиции космопорта планеты Новый Эдем принято решение пока не выдавать вас местным властям на основании подпункта шесть-прим пункта восьмого раздела…
– Я понял, понял! У вас всё, наконец?!
– Почти. Вам уже зачитывали ваши права, но вы были в совершенном несостоянии их понять…
– Сейчас я тоже в этом… несостоянии, – прорявкал Матвей. – Отвернитесь хотя бы, или я заявлю, что в вашем участке к задержанным применяются пытки!
Кажется, отворачиваясь, офицер всё-таки улыбнулась. Чувствуя, что она вот-вот приступит-таки к изложению прав, Матвей взвыл страдающе:
– Господи, ну какому же кретину вздумалось установить здесь это… это…
– Не кретину, а кретинке, – спокойно поправила офицер, сосредоточенно разглядывая противоположную коридорную стену. – Года три назад я арестовала и отказалась выпустить на поруки одного из местных столбов… нет, столпов. Он публично оскорбил комиссара Маарийохаккинен, а в её лице – весь личный состав участка. Этот ханжа считал себя вправе назвать чудовищем разврата любую женщину, брюки носящую. И понёс наказание. В отместку здешние власти инспирировали какую-то аварию, и на три недели оставили участок без энергии.
Офицер замолчала.
Пытаясь понять, какое отношение отзвучавший монолог имеет к заданному вопросу (между прочим, вопрос-то был риторическим), Молчанов даже позабыл о незавидном своём положении. Почти целая минута ему потребовалась, чтобы увязать воедино услышанные «я», «она» и «весь личный состав», а также представить себе, каково было заниматься тем, чем он сейчас занимается, при неработающих дезинтеграторах. И каково было мыть, выносить и прочее не только за собой лично, а и за здешним столпом. И каково было решать проблемы, типа что мыть и куда выносить. После такого, естественно, через себя перепрыгнешь, а таки озаботишься о гарантиях неповторения…
– Предлагаю компромисс, – выговорила между тем офицер… пардон, комиссар, продолжая подчёркнуто любоваться стеной. – Я не дам ход факту оскорбления при исполнении, а вы воздержитесь заявлять о пытках. Прошу простить и понять: здесь не имеется особенно с кем поговорить.
– Согласен на компромисс при условии… – Матвей не смог удержаться от мелкой ответной пакости, – …при условии незамедлительного рабочее место кой-чьего ухождения на.
Это была ошибка. По части мелких пакостей вышеупомянутая «кой-кто» сама оказалась мастерицей не из последних.
– Собственно, я приходила сообщить, что один человек подал прошение о свидании с вами. Не вижу причин для проволочки. – Тут мстительная полицейская дива вдруг решила заговорить с нарочитым акцентом: – Посетитель допущен будет к вам нескольких секунд течение в.
Не оборачиваясь, она небрежно отдала честь и зашагала прочь. Единственным следствием истеричного Молчановского «Только попробуйте!!!» было то, что обременённые погонами удаляющиеся плечи мелко затряслись. И Матвею как-то не пришло в голову заподозрить, будто комиссар Маарийохаккинен плачет.
«Весь личный состав полицейского участка» оказалась-таки доподлинной стопроцентной заразой. Насчёт нескольких секунд она, правда, погорячилась, но Матвей окончить свои дела всё равно не успел. Самое обидное, что не успел-то он сущую ерунду, а именно только надеть штаны. Хорошо ещё, что посетителем оказался не кто-нибудь из местных «столбов» и не (как Молчанов было с ужасом заподозрил) благонравная девица Виолентина.
Посетителем оказался невесть откуда взявшийся душевный друг Крэнг.
С великолепным сарказмом Дикки-бой оглядел Молчановское расквашенное лицо, грязные, исцарапанные Матвеевы пальцы, торопливо сращивающие застёжки на изрядно потрёпанных во вчерашней драке штанах…
– Ну что, Мат, по вкусу тебе пришлась райская жизнь?