В старой Африке - Быстролетов Дмитрий Александрович. Страница 14

Представление окончилось. Гай опять увидел судорожное движение глотка, люди тяжело перевели дух и вдруг очнулись: с гиком и смехом все бросились к мокрому песку. Минуту в свалке каждый старался схватить горсть и провести холодной влагой по лицу и груди. Но песок был сразу взрыхлен и высушен зноем пустыни. Еще минута — и люди разбрелись по шалашам…

Гай и Сайд вышли на край становища. Каменистая долина искрилась и пылала.

— А это что? — указал Гай на остатки каких-то стен. — Разве крепость раньше стояла в этом месте?

— Нет, мсье, здесь находились постройки туземцев.

— Какие постройки?

— Ведь тут скрещиваются два больших караванных пути. Место было людное, торговое. То, что вы изволили заметить, — фундаменты домов.

— Куда же делись дома? Почему их нет?

— Я уже докладывал…

— Да, да, все ясно.

Они подошли ближе. Часть стен была сложена из глиняных кирпичей, часть вылеплена прямо из глины. Ни травинки, ни обломка дерева, ничего.

Горячие камни. Прах.

Желая определить размеры дома, Гай вошел в лабиринт развалин и начал шагами обмеривать фундамент. Потом остановился, пораженный неожиданным зрелищем.

На груде раскаленных красных камней сидел человек. Сквозь дыры халата светилось измученное тело — скелет, обтянутый темной, точно обугленной, кожей. Подобрав под себя грязные босые ноги и закрыв слезящиеся глаза, он обеими руками держал пыльную серую палку — высушенную солнцем змею — и медленно грыз ее. Он был красно-серым от пыли, крупные капли пота оставляли темные полосы на его опаленной коже. Заметив чужих, он замер, не выпуская добычи из серых, запекшихся губ.

— Что он тут делает?

— Кушает, мсье.

— На таком солнцепеке? — Наверное, спрятался.

— Зачем?

— Боится, что отнимут. Старик. Пожрет и выйдет к своим.

Стоя посреди комнаты, Гай не спеша обтирался холодной водой. Вдруг из растворенных окон послышалась резкая, захлебывающаяся дробь пулеметных очередей: тра-та-та-та… тра-та-та-та… Наспех одевшись, он выскочил во двор.

На плацу оживление. Солдаты тащат пулеметы, патронные ящики, ведут верблюдов.

— Что такое?!

Гай побежал к домику лейтенанта. Д'Антрэг был на веранде, в походной форме.

— В чем дело? — Готовимся в поход. Сейчас вернется взвод младшего лейтенанта Роэля, и на смену отправлюсь я.

— А стрельба?

— Проверяют… Да что вы так взволновались? Садитесь сюда. Диула! Еще один прибор!

Неожиданно раздался протяжный крик: «Поднимайсь! Выходи!» Заорали грубые голоса. Слышался топот сапог.

— Мой лейтенант, все готово.

Сиф молодцевато взял под козырек. Его широкое брюхо подтянуто, свиные глазки весело блестят. Д'Антрэг поднялся. Молча пожал Гаю руку.

— Ну, что же? Кажется, можно идти…

Справа от ворот выстроился с оружием в руках отдыхавший взвод — теперь он начинал караульную службу в крепости. Напротив, в полном походном снаряжении, с верблюдами, груженными оружием, провиантом и водой, стоял взвод, уходящий в пустыню. Солдаты молчали, их лица закрытые шлемами и синими очками, казались безжизненными, как маски. Солнце опускалось. Во дворе уже легли синие тени. Наступила глубокая тишина.

— Идут! — раздался громкий крик часового с вышки. Ворота со скрипом распахнули, стала видна пылающая, как костер, пустыня.

— Смирррно! Слушай, на караул!

Послышался топот, нестройный гул шагов, звяканье железа, и в ту же минуту, словно выплюнутый окровавленной пастью пустыни, в воротах показался первый солдат.

Это было удивительное зрелище: стройные ряды бойцов отдавали честь своим товарищам — шедшие туда приветствовали возвратившихся оттуда.

Солдат в воротах был страшен: мундир расстегнут, грудь обнажена, шлем он нес в руках, темные очки болтались на шее. Потная кожа, слипшиеся волосы, разорванная одежда и оружие — все было покрыто пылью до такой степени, что фигура казалась вылепленной из раскаленной глины. Только два круга там, где были очки, остались белыми и теперь страшно зияли на грязном лице, искаженном смертельной усталостью. Покачиваясь, словно пьяный, солдат шел по широкому проходу между выстроенными взводами — в мертвой тишине слышалось его сиплое дыхание. Дойдя до мачты с флагом, он тяжело повалился на землю.

А между тем в ворота входили все новые серые люди, истерзанные и безликие: кто до пояса голый, кто босой, кто с оторванными рукавами. Два солдата тащили под руки третьего; согнутая фигура ковыляла, опираясь на самодельный костыль… Офицер вел солдата с повязанной головой, на спине у него широкие черные подтеки запекшейся крови… Не произнося ни слова, как привидения, проплывали они мимо, чтобы повалиться на плацу. Едва передвигая ноги и опустив головы, брели верблюды. Взвод прошел, но гарнизон все еще стоял, не шевелясь, и обнаженная сабля лейтенанта опущена к земле в знак почета — ожидают отставших… Притащились еще две-три измученных тени…

— Все! — кричит часовой с вышки.

Пауза.

Потом звонко заиграла труба, и барабанщик забил походную дробь. Лейтенант отстегнул саблю и передал ее денщику, подтянул ремни на груди, поднял руку. Началось движение, топот. Новый взвод с развернутым флажком выступил в пустыню навстречу подстерегающей его Серой Смерти!

Глава 5. Чудо пустыни

С каждым поворотом упорно подымавшейся дороги горизонт расширялся, и новые горы вставали рядом с маленьким отрядом, дикие и страшные, с раскаленными добела, упирающимися в небо зубьями, с основаниями, уходящими в глубокие пропасти, подернутые горячей серой мглой.

«Здесь земля в предсмертных корчах вцепилась в небо острыми пальцами и замерла навеки, — подумал Гай, переводя дыхание. — Ничего не может быть фантастичнее этого зрелища». С новым поворотом дороги он опять увидел нагромождение скал и отвесных стен, крутые насыпи щебня и глубокий провалы, покрытые по склонам тончайшей пылью, похожей на пепел или золу.

— Да что же это такое?! — воскликнул Гай. — Ведь мне приходилось бывать и в Альпах и в Кордильерах — и нигде нет ничего подобного: всюду горы как горы — внизу лесистые склоны, повыше — пышные луга, а на вершине — белая шапка вечных снегов. Сколько красок! Сколько оживления! А здесь мы как будто на луне, среди ландшафта, порожденного грандиозным взрывом. Какая страшная картина разрушения!.. Недаром старинные арабские писатели называли Хоггар Страной Ужаса!

— Это впечатление объясняется двумя причинами, — любезно вставил шедший позади Лоренцо. — Во-первых, глаз чувствует отсутствие растительности: мы привыкли к яркой зелени наших гор, а тут бьют в глаза все оттенки тюремного серого цвета. Во-вторых, обнаженный камень накаляется днем и остывает ночью — разница температуры поверхностей за сутки колеблется от 70° до нуля и даже ниже. Потому-то здесь и происходит беспрерывное и быстрое разрушение минеральных пород, создающее поразительную вычурность рельефа. Обратите внимание, со времени нашего выхода из крепости прошло часа три-четыре, а уже прогремело четыре обвала; едва начнется вечернее похолодание, как в горах открывается этакая канонада! А виновники? Все те же — тропики и Сахара. Ведь мы с вами сейчас пересекаем географический тропик Рака, и температурный экватор из-за Сахары делает крюк на север: он проходит около озера Чад, где вы скоро будете. В Конго, на географическом экваторе, будет заметно прохладнее. Странно, правда? Здесь столько удивительного! В Сахаре, представьте себе, вас подстерегают две опасности: простудиться в этой раскаленной печке и умереть от воспаления легких или утонуть — да, да, утонуть! В царстве безводия и вечной жажды!

Лоренцо посмотрел на озадаченного Гая, и оба расхохотались.

— Ну, первое я еще понимаю — вы говорите о холодных ночах. Доктор Паскье в Туггурте предупреждал меня и советовал не забыть шерстяное белье и одеяло. Но второе — это уже совсем непостижимо! Откуда же здесь реки? Я пока что их не встречал!

Лоренцо указал флягой вниз, в ущелье.

— Они сами могут встретить вас вот здесь, в ущелье, по которому вы идете. Раза два в год над Сахарой проносятся фантастические ливни — море воды, низвергающейся с неба. Подчеркиваю — не льющейся, а именно низвергающейся! Гроза и ливень налетают внезапно и длятся недолго, но количество выпавших осадков — потрясающе. Каменистый грунт не может быстро впитать влагу, и вода диким потоком несется вниз по естественным стокам. Эти временные русла здесь называют уэдами, они удобны для поездок в горы, и мы сейчас продвигаемся как раз по такому уэду. Налетит дождь — и наш маленький караван после многочасового подъема за несколько минут спустится вниз, обратно в долину, но уже в качестве сахарских утопленников!