В безднах Земли - Сифр Мишель. Страница 9

Чтобы доказать эту рабочую гипотезу, не было надобности ехать так далеко; это можно было сделать и во Франции. Действительно, перед своей экспедицией в Шри-Ланку я думал, что в некоторых гротах пустошей возле Нима, в глубине пещерных осадков должны найтись золотые песчинки, принесенные реками бассейна Гар с кристаллических Севенн.

Доказать это было нетрудно: я выбрал одну из полостей, морфология и местоположение которой свидетельствовали о том, что она некогда выполняла функции понора [5], то есть была местом поглощения вод. Подземные отложения здесь должны были обязательно содержать золото, конечно, в количестве, недостаточном для разработки (поскольку во Франции нет открытых россыпей, пригодных для этого). В противном случае гипотеза неверна.

Я почувствовал приступ самой настоящей "золотой лихорадки", когда увидал в своем лотке золотистые металлические крупинки, отличавшиеся от гораздо более многочисленных блесток слюды, как окончательно установил в лаборатории подводной геологии мой руководитель, профессор Жак Буркар.

Вот почему, набрав в гроте Бататоты полные пригоршни гранатов, я был счастливейшим человеком в мире. Поставленная мной цель достигнута: после золота во французских гротах — корунды в пещерах Шри-Ланки. Оставалось обнаружить когда-нибудь в Колумбии бериллы и изумруды, в бирманских известняках — рубины и, наконец, месторождения алмазов — в наносах гротов Катанги и, может быть, Южной Африки.

Теперь я мог спокойно возвращаться во Францию. Буркар, который был в курсе моих научных целей, будет гордиться своим учеником!

В Бататота-Лене я нашел также иглы дикобраза и нечто вроде паучьего гнезда из мондмильха ("лунного молока") [6], частично черного, частично белого.

Если при разведке Истрипуры я был обеспокоен вздутием ганглиев в паху, то из пещеры Бататота-Лена я вышел со страшной головной болью, к тому же половину поля зрения моего правого глаза в течение нескольких минут застилала какая-то белая пелена. До сих пор неизвестно, что это за странный недуг, который, к счастью, прошел очень быстро. Совершенно разбитый, с болью в пояснице и пропахший гуано, я вернулся в Курувиту к владельцу плантации, давшему нам пристанище на ночь.

Летучие мыши

На следующий день, 15 марта, я приступил к исследованию пещеры, которую посоветовал мне посетить Дераньягала. Она представляла собой широкую расщелину посреди плантации, глубиной около восьмидесяти метров.

Первые метры мне пришлось спускаться, карабкаясь по черноватым скалам, покрытым гуано. Эти глыбы были очень скользкими, и я несколько раз срывался, к счастью, обошлось без ушибов. После десятиминутной ходьбы я был весь покрыт экскрементами летучих мышей и вскоре заметил самих обитателей пещеры. Далее я преодолел трудный проход, и меня окружило множество этих крылатых млекопитающих, устремившихся в глубь галереи. Впечатление от этого было тем большим, что они производили оглушительный шум, усиленный естественной акустической трубой. Я продвигался вперед вдоль правой стены полости, разыскивая ходы, которые могли примыкать к ней, но ничего не обнаружил: лишь скалистый свод, а под ним на полукрупные обвалы камней. Несомненно, это был грот тектонического происхождения, то есть не прорытый водой, а образовавшийся в результате подвижек грунта.

Наконец я дошел до сужения подземной галереи, где свод снижался настолько, что оставался лишь узкий лаз. Я смело устремился вперед — и через два-три метра убедился, что здесь искали спасения все летучие мыши, которых потревожил мой спуск. Шум, который я производил, пока полз по-пластунски, и свет ацетиленового фонаря снова спугнули их, и в течение нескольких секунд я был исхлестан их крыльями.

Летучие мыши, благодаря их естественному радару, способны избегать препятствий при полете. Но здесь их собралось так много, а лаз был столь узок, что они не могли вылететь, не наткнувшись на меня. Признаюсь, что я тоже испугался, ибо, в отличие от Норбера Кастере, не был с летучими мышами на короткой ноге. К тому же в этом узком проходе стоял адский шум, а летучие мыши были довольно внушительных размеров. К счастью, я тогда еще не знал, что укусы летучих мышей, обитающих в тропических и экваториальных пещерах, могут вызвать водобоязнь, что случилось с моими американскими коллегами [7].

Наконец, ход освободился от пещерной фауны, и я могу проникнуть дальше по глыбам скал. Воздух удушлив и пропитан миазмами, а камни, по которым я должен был карабкаться, очень остры. Этот грот заканчивался завалом. Чтобы преодолеть его, нужно было заняться длительной расчисткой хода, что, впрочем, мною не предусматривалось, разве только в исключительных случаях. Но в этом гроте не было никаких осадков, и усталость с жарой окончательно доконали меня и заставили вернуться назад.

Поднимаясь, я держался левой стены и не нашел никаких ответвлений, кроме одного закоулка, где поймал летучую мышь и затолкнул ее в свой мешок. Когда я вышел, Кальдера покрутил носом, давая понять, что общение со мной вряд ли доставит удовольствие: так грязен я был и такой запах исходил от моей одежды. Носильщик извлек летучую мышь из мешка и раздвинул ей крылья, чтобы я мог сделать фотоснимок. Ширина размаха крыльев оказалась более метра. Сфотографировав, отпустил ее на волю.

Вернувшись в удобный дом владельца чайной плантации, я первым делом принял душ. Как мне его недоставало и как я о нем мечтал!

Погружение в сифон Вольпан

Теперь — в путь к реке Вольпан, где я намеревался пройти через сифон, который ранее преградил мне дорогу. На сей раз мы решили добраться до него с противоположной стороны. Поэтому мы поднялись по Кальмина-Ганге, но там, где в нее впадает приток, избрали неправильный маршрут и заблудились в джунглях. Между тем на нас обрушилась буря невиданной силы. В Европе я никогда не видел ничего подобного, — даже в горах. На мне были лишь полотняная рубашка, шорты и шляпа, и я дрожал от холода, несмотря на быструю ходьбу.

Мы пересекли болото и добрались до подножия горы. Самое трудное в джунглях — это найти нужное направление. Все лианы похожи друг на друга. Началось нелегкое восхождение сквозь густые заросли, почти вслепую. Мы попросту не знали, куда идем, но Кальдера надеялся найти выжженные места, откуда можно увидеть дно долины, и сориентироваться. На вершине горы мы поспешили укрыться от проливного, непрерывно хлеставшего дождя в первой попавшейся хижине. Всюду — привычное сингалезское гостеприимство: нас угостили бананами, кокосовыми орехами и горячим чаем, что восстановило утраченные силы. Перед нашим уходом почтенный старец показал мне резной посох, изображавший кобру, замечательный по чистоте и тонкости работы.

Разузнав, куда нам идти, мы направились к другой долине, по-прежнему под непрерывным, хотя и не столь сильным дождем. Я возглавлял колонну и старался идти как можно быстрее, чтобы добраться до деревни Вольпан до наступления ночи. Самым волнующим моментом был переход по участку, заросшему густой травой, которая достигала пояса, а иногда и плеч. Опасаясь, как всегда, змей, я не был спокоен. Вступив в долину, мы поспешили к увиденным в тальвеге хижинам, где смогли, наконец, отдохнуть. Как и при первой разведке, ночь мы провели на школьных скамьях, на открытом воздухе, и на следующий день отправились к месту выхода реки на поверхность. Меня несколько тревожило то обстоятельство, что от проливного дождя, выпавшего накануне, уровень воды в реке поднимется.

Но, к счастью, он был невысок, это меня успокоило, и я разделся на подземном пляже из песка и камней. В этом песке попадаются и самоцветы — крошечные корунды и сапфиры, не имеющие ценности.