Такой я видел Индию - Алаев Леонид Борисович. Страница 27

Традиционность отношений зависимости в деревне особенно явственно ощущалась при встрече с людьми, которые были прежде заминдарами, а ныне после реформы лишились всей земли. Казалось бы, они должны были утратить свое влияние.

В 1963 г. мне довелось быть гостем семьи бывших заминдаров в Аллахабаде. Они давно переехали в город и совершенно «урбанизировались». Их земля перешла к арендаторам. Вроде бы ничто не заставляло крестьян считать членов этой семьи своими господами. Но, как и встарь, дважды в год на широком дворе аллахабадского дома — скопление быков и повозок: бывшие арендаторы привозят бывшим помещикам первые и лучшие плоды — корзины манго, бананов, овощей, зерна.

Шанкар Брахме, о котором я уже упоминал, как-то повез нас в родную деревню. Осторожно ведя малолитражку, он весело рассказывал:

— Видите ли, я не только архитектор, но еще и помещик, лендлорд. Не знали? Ха-ха! Да, моей семье принадлежало много земли. Так много, что даже после всех разорений и разделов мне досталось 2 акра и дом. У меня даже был арендатор. Потом началась реформа. Меня, бедного, как это вы называете? — раскулачили. Арендатор получил мою землю, а мне оставили только дом. Но сейчас вы увидите, что для арендатора я все равно господин. Мы соберем «ренту» и съедим ее, когда вы придете ко мне обедать.

Все произошло именно так. Мы знали, что в деревню приехал небогатый бизнесмен, которого с ней ничего не связывает, кроме воспоминаний да старого дедовского дома, но наблюдать нам пришлось прибытие господина, барина. Арендатор, почтительно кланяясь, приветствовал хозяина, отчитался в делах, а потом повел нас на поля — показать, в каком они состоянии. «Помещик», приняв условия игры, важно кивал головой и вставлял замечания по поводу обработки земли, к которой он давно не имел никакого отношения. Уплата «ренты» тоже состоялась: багажник автомашины был набит связками зеленого лука, помидорами, огурцами, какими-то овощами, похожими на репу, и другими, вообще ни на что не похожими. И вечером мы действительно все это съели в гостеприимном доме Брахме.

Все же никто не скажет, что индийская деревня стоит на месте. Изменения в ней не идут в сравнение с темпом и размахом промышленного строительства, но все же заметны.

Об этом свидетельствует хотя бы возросший спрос на тракторы. Наибольшим успехом пользуются советские. Они продаются в государственных магазинах по 8 тысяч рупий, но на черном рынке их можно достать лишь за 16 тысяч — показатель как достоинств наших машин, так и непорядков в их распределении.

Химические удобрения совсем недавно были практически неизвестны в Индии. Сейчас построено несколько химических заводов, однако спрос на удобрения все еще очень велик. Многие покупают их значительно больше, чем нужно для полей, и вносят их в количествах, иногда даже вредных для урожая. Такова вера «темных» крестьян во всемогущество химии.

О внедрении новых сортов зерновых, которое вызвало даже «зеленую революцию», уже говорилось.

Пожалуй, наиболее ярким свидетельством прогресса служит проникновение в деревню электричества, а в связи с этим распространение электронасосов к колодцам. В результате орошаемые площади расширились в несколько раз, заметно поднялась урожайность. Электрический насос приносит не только материальные выгоды, но и повышает престиж своего хозяина.

Однако технические нововведения затрагивают лишь 10% хозяйств, которые, впрочем, занимают 58% площади. И из этих, считающихся «зажиточными», хозяйств совсем не все располагают возможностями для технического перевооружения. Правительство Индии, вложив в течение трех пятилеток в сельское хозяйство (включая ирригацию) огромные средства и получив очень слабый прирост продукции (1,5 процента в год), потеряло надежду вытащить мельчайшие хозяйства страны из отсталости. В четвертой пятилетке принято решение сосредоточить основные ассигнования на развитии наиболее «перспективных» хозяйств, охватывающих по площади 32,5 млн. акров из 420 млн.

Остальная же деревня, безземельная или полубезземельная, кастово приниженная, задавленная нищетой, почти не двинулась вперед, трудно говорить и о каком-то луче света, прорвавшемся в ее безрадостную жизнь.

Как уже отмечалось, капиталистическое развитие индийской деревни не может обеспечить подъем экономики даже тех районов, где ему не мешают сейчас помещичье землевладение и другие пережитки феодализма. Но в ряде штатов фактически сохранилась и помещичья собственность, что отнимает у крестьянина почти всякую заинтересованность в труде.

В дельте Кавери, издавна плодороднейшей области, практически не страдающей от засух (тут собирают по нескольку урожаев отличнейшего риса), все доходы от земледелия попадают в карманы брахманов, которые в жаркий день ни за что не покинут веранды своего дома.

В последнее время здесь стала ощущаться нехватка воды. Правительство Мадраса пригласило группу специалистов ООН для поисковых работ на грунтовую воду. Группа действует успешно, и есть основания думать, что в ближайшем будущем количество орошаемых земель в этом районе существенно увеличится.

Руководитель группы канадец Бьюкенен подошел к заданию несколько более добросовестно, чем от него ожидали. Его заинтересовал вопрос, как используется вода на полях: дескать, воду-то мы достанем, а что вы с ней будете йотом делать? И пришел к неутешительному выводу — серьезный рост сельскохозяйственного производства возможен лишь при условии, что увеличение фонда воды будет сопровождаться изменением аграрных отношений. Вывод неутешительный потому, что пока никто не собирается лишать брахманов собственнических прав.

В некоторых районах Индии феодальное землевладение по тем или иным причинам не затронуто вовсе. Гоа, например, бывшая колония Португалии, освобожденная лишь в 1961 г., «избежала» аграрных реформ 50-х годов.

Тут 60% земли находится в руках коммунидадес (общин). Мне давно хотелось узнать, что представляют собой гоанские общины, сохранившиеся по сей день. И вот в одной из них, носящей тропически-латинское наименование Карамболим, я беседую с деревенским скривано (писцом) мистером Десаи. Он удручен.

— Раньше община получала с арендаторов половину урожая, а теперь правительство ограничило ренту одной шестой урожая. Число же членов общины растет. Теперь оно достигло 600.

— И все эти люди работают на общинном поле?

— Нет, нет, что вы! Никто из них на нем не работает. Ну, человек семь или восемь живут в деревне, а два-три из них — одновременно арендаторы общины. Остальные живут в городах Гоа, в Бомбее, в Гуджарате и даже в Африке. Всю землю община сдает арендаторам и получает с них доход, который делится между членами по долям.

— Кто же управляет общиной?

— Правление, состоящее из председателя, писца и еще нескольких человек. Оно ответственно перед общим собранием.

— Позвольте, какое же собрание, если общинники находятся в городах и даже в Африке?

— О, это очень просто. Оно считается правомочным, когда присутствуют 25 человек. И созываем мы его не в деревне, а в городе Панаджи, где у нас контора.

— Значит, остальные члены общины не принимают никакого участия в ее жизни?

— Как же, конечно, принимают. Ежегодно особым письмом они подтверждают, что сохраняют членство, и сообщают, куда переводить деньги.

— А нельзя ли отменить подобную систему? — задал я мистеру Десаи вопрос, который, кстати, поднимает индийская пресса.

И он ответил мне так же, как отвечают защитники этой системы в той же прессе:

— Ну, что вы! Арендаторы ужасно ленивы. Если они не будут нам платить, они вообще перестанут работать. И все сельское хозяйство Гоа придет в упадок. II потом — мы получаем эту ренту с незапамятных времен. Нет, правительство не должно отменить древний национальный институт. Хотя, — добавил он грустно, — дело идет к этому. Боюсь, худшее еще впереди.

Да, вопрос о реформировании гоанского аграрного строя рано или поздно встанет на повестку дня. Ограничение ренты — лишь первый шаг к аграрной реформе. Другой шаг — законодательное отстранение общинников от всяких обязательств по ведению сельского хозяйства. Раньше они, по обычаю, должны были следить за орошением. Хотя расходы на орошение занимали мизерную часть бюджета общины, они служили неким моральным оправданием ее существования. Сейчас коммунидадес только отчисляют 5% бюджета панчаяту деревни, избираемому местными жителями и состоящему целиком из арендаторов. Осталось лишь отменить выплату ренты: гоанская деревня давно живет самостоятельной жизнью. Но когда правительство решится на это, сказать трудно. Обстановка в Гоа напряженная.