Вокруг света по меридиану - Файнс Ранульф. Страница 99

Палатки были так загромождены, что мы не могли стоять там во весь рост. Так называемые полы, выровненные ледорубами, были в буграх, к тому же сам лед все больше насыщался влагой, и мы просто валялись на спальных мешках, чтобы спастись от сырости и холода. Я пристроил свой мешок выше уровня талой воды на ящики с рационами и подкладывал деревянную доску, чтобы облегчить свою ненадежную спину.

Большую часть времени нас окутывал густой туман, и у Карла не было никакой возможности посадить самолет на наше поле, хотя лед в середине мая был еще достаточно прочным. Но в одно прекрасное утро с удивительно чистого неба засияло солнце, и мы стали загорать у своих палаток. Карл прилетел вместе с Брином Кемпбеллом, который часа два занимался фотосъемками.

17 мая Джинни сообщила, что «Бенджи Би» наглухо застрял во фьорде Лонгьира из-за перемены ветра. Этот же ревущий южный ветер отшвырнул нас обратно на север, к полюсу, вызвал новое взламывание льда и вторую большую трещину на нашем поле, которая теперь разделила его на две равные части. К концу месяца мы все еще выбивались из расписания.

Каждый день я обходил поле по периметру. Следов медведей не было, поэтому я брал с собой только пистолет. Несмотря на то что уже через несколько метров палатки пропадали из виду, я не мог заблудиться, потому что всегда мог вернуться по собственным следам и, в конце концов, поле теперь окружила вода; местами разводья достигали ширины сорока метров, а их берега окаймляли отвесно задранные ледяные плиты.

Каждую ночь Чарли готовил великолепный ужин, который он приносил ко мне в палатку. Там было достаточно места для двоих. 1 июня он выдрал из моей шевелюры три седых волоса. «Жалкий старикашка, — сказал он, — скоро дашь дуба!»

Я напомнил ему, что он на год старше меня и у него самого залысина, площадь которой увеличилась вдвое с той поры, как мы покинули Гринвич. Он заглянул в мой дневник и подсчитал, что наступил тысячный день экспедиции.

Казалось, мы пробыли на этом поле миллионы лет, но, как ни странно, мы не скучали. Любая беседа на самую простую тему, казалось, длилась вечность. В тот вечер, насколько помню, мы минут пятнадцать обсуждали поведение некоторых типов людей в Гайд-парке.

Лицо и руки Чарли почернели от копоти, которую выделял примус. У нас отросли кудлатые бороды, одежда изорвалась. Однако болячки, доставшиеся нам от прежних странствий, излечились. День ото дня моя палатка оседала, в ней стало еще мокрей, палатка Чарли тоже стала ненадежной по мере того, как таял бордюр вокруг нее. Лед под стенами его палатки исчезал, и однажды его постель выскользнула наружу.

В последних числах мая два члена Комитета прилетели в Лонгьир из Копенгагена, а затем вместе с Карлом полетали над ледяными полями между Свальбардом и нашим районом.

2 июня, вернувшись в Лондон, они предупредили остальных членов Комитета, что наши шансы на успех этим летом весьма призрачны. Самая заурядная мудрость подсказывала, что нас надо снимать со льдины в ближайшие полмесяца, потому что позже мы не сможем принять самолет. Джинни приняла соответствующую радиограмму. Она была составлена довольно невыразительно, но, когда Джинни переговорила с ними лично из Кейп-Нора, стало ясно, что же имелось в виду в этом послании — последнее слово все же оставалось за мной. Только после этого Джинни связалась со мной, и я ответил Комитету, заверив их, что мы полны решимости продолжать начатое и согласны принять всю ответственность за последствия на себя.

В Лонгьир были доставлены лодки, и, когда Карл вылетел за ними, Чарли попытался подыскать на нашем же поле другую взлетно-посадочную полосу, потому что существующая раскисла. Он нашел-таки все еще прочную полосу, начинавшуюся в двадцати метрах западнее нашего лагеря и тянувшуюся метров на 300 вдоль кромки поля. 3 июня Карл приземлился там и выгрузил две алюминиевые байдарки с веслами и съемными лыжами на случай их буксировки по льду.

К середине июня вторая полоса тоже разбухла — и мы были отрезаны. Теперь снятие со льдины зависело только от нас самих. Запись из моего дневника:

Мы прожили на этом поле пятьдесят дней и ночей, но не видели еще ни одного медведя. Во время вечерних прогулок уже слишком сыро даже для того, чтобы воспользоваться снегоступами, поэтому мы надеваем болотные сапоги и берем лыжные палки, чтобы не скользить.

15 июня. К моему удивлению, подслушал разговор Говарда Уилсона с «Бенджи Би» с каким-то другим судном. Он обслуживает второй радиопередатчик в вагончике, доставленном из Англии и установленном рядом со взлетно-посадочной полосой в Лонгьире. Когда мы отправимся дальше на юг, экипаж «Оттера» и Симон будут пользоваться этой хижиной тоже.

Джинни сообщает, что брат Дэвида Мейсона находился на военном корабле «Сэр Гэлахед» на Фолклендских островах и участвовал в деле на прошлой неделе, когда их бомбили, и на борту начались пожары. Многие члены экипажа были убиты или ранены, однако Мейсон-младший избежал их участи.

Мы проводим все двадцать четыре часа в сутки в постели. После прогулки мой пульс 125 ударов в минуту. Да, старею. Кроме того, мы, наверное, уже кукукнулись. Всякий раз, когда в тумане слышится крик чайки, мы отвечаем ей: «Хеллоу, Херберт». Все чайки для нас — Херберты, и без Олли мы не слишком-то хорошо разбираемся в их видах. Мне кажется, что наши посетители — это обыкновенные морские чайки. Другие пташки не появляются.

Только в одном можно быть уверенным: рано или поздно белые медведи отыщут нас, потому что у них легендарное обоняние. Эскимосы говорят, что эти звери чуют тюленя за двадцать миль. У нас были с собой канадские и норвежские брошюры, в которых рассказывалось о повадках медведей и особенно подчеркивались их огромные размеры и вес. Крупные самцы могут весить больше полутонны, достигать двух с половиной метров в длину и возвышаться на три с половиной метра, когда встают на задние лапы. Несмотря на такие габариты, они могут неслышно, как грации, ступать по льду и мчаться со скоростью пятьдесят шесть километров в час. Говорилось также, что белый медведь способен убить 230-килограммового тюленя одним ударом лапы и, если ему почудится угроза, атакует человека. В 1977 году группа австрийцев, в числе которых были и дети, расположилась лагерем на берегу фьорда Магдалины на Свальбарде. Белый медведь забрел в лагерь и стал принюхиваться к палаткам. В этот момент кто-то из туристов расстегнул застежку-молнию полога — и медведь схватил его за плечо. Медведь отволок жертву ближе к морю, на ледяное поле, и неторопливо съел на глазах остальных австрийцев, у которых не было при себе огнестрельного оружия.

Однажды вечером я нежился в спальном мешке, когда услышал пофыркивание у своей головы, которая прижималась к тонкому покрову палатки. Через мгновение звук удалился, но вскоре, совсем неподалеку, послышалось поскрипывание ящика с рационами.

«Рэн?» — позвал Чарли.

Голос Чарли раздавался из его палатки. В конце концов, не он же в самом деле обнюхивал мою палатку и царапал ящик с рационами. Волосы встали у меня на голове дыбом от страшной догадки. Кто-то третий!

«Кажется, у нас визитер!» — крикнул я Чарли.

Надев болотные сапоги и набросив куртку поверх кальсон и фуфайки, я схватил фотокамеру и осторожно выглянул сквозь щелку в пологе палатки.

Я увидел только Чарли, который проделал то же самое, что и я. Мы выползли наружу. Чарли был одет точно так же, как и я, и держал наготове винтовку. Мне вспомнилось шоу «Гунов» [49]. Я осмотрел палатку Чарли.