Булат - Кириллов Кирилл Валерьевич. Страница 5

Сзади послышался нарастающий грохот. Афанасий оглянулся и обмер. Бесермены спустили вслед за ним камень размером с бочку, который несся вниз по руслу, как по ледяной горке, подпрыгивая и набирая скорость, подминая ветви и разбрасывая по обе стороны веера грязи. Купец побежал, но ту же сообразил – по скорости от такого не уйдешь. Метнулся в сторону, застрял в густо растущих по берегу кустах, завозился, с трудом продавил ветки на пол-аршина. Камень прокатился мимо, обдав ветром и потоками воды пропотевшую под рубахой спину.

Афанасий попытался пробиться глубже в чащу, но дальше ходу не было, ощетинившиеся колючками наподобие терновых кусты гнулись, но не ломались, никак не желая пропускать русича. Он вернулся назад и вновь побежал по руслу, боком, стараясь держать в поле зрения и низ и верх, опасаясь, не устроят ли преследователи еще чего.

А те не заставили себя ждать. Всей гурьбой хорасанцы с трудом выкатили на гребень еще один камень, больше первого. Раскачав на раз-два-три, пустили вниз.

Камень понесся по желобу, подпрыгивая, разбрызгивая вокруг себя комья грязи, цепляя за собой росшие по краю растения. Афанасий выскочил из русла, подпрыгнул, уцепился за низкую толстую ветвь. Захрипел, с трудом подтягивая грузное тело, зацепился подбородком, втащил наверх одну ногу, другую. Поднявшись, уцепился за другую ветку, повыше. Перебрался на нее.

Камень пронесся под ним, с треском снеся ветку, на которой он только что стоял. Волна поднятой снарядом грязи с ног до головы окатила Афанасия, забила рот, уши, глаза. Отплевываясь и оттираясь, он спрыгнул с дерева.

Но вот и поворот, который скрыл его от взглядов преследователей. Хотя теперь-то уже можно было пойти и другим путем. Спущенный сверху камень проложил в лесу такую просеку, что два всадника могут разойтись, не цепляясь стременами. Попал бы под такой – мокрого места не осталось бы. Что ж, можно и по просеке, все равно ничем уже его не достанут, пару верст он выгадал.

Но купец не стал искушать судьбу. Свернув, он быстро пошел по краю русла и вышел к дороге, сабельным шрамом пересекавшей пологий склон. Ручей нырнул под деревянный мостик, Афанасий же вышел на не сильно наезженную, узкую – одной телеге едва проехать – дорогу, прислушиваясь и приглядываясь к верхушкам деревьев. Если погоня за ним продолжится, то обязательно спугнет пичуг малых, над кронами густыми стаи поднимет.

Но нет, пока все было тихо, спокойно.

После грохота выстрелов лес затих, словно залечивая раны. Убегающая вдаль натоптанная дорога, ручей, мостик, голубое небо с барашками облачков. Если б не чудные деревья вокруг да не птиц странные голоса, можно было б подумать, что он дома, в родной Твери. Просто отошел чуть от города, в лес, а сейчас выйдет на Волгу, увидит плывущие по ней корабли, причалы, кремль на дворе белокаменный. Эх, хорошо бы так: раз, и дома.

Размечтался, одернул он себя. Сначала до побережья доберись, да на корабль сядь, только тогда можно будет начинать радоваться – и то тихонько, ведь еще два моря надобно проплыть. А вот интересно, куда впадает сей ручеек? Наверняка ведь в реку. А река течет к морю. Ну, может, не сразу, в еще одну реку впадает, а та в свою очередь в окиян. А в Бидаре есть река? Точно есть, но как называется, куда течет? Он попытался вспомнить, сориентироваться – и не смог.

Нужно было меньше увлекаться питием вина с Мехметом да одалисками его, а окрестности изучать, укорил он себя. Но от мысли пойти вдоль ручья не отказался, тем более, что за дорогой лес стал реже и идти можно было относительно спокойно. А вот по дороге могли и хорасанцы расхаживать. Даже если не те обиженные, предводитель которых так неудачно под слона сверзился, а другие, все равно – ну их…

Кряхтя, Афанасий сошел с дороги и вновь устремился вдоль ручья. Склон за дорогой был более пологий, и вода текла медленно, лениво покручивая на своей поверхности сорванные ветром листья. Уже перевалившее через зенит солнце пригревало сквозь раскидистые кроны деревьев.

Как же хорошо-то, когда ни от кого бегать не приходится, и никому по харе кулаком ездить не надобно, думал Афанасий. Только вот посошок бы срубить, так оно легче. На склоне каждый шаг начал отдаваться болью в раненом боку.

Ближе к вечеру он дошел до вытоптанного места. Приглядевшись к следам, удивленно почесал в затылке. Круглые отпечатки копыт мешались со следами волчьих или даже медвежьих лап. По огромным ямам, оставленным слоновьими ногами, внахлест отпечатались четырехпалые следы крупных птиц. Следов же борьбы, крови и обглоданных костей видно не было.

Что ж тут у них? Договорились звери промежду собой на водопое не охотиться? Жить складно да ладно? Похоже. Но как же умища-то на такое хватило? Особенно у оленей безмозглых, да у кошек хищных, убийство у которых в крови. Он с содроганием вспомнил черного зверя, сеющего смерть направо и налево в устроенном Хануманом Колизее, и помимо воли перекрестился. Господи!

Звериные следы широкой полосой уходили вглубь леса, но дальше распадались на отдельные тропки. Копытные, а за ними и хищники шли в горы, слоны сворачивали к прогретой солнцем долине. Афанасий попробовал пройти чуть дальше по слоновьей тропе, может, там легче спуск окажется, но вскоре убедился, что для человека, да еще и не очень здорового, заказан путь, посильный даже маленькому слоненку. Не продраться сквозь лес.

Он вернулся к ручью. Одна тропинка выделялась среди других. Широкая, удобная, проходящая по самым ровным, сколь хватало глаз, местам. Справа и слева от нее росли высокие деревья. Смыкаясь кронами, они давали прохладную тень. А вот следов на ней почему-то не было. Вернее, были, но едва заметные, что-то вроде царапин. От птичьих лап, что ль? Или поопасней кого? Кто знает, какие тут, в глухомани, чудища водятся…

С одной стороны, конечно, не стоит по дороге, коей мало кто ходит, идти. Но с другой – проще ж так. Для обессиленного и больного Афанасия это было особенно важно. Обреченно вздохнув, он поковылял по тропе. Поначалу шел с опаской, оглядываясь, ожидая нехорошего, но постепенно привык, успокоился, зашагал бодрее. Даже насвистывать стал памятную с детства мелодию.

Ближе к вечеру, когда он уже почти спустился в долину, ему показалось, что за ним следят. Недобрый, внимательный взгляд будто сверлил затылок.

Он обернулся, но никого не заметил. Постоял немного, прислушиваясь. Никаких подозрительных звуков, тишь да гладь и пение птичек. Снова стал спускаться – опять этот взгляд. Ему стало не по себе, ноги сами понесли быстрее. В кустах справа раздался шорох. Купец обернулся, выставив вперед отточенный конец посоха. Опять никого. Может, местный? Пошел в лес за дровами, увидел чужака, да решил разузнать, что за человек, зачем пришел. А сейчас в деревню побежит, подмогу звать.

Афанасий хотел было достать кинжал из ножен, чтоб, если что, быть совсем готову, да почему-то постеснялся. Побрел дальше, заложив палец за кушак, рядом с ножнами, и чуть сгибая ноги в коленях, чтоб сподручней было отпрыгнуть или броситься на врага. Только вот где враг-то? Вроде и тут, вроде и смотрит, а не поймешь где.

Кусты за спиной зашуршали, Афанасий оглянулся. Опять никого. Или мелькнуло что-то? Или морок? Он снова пошел, на этот раз быстрее, стараясь не обращать внимания на боль в боку и усталость.

Преследователь не отставал. Он шуршал в кустах то справа, то слева от дороги, но как бы быстро Афанасий ни оглядывался, заметить никого не удавалось. Наверное, все-таки не человек. Зверь? Но какой? Может, просто сбежавшая из деревни и заблудившаяся в лесу собачонка? А может, корова? Ну и плевать, что в сих местах она считается священной, подумал он, ощупывая рукоять кинжала. Надо б пугнуть. Остановившись, подобрал с земли суковатую ветку и швырнул туда, где последний раз померещилась ему неясная тень. Махнув рукой, продолжил путь, стараясь побыстрее добраться до возделанных полей, что виднелись сквозь густые кроны.

Преследуемый невидимым соглядатаем, Афанасий прошел еще версты две. Пот ручьями катился по спине, дыхание с шумом рвалось из легких, ноги гудели. В общем, можно было уже и о ночлеге подумать – огромное красное солнце низко висело над горизонтом, но останавливаться здесь, в поле зрения непонятного преследователя, не хотелось.