Операция «Святой Иероним» - Карпущенко Сергей Васильевич. Страница 25

— Умоляю вас, быстрее говорите, — перебил его Володя, — будете вы мне делать копию? Только мне очень быстро нужно, очень быстро, а то... — и Володя остановился, — а то они меня убить могут! Ведь вы знаете этих людей, они безжалостные, злые, им ничего не жаль! Ну, говорите!

Похоже, волнение Володи, изобразившееся не только на его лице, но во всей его сжавшейся, дрожавшей фигуре, так красноречиво свидетельствовало о том, что жизнь мальчика зависит сейчас от согласия Браша сделать копию, что измученный жизнью художник, вероятно почувствовав к Володе отцовское сострадание, нехотя сказал:

— Ладно, пусть ты, я вижу, тоже из «паучат», но я тебе помогу, но, разумеется, за деньги. За картиной придешь послезавтра, но... — он замялся, — если Паук узнает, что я тебе ее писал, то мне плохо будет.

— А вы успеете? — робко спросил Володя, и Браш печально улыбнулся:

— Мальчик, ты еще не видел меня в работе! Ведь я — на самом деле гений. Я к тому же знаю старинный способ быстро высушивать краски, при этом на картине появляются изящные кракелюры, трещинки, точь-в-точь как у старинных мастеров. Ты знаешь, почему на полотнах многих старых живописцев есть кракелюры? — Невыразительные, усталые глаза Браша, заметил Володя, оживились, когда он заговорил о своем любимом предмете.

— Нет, не знаю, — сказал Володя, зачарованно глядя на ожившее лицо художника и забывая, что на улице его ждут те, от которых теперь зависела его жизнь.

— Так я объясню тебе. Дело в том, что многие живописцы, работая на заказ, очень спешили и высушивали краски при высоких температурах, вот красочный слой позднее и коробился. Я поступаю тем же самым способом... Но внезапно Браш замолк, глаза его вновь приняли измученное выражение, обычное, как видно, для этого лица, и художник взволнованно зашептал, приникая к уху Володи, точно его могли услышать: — Зачем ты водишься с этими подонками? О, я умею читать по человеческим лицам и ясно вижу, что ты совсем другой, ты — чистый, гордый, благородный! Такие, как ты, должны спасти Россию, гибнущую Россию! Нет, не эти мерзавцы, на которых сейчас делают ставку, в которых видят будущее страны, будут ее спасителями, а такие...

Но договорить Браш не успел — требовательно, громко зазвонил в коридоре звонок, и Володя мгновенно возвратился в оставленный им жестокий мир, мир, откуда его всего лишь на минуту увел художник Браш своим рассказом.

— Это за мной! — вздрогнул Володя. — Пожалуйста, скажите им, что вы долго не отвечали на мой звонок.

— Ладно, ладно, паучий сын! — неожиданно холодно заговорил Браш. — Не трясись! — И добавил с громким смехом, направляясь к коридору: — Рано еще трястись, рано!

Браш отворил дверь. На пороге стоял Дима и смотрел на Володю, идущего к выходу мимо живописца.

— Что ты здесь делал, щенок?! — с яростным гневом спросил он, и Володя понял по его глазам, что Дима (а значит, и Паук) подозревает его в чем-то.

— Ничего здесь не делал ваш паучий сын! — с дерзкой ухмылкой крикнул в ответ Браш. — Я двери не открывал ему! Шляются здесь всякие паучьи дети! Все, больше меня не беспокойте! Браш спать ложится!

И хлопнул дверью прямо за спиной вышедшего на площадку Володи.

ГЛАВА 10

ТАИНСТВЕННЫЙ ПОРТРЕТ И КОМНАТНЫЕ ТУФЛИ

«Все идет по плану, идет по плану! — лихорадочно обдумывал свое положение Володя, сидя в теплом салоне автомобиля, которым правил невозмутимый Аякс. — Послезавтра у меня будет своя копия «Иеронима», значит, мне будет что отдать Диме и Пауку, если они насядут на меня и потребуют вернуть им ту копию, которая, как я сказал, осталась в эрмитажном камине. Но если они не попросят меня вернуть ее, то я воспользуюсь этой картиной по-другому — попробую ее пихнуть тому, кто заказывал похищение. Разве «заказчик» заподозрит во мне такого вот пройдоху? Нет, я постараюсь убедить его, что подлинник на самом деле остался у меня, а после обменяюсь с ним в каком-нибудь укромном месте: я ему отдам подделку, а он мне деньги. Тридцать-сорок тысяч долларов меня вполне устроят, потому что у меня останется еще и настоящий «Святой Иероним», и для него я подыщу покупателя солидного, не то что эта шантрапа. И еще сто тысяч баксов будут в моем кармане! Ну, тогда посмотрим, с кем будет моя мама: с тем интеллигентным барином или с папкой, простягой-кузнецом! Деньги-то, они ведь не пахнут, и никто не станет спрашивать откуда я их достал. — Вдруг Володя припомнил слова Браша о том, что такие, как он, станут фундаментом будущей России, и подумал о себе не без гордости: «Конечно, художник Браш, вы не соврали. Именно такие и станут!»

И мысли о будущем депутатстве, о высокой государственной карьере снова полезли в голову Володи.

Они ехали долго. Городской транспорт уже почти не ходил, прохожие не попадались, и огни в окнах почти везде погасли.

Две машины мчались куда-то на окраину города, где Володя никогда не был или, по крайней мере, не мог узнать района. Остановились возле блочной девятиэтажки, не спеша вышли из автомобилей. Дима и Паук о чем-то коротко переговорили, и Володя по тону отдельных долетавших до него реплик догадался, что и старик, и молодой мужчина чрезвычайно взволнованы и еще не знают, как им действовать наверняка. Было видно только, что Дима настаивал на мерах крутых. «Сразу мочить!» — услышал мальчик, но Паук, напротив, хотел действовать осмотрительно и мягко: «Сынок, охолонись! Вначале потолкуем с ним...» — долетело до ушей Володи, и тут его позвали, позвал Паук, и мальчик на одеревенелых от долгой неподвижности ногах подошел к предводителю, рядом с которым уже стояли его телохранители, Аякс и Дима.

— Значит, — сказал Паук сквозь зубы, — начинается, ребятки, ответственный этап работы. Вначале приготовим маски, потому что мы с Белорусом общаемся друг с другом только, фигурально выражаясь, опустив забрала. Он не хочет, чтобы кто-то видел его рожу, а я не желаю, чтоб видели мою и ваши. Кто знает, кто он, этот Белорус, — может, в ментовской служит и у него там запись на видео ведется. Вот маски. Наденете, как только войдем в подъезд.

И Паук дал каждому по тонкой маске, сделанной, наверно, из черных капроновых чулок. Володя тоже взял маску, и его сердце заколошматилось, как движок автомобиля, — до того ему понравилась идея «работать» с опущенным забралом. Потом Паук подошел к переговорному устройству, укрепленному рядом с парадной, набрал номер, и Володя тут же его запомнил — сто семьдесят четыре. В динамике устройства раздался скрип, потом — треск, и чей-то голос произнес короткое: «Кто?»

— Аспид, — лаконично произнес Паук, говоря, подумалось Володе, пароль или называя свое имя.

— Проходите, — тут же откликнулся электронный голос и щелкнул замок, отворяющий дверь.

Вся компания прошла на лестницу, довольно чистую — не такую, как в доме Браша, куда, наверно, забегали по нужде все, кто слонялся по Владимирке. К лифту поднялись, и там по знаку Паука стали натягивать капроновые маски, и Володя от волнения поначалу сплоховал, попытавшись надеть свою маску на голову, не снимая шапки, и Дима, заметив это, тихо сказал: «Пенёк!» — и постучал пальцем по своей голове.

Скоро вся компания была похожа на вылитых африканцев: наружу выглядывали только губы каждого и виднелись сверкающие на фоне черного капрона глаза, носы же были расплюснуты, потому что маски были тесноваты. Однако Володе смотреть на своих собратьев по делу было совсем не смешно, скорее жутко, так как мало того, что эти люди не обладали настоящими именами, они теперь распрощались и со своими лицами, точно злой колдун превратил их в ужасных оборотней или выходцев с того света. Но Дима решил схохмить:

— Нам бы сейчас не к Белорусу, а прямым ходом к ювелирке...

— Ладно, не треплись! — строго и властно одернул его Паук, и Дима тут же умолк, осознав неуместность своей шутки.

На лифте поднялись на четвертый этаж, Паук решительно направился в угол лестничной площадки и, потянув за ручку одной из дверей, тут же распахнул ее, заранее, как видно, открытую. Все по одному зашли в квартиру, и Володя оказался в просторной прихожей, нарядной, даже богатой, со сверкающим хрустальным бра, яркой модерновой картиной большого формата и в белой раме, с огромным зеркалом, оправленным в позолоченную бронзу.