ВьЮжная Америка - Романенко Александр Юрьевич. Страница 34
Итак, бюрократия побеждена и посрамлена, пора приступать к реализации творческих идей, или, говоря по-человечески, настало время высунуть язык и бегать по городу в поисках подходящего торгового помещения. Аренда — слово недели. Кьеро аррэндар ун локаль. Что в московском переводе означает примерно следующее: надо бы снять ларек какой-никакой.
— Кьеро аррэндар! — говорю я в торговых центрах.
Но это не эффективно. Покупаю «Комерсио». В который уже раз удивляюсь этой газете. В ней, как в интернетовских просторах, есть ответ на любой вопрос и помощь на любой случай. Правда, за исключением тем «аморальных». А если кому приспичит, тот берет за тыщу сукров «Экстру». Красная газета. Не в силу каких-то политических наклонностей и предпочтений, а просто вся «Экстра» обыкновенно залита красной краской. На первой полосе почти всегда найдется аппетитно окровавленный труп. Все заголовки отпечатаны соответствующим красителем. А на последней страничке вот вам, пожалуйста: колдуны-ворожеи, девочки, казино, подвальные бары, сомнительные услуги туманного содержания, объявления типа «куплю непонятно что (возможно, и краденое, кто знает?), продам все, что угодно, кому угодно и где угодно», и так далее, в том же духе до последней строки. Хотя «Экстра» — не китийская газетка, она гаякильская, точнее, гайакильйянская (если совсем точно, то это вообще непроизносимо, это на кечуа, на языке лесных богов). Но столичных объявлений в «Экстре» тоже предостаточно.
Однако мне нравится только «Комерсио». Пусть эти строки даже отчасти реклама любимому издательству — не беда, оно честно заслужило похвалу. Вот и теперь я раскрываю шуршащие страницы и в течение первой же минуты нахожу все, что нужно — локали в аренду.
Что такое локаль? Это от слова «локальный», «местный», но в Латинской Америке оно имеет иное, нежели в словарях, значение. Как правило, подразумевается небольшое (но не обязательно очень маленькое) торговое место, непременно с крышей и хотя бы с тремя стенами. Даже картонно-фанерное сооружение где-нибудь на Южном базаре — все равно локаль.
Обычно же локалем называют отгороженную часть торгового центра, который, собственно, и состоит из локалей, лестниц и коридоров. Магазинчик в торговом центре всегда лучше, чем просто магазинчик отдельно от всех. Почему? Потому что в центре больше народу. Есть надежда, что к вам заглянет кто-то случайный. Он пришел покупать штаны, а наткнулся на компьютеры. Конечно, компьютер будет подороже, чем штаны, но почему бы не зайти, не потолковать, не порасспрашивать? Особенно если на вашей витрине много заманчивых объявлений о скидках, о специальных планах, о дополнительных услугах и прочем.
Короче, я бегаю по торговым центрам. Но очень скоро круг моих поисков сужается до минимума и я оказываюсь на ступеньках той самой «Эспирали», с которой когда-то началось мое знакомство с китийским бизнесом.
«Эспираль» занимает в городе особое положение. Во-первых, ее знают и посещают все, она здесь давно и прочно. Во-вторых, всем заведомо известно, что эспиральские цены ниже, чем в более северных торговых центрах. «Эспираль» расположена в трех минутах ходьбы от улицы Патрия, а эта улица в сознании китийцев (и даже туристов) запечатлена как разделительная полоса между Кито модерновым, зажиточным и деловым и Кито древним, изношенным, «историческим». Эта линия разделяет качество товаров, а также цены. Здесь же протянута и незримая граница под названием «апартеид». Те, кто южнее, — темнее ликами, смолянее власами, скуластее и прищуристее. Те, кто севернее, — обычно светлее, рыжеватее, длинноносее и с выпуклыми глазами. То есть и те и другие, разумеется, нормальные братья-метисы, но «южанин» более тяготеет к индейству, если можно так сказать, а «северянин» — к испанству. Это накладывает гигантский отпечаток на мировоззрение, поведение, образ мышления и вообще на всю жизнь индивида.
Как я уже отмечал выше, метис, чем более он индеец, тем менее он этого желает. Он страдает сложным комплексом неполноценности, который толкает его на многие дурацкие поступки: на пластическую операцию, на покраску волос в «ля шатен» и даже на отбеливание кожи лица (некая пародия на комплекс Джексона).
Южанин прекрасно терпит американского и европейского туриста, никак не реагируя на внешность приезжих. Но он глубоко и генетически ненавидит своих, которые побелее.
Северянин же страдает ничуть не менее своего южного собрата. Его «северная» болезнь — тоже комплекс, но уже комплекс превосходства, глубокий, отвратительный снобизм по отношению к «нижестоящим» южанам. Истинный северянин всеми силами старается не показываться на юге, он объезжает южные районы по горным трассам, он показно и убежденно брезгует всем, к чему прикасалась рука южанина (за исключением руки прислуги, конечно, которая может иметь любой цвет, вплоть до угольного).
Разумеется, никто никогда не выскажет ничего подобного вслух, да еще и в вашем, «иностранном», присутствии. Более того, во время политических выборов любого уровня беленькие упитанные кандидаты с розовыми ноготочками охотно обнимаются и слюняво лобызаются именно с «темным» народом, потому что «темных», ясное дело, подавляющее большинство. Но я уверен: кандидатам этот патриотизм влетает в килограммы испорченных нервов и в литры перекиси водорода, которой они смывают бациллы юга со своих ухоженных ладошек после «дружеских» рукопожатий.
Да, юг не отличается особой чистотой, скромностью и образованностью. Юг более демократичен, более открыт, но низы есть низы, об этом читайте у Ленина. И преступность в низах, естественно, повыше «нормы».
«Белые» люди не больно-то боятся наглых вырывателей сумочек, не в этом дело. «Белые» панически опасаются, что кто-то сможет заподозрить их в родстве с «темными». Хотя, если потрясти известное древо практически любой «очень белой» семьи, то окажется, что индейские родственники имеются там обязательно, даже среди кровной родни.
В то же самое время китийская молодежь негласно плюет на расовые предрассудки. Тщательно прикрываемое, замалчиваемое, закамуфлированное смешение «темных» и «белых» кровей идет полным ходом. И побеждает конечно же кровь «темная». Еще пара поколений, и светлоликими останутся только престарелые бабуси и дедуси.
А «Эспираль», она как бы межрасовая, вокруг нее кружатся туристы, у подъезда бежит брусчатка авениды Амазонас, каждый пятый или шестой входящий в двери этого торгового центра — истинно белый, даже розовый, молочно-йогуртовый выкормыш Массачусетса или Висконсина. Так что «белым» китийцам как-то не к лицу брезговать тем, что с удовольствием потребляют их идолы, их ходячие иконы — американцы.
А «темные» убежденно считают, что район Патрия, который в трех минутах ходьбы, — неотъемлемая собственность юга. Раскинувшийся на правой стороне Патрии исконно индейский базар, где торгуют изделиями народных промыслов, как бы подтверждает эту мысль. Так что темнокожие, точнее, конечно, всего лишь смуглокожие, граждане вхожи в «Эспираль». И получается, что этот центр имеет высокую посещаемость и неплохую оборотистость. Хотя, благодаря численному преимуществу бедных, по определению, южан, в «Эспирали» предпочитают торговать дешевым и мелким товаром. Что ж, фотография, пусть и компьютерная, — товар тоже отнюдь не крупный.
Я хожу по спиральной дорожке — никто, слава богу, фотографию здесь пока не предлагает, конкурентов нет. Монтажи? Да, в одном месте, не в «Эспирали», далеко отсюда, я как-то видел такой монтаж. Нечто ужасное: отпечатано на обыкновенной бумаге примитивнейшим «Хьюлеттом», «зерно» с горошину, цвет — лучше не говорить, а сам монтаж — вырезанная голова клиента, криво всунутая в пасть крокодила. Это хорошо звучит, но на самом деле потребовалось несколько секунд внимательного разглядывания, чтобы разобраться, что там к чему среди бесформенных нерезких пятен. И просили за это произведение аж целых двадцать тысяч сукров. С ума сойти! Разумеется, все увиденное прибавило мне уверенности в моем будущем бизнесе, в его если не процветании, то уж, во всяком случае, успешном течении.