Клеопатра. (Другой перевод) - Хаггард Генри Райдер. Страница 25

Я заметил, что она, пока говорила, тайком смотрела на меня из-под длинных, густых опущенных ресниц, скрывавших ее скромные глаза.

– Что ж, хорошо, – напряженно произнес он, внимательно всматриваясь ей в лицо. – Уверен, что ты говоришь правду, Хармиона. Но ни на одну минуту не забывай своей клятвы, которую ты дала, девочка, и помни дело, ради которого ты здесь оказалась. Ты не должна быть легкомысленной. Я хочу, чтобы ты забыла обо всем суетном, о красоте, которой тебя прокляла судьба. Помни, Хармиона, о той мести, которая падет на тебя, если ты хоть в самой малости подведешь нас, о мести людей и богов! Не забывай, – продолжил он, все больше и больше распаляясь, отчего голос его загремел так, что, казалось, в небольшой комнате задрожали стены, – для какой великой цели ты рождена. Ты была обучена и послана на службу во дворец, чтобы заслужить доверие и подслушивать разговоры этой распутницы. Роскошь дворца не должна соблазнить тебя, Хармиона, замутить чистоту твоей души и отвратить от цели!

Глаза его горели, а тщедушное тело словно увеличилось, он стал казаться величественным, и, глядя на него, я даже ощутил благоговейный трепет.

– Хармиона, – продолжил он, указав на нее пальцем, – признаюсь, я иногда сомневаюсь в тебе. Вот только две ночи назад мне приснилось, будто ты была в пустыне. Я увидел, что ты подняла руку к небу и оттуда дождем хлынула кровь. А ты смотрела на это и улыбалась. Потом небеса опустились и накрыли землю Кемет, словно саван. Как ты думаешь, девочка, отчего мне приснился такой сон? Каков его смысл? Пока я тебя ни в чем не уличил, но берегись! Если такое случится, хоть ты моя родственница и я люблю тебя, я в тот же миг прокляну тебя, чудное лицо и твое прекрасное тело, которым ты так гордишься и которое любишь выставлять напоказ, будет растерзано коршунами и шакалами, а душа познает самые страшные пытки. Ты не будешь похоронена, останешься лежать поверх земли и, проклятая богами, отправишься в Аменти, где твоя душа будет вечно скитаться, так и не воссоединившись с телом!

Тут он замолчал, потому что неожиданный его порыв охладел, но в тот миг я как никогда ясно увидел, какое горячее сердце бьется за его внешней веселостью и простодушием и как неистово, фанатично он предан своей цели. Но его слова так испугали девушку, что она сжалась от страха и, закрыв свое милое лицо руками, заплакала.

– Не говори со мной так, дядя, – сказала она, всхлипывая. – В чем я провинилась? Я не знаю, почему тебе снятся такие ужасы. Не я навеваю на тебя эти сны. Я не вещунья, чтобы их растолковывать. Разве я не выполняла все твои желания? Разве я когда-нибудь забывала об этой жуткой клятве? – Она содрогнулась. – Разве я не стала шпионом и не рассказываю тебе все, что вижу во дворце? Разве я не покорила сердце царицы, да так, что она полюбила меня, как сестру, и ни в чем мне не отказывает? А разве не полюбили меня все, кто ее окружают? Так за что же ты такое говоришь мне? За что так пугаешь меня своими угрозами? – И она заплакала пуще прежнего, отчего стала казаться еще красивее.

– Ну хватит, хватит, – успокаивал ее он. – Я это говорю не просто так. Помни мои слова и не являйся сюда больше в платье, пригодном разве что для блудницы. Ты думала, мы станем любоваться твоими изящными руками? Мы, посвятившие себя Египту и преданные египетским богам? Так знай же, девочка, что перед тобой твой двоюродный брат и твой царь!

Она перестала всхлипывать, вытерла глаза полой хитона, и я увидел, что от слез они стали только нежнее.

– Мне кажется, о царственный Гармахис и любимый брат, – сказала она, поклонившись мне, – что мы уже встречались.

– Да, сестра, – ответил я не без стыдливости, ибо никогда еще не разговаривал с такой прекрасной девой. – Это ты была в колеснице рядом с Клеопатрой, когда я дрался с нубийцем?

– Конечно, – сказала она с улыбкой и неожиданным блеском в глазах. – Ты отважно сражался и ловко победил этого черного негодяя. Это был великолепный поединок. Я видела, как вы схватились, и, хоть не знала, кто ты, очень испугалась за такого мужественного человека. Но я отплатила ему за свой страх, ведь это я подсказала Клеопатре приказать стражникам отрубить ему руку. Если бы я тогда знала, кто ты, я бы попросила отрубить ему голову. – Она бросила на меня быстрый взгляд и улыбнулась.

– Довольно, – вмешался дядя Сепа. – Не будем попусту тратить дорогое время. Расскажи, с чем ты пришла, Хармиона, и уходи.

Тут выражение ее лица изменилось. Она кротко сложила перед собой руки и заговорила:

– О фараон, выслушай свою служанку. Я – дочь твоего дяди, фараона, покойного брата твоего отца, который давно умер, во мне тоже течет кровь царей Египта. Я исповедую нашу древнюю веру и ненавижу греков. Моя самая заветная мечта – видеть тебя на троне, ради этого я, Хармиона, забыла о своем высоком происхождении и стала прислужницей Клеопатры, чтобы проложить тебе дорогу к трону. Фараон, дорога уже проложена.

Выслушай меня, мой царственный брат, вот что мы задумали. Ты должен проникнуть во дворец и разузнать все о его жизни, тайнах и хитросплетениях. Тебе нужно будет, если представится такая возможность, подкупить евнухов и начальников стражи. Некоторых я уже убедила перейти на нашу сторону. Когда это будет сделано и когда будут закончены приготовления вне дворца, ты должен будешь убить Клеопатру. Когда поднимется шум, воспользовавшись суматохой, ты с помощью людей, которые помогают мне, откроешь ворота. Мы же прикроем тебя и задержим преследователей. Ты впустишь во дворец тех наших сторонников, которые уже будут ждать. Они перебьют тех стражников, которые откажутся перейти на нашу сторону, и захватят Бруцеум. Когда с этим будет покончено, не пройдет и двух дней, как изменчивая Александрия окажется у твоих ног. В то же время преданные люди, поклявшиеся тебе в верности, которые есть в каждом городе Египта, восстанут с оружием в руках, и через десять дней после смерти Клеопатры ты действительно станешь фараоном. Таков план, и, как видишь, царственный брат, хоть наш дядя и думает обо мне плохо, подозревая во всех возможных грехах, я не только хорошо выучила свою роль, но и неплохо сыграла ее.

– Я все понял, сестра, – ответил я, удивляясь тому, что такая молодая девушка, а было ей всего двадцать лет, смогла задумать такое сложное предприятие, ведь изначально заговор был составлен ею. Но в те дни я мало что знал о Хармионе. – Продолжай. Как же мне стать вхожим во дворец Клеопатры?

– Это не сложно, брат мой. Клеопатра любит красивых мужчин, а ты, прости меня, хорош и лицом, и фигурой. Сегодня она обратила на тебя внимание и дважды спрашивала меня, где можно разыскать этого астролога, как его найти, ибо ей кажется, что астролог, который может голыми руками уложить нубийского гладиатора, наверное, великий ученый и действительно умеет расположить к себе звезды. Я сказала, что попытаюсь узнать. Слушай же, мой царственный Гармахис. Днем Клеопатра спит в своих внутренних покоях, которые выходят окнами в сад у гавани. Завтра в полдень я встречу тебя у ворот дворца, куда ты придешь не таясь и спросишь госпожу Хармиону. Клеопатре я скажу, что тебя удалось найти, и устрою так, чтобы, когда она проснется, рядом с ней никого не будет, только ты. Остальное будет зависеть от тебя, Гармахис. Она очень любит разные мистические вещи, таинственные знания. Я видела, как она, бывает, ночь напролет смотрит на звезды и делает вид, будто понимает их значение. А совсем недавно она изгнала из дворца Диоскорида, придворного врача, который – глупец! – по расположению звезд предсказал победу Кассию в битве с Марком Антонием. Клеопатра приказала военачальнику Аллиену послать еще несколько легионов в Сирию, где Антоний, чье поражение, по словам Диоскорида, было предопределено звездами, сражался с Кассием. Но все случилось наоборот: Антоний разбил сначала Кассия, а потом Брута, и Диоскориду пришлось покинуть царский двор. Теперь он, чтобы заработать на кусок хлеба, читает в Мусейоне лекции о лекарственных травах и ненавидит все, что связано со звездами, о которых и слышать не хочет. Его место пустует, ты займешь его. Царский трон станет нам хорошим прикрытием, нас никто не заподозрит, и мы начнем действовать. Мы уподобимся червям, разъедающим плод изнутри, и твой меч, Гармахис, подточит трон этой македонянки, и червь, совершивший это, сбросит свою рабскую оболочку и гордо расправит царственные крылья над Египтом.