Сталинъюгенд - Кирпичников Алексей Феликсович. Страница 14
Бывшее до революции владением нефтепромышленника Зубалова и с тех пор получившее его имя, поместье находилось на двух огромных территориях, рассечённых глубоким оврагом со змеившейся по дну речушкой Медведкой. На дальнем участке стояла дача Сталина – Зубалово?2. Такой порядковый номер отнюдь не говорил о роли её нынешнего Хозяина – просто при прежних владельцах этот дом занимали дети нефтепромышленника. На примыкавшей к шоссе территории находилась дача Микояна – Зубалово?1.
К описываемым событиям Сталинская дача почти пустовала. Сначала, после гибели второй жены Надежды Аллилуевой, сам Сталин съехал в специально приготовленный для него дом в Волынском возле Кунцево, который все называли: «Ближней» (подразумевалось – «дачей»). Тогда в Зубалово?2 остались только родственники Хозяина от второго брака: сын Василий с семьёй, любимая дочь Светлана да их дед с бабушкой – Сергей Яковлевич и Ольга Евгеньевна Аллилуевы. Когда осенью 41?го немцы подошли вплотную к Москве, Зубалово оставили. После того как фашистов отогнали, обнаружилось, что сталинский дом выгорел внутри. Уцелела лишь кухня и галерея?переход от кухни к дому. Естественно, его сразу же начали восстанавливать (фактически строить заново), а для родных Вождя быстро привели в порядок комнаты над кухней, где они обосновались до окончания стройки. Однако по ряду причин с января 43?го в Зубалово?2 квартировал только старенький Сергей Яковлевич.
Зубалово?1 не пострадало от немцев и ожило сразу после победы в битве за Москву. На его территории находилось пять домов.
Если смотреть по направлению от Москвы, в глубине участка над оврагом нависает большое двухэтажное здание в стиле французских замков конца XVIII века. В лучшие для него времена Зубалов?старший любовно выстроил этот дом для себя.
После революции замок, хорошо видный с шоссе, долгое время был коммунальным. Кроме многочисленного семейства Анастаса Микояна туда подселили ещё две семьи: друга Вождя по дореволюционным ссылкам – замнаркома иностранных дел Карахана и надёжно укрывшегося в СССР польского коммуниста Барского. Однако с годами Сталин охладел к двум последним, и в конце тридцатых, чтобы не мозолили глаза, обоих расстреляли, а их предательские семьи рокировали в социализм. Так в доме остались лишь Микояны.
Рядом с главным корпусом находилась небольшая кирпичная кухня, что создавало жильцам некоторое неудобство – в зимнее время пищу иной раз подавали основательно остывшей.
Слева от ворот стоял дом поменьше. В начале тридцатых его занимал военный нарком Ворошилов, а позже – начальник Главного политуправления Красной армии – догадливый, но крайне безответственный Ян Гамарник, бросивший жильё на произвол судьбы и застрелившийся во избежание ареста и насильственной смерти от соратников.
В дальней части участка имелся ещё один большой многоквартирный дом («Технический корпус») с пристроенной цилиндрической водонапорной башней, украшенной по верхней кромке зубцами, наподобие кремлёвских. При царе в нём жила прислуга капиталиста Зубалова, а после революции дом перекроили – на первом этаже разместили гараж с мастерскими, а на втором – жилом – обустроили апартаменты для семей родственников первой и второй жён Сталина – Сванидзе и Аллилуевой, а также для вдовы Феликса Дзержинского. С 1942 года это здание тоже пустовало.
Напротив «Технического корпуса» в забор врос одноэтажный дом охраны, где квартировали чекисты, приписанные к семейству Микояна и к поселку. Он имел два выхода: на участок и за пределы территории поместья.
* * *
Многолетний бессменный член Политбюро ЦК Анастас Микоян возглавлял огромный клан, помимо его многочисленного потомства включавший семьи братьев самого Микояна (один из них, Артём Иванович, выдающийся авиаконструктор, создавал знаменитые МиГи) и семьи родных жены Анастаса Ивановича, Ашхен Лазаревны. В мирное время в Зубалово часто гостили родственники, но война сузила круг постояльцев: крайне редко вырывался с работы глава клана, ушли лётчиками на фронт старшие сыновья – Степан, Владимир и Алексей…
На даче теперь жили Ашхен Лазаревна, двое младших мальчиков и обе бабушки: мать Анастаса Ивановича – Тамара Отаровна, и мама Ашхен Лазаревны – Вергиния Георгиевна.
* * *
Вано вылез из машины и с понурым видом вошёл в дом. К счастью для него Ашхен Лазаревна зашла к себе и не видела, что сын вернулся. Стараясь остаться незамеченным бабушками, он поднялся на второй этаж и проскользнул в комнату, которую делил с Серго. Младший брат лежал на кровати и читал. Увидев Ваню, он немедленно отложил книгу.
– … Ну что?
– Всё известно – у папы в кабинете сидели Берия и Меркулов. Они сразу же задали вопрос про пистолет, и я рассказал правду.
– Про организацию говорили? – как всегда, чуть заикаясь, спросил Серго.
– Нет, об этом ни слова.
– А как тебя накажут?
– …Лаврентий Павлович сказал, что я несовершеннолетний, и поэтому со мной разберётся отец. Папа выглядел мрачнее тучи. Что будет, когда он приедет, даже думать не хочу.
– А мама?
– Она ничего не знает, если только отец не позвонил, пока меня сюда везли. Сейчас соберусь с духом и пойду на голгофу.
– А как считаешь – про нашу организацию известно?
– Если нашли записи Шаха – то знают. А чего тебе волноваться? Вы ж в «тимуровцев» играли. Разве за это могут наказать?
– Ваня, я не говорил… Я за тебя переживал и понимал, что не до меня. А сейчас, когда немного прояснилось, хочу посоветоваться.
– ?…
– Понимаешь, Шах придумал название организации – «Четвёртая Империя (Рейх)». И себе звание присвоил – «рейхсфюрер»… Это он начитался Гитлера. И всем остальным собирался разные звания дать. Я сказал, что мне не нравится этот «рейх», а он пообещал созвать общее собрание, но провести его не успел.
– Ну, не успел, считай, что и не было такого названия у вашей организации. Ты голову этой ерундой не морочь – мне на всю жизнь хватит того, что я натворил… Знаешь – постоянно думаю, почему так глупо всё устроено?… Когда в тот день дал Вовке «вальтер» и уже от него подходил к дому, вдруг решил – надо срочно вернуться и обойму с патронами забрать. Помчался назад. Только из Кремля выбежал, а мне навстречу Евгения Александровна Аллилуева со Светкой Сталиной. И как полезли расспрашивать о всякой дребедени… Минут десять отняли. Я потом бегом на Грановского, а мне милиционер из будки сифонит – Софья Мироновна и Шах минуты три, как уехали на дачу. Представляешь – не остановись я у Кремля – и обойму бы конфисковал, и Володя с Ниной сейчас живы были… и у меня бы на душе кошки не скребли.
– В книжках пишут: «Значит, так суждено».
– Помолчал бы, литератор, – и без тебя тошно. Пойду к маме… сдаваться в плен.
5
Уманскую хоронили 6 июня. Утонув в цветах, совершенно уже не нужных Нине, чёрно?белый гроб стоял в траурном зале московского крематория. У дверей висела табличка: «Спецобслуживание». Пришедшие на панихиду входили, опустив головы. Находившуюся в прострации Раису Михайловну Уманскую поддерживали двое распорядителей. Кроме родных с Ниной пришли попрощаться её одноклассники, учителя и многие родители учеников 7?А класса. Девочки плакали. Уронив голову на бесчувственные руки дочери, убивалась мать. Бледнее смерти позади неё замер отец погибшей. Мальчишки стояли, не шелохнувшись, с каменными лицами. Люди не стеснялись горя и слёз – нелепость гибели цветущей девушки никого не смогла оставить равнодушным. Когда сказали все необходимые слова и присутствующие попрощались с покойницей, гроб с её телом начал исчезать в шахте крематория. Женщины ахнули, а двое крепких мужчин с трудом удержали мать, рванувшуюся броситься вслед.
* * *
Смолкла траурная музыка, и толпа медленно потянулась на территорию кладбища. Мужчины закурили. Соблюдая приличие, Константин Уманский сдержанно спросил, хочет ли кто?то поехать на поминки. Все стали дружно вполголоса отказываться. Отец Нины не настаивал – чувствовалось, что неизбежное обсуждение подробностей смерти с одноклассниками или учителями убийцы будет для него и жены невыносимо.