Дикари - Мож Роже. Страница 30
Долгий поцелуй, и Манчиния взяла в руку член своего любовника.
Несколько минут был слышен лишь шум льющейся в бассейн калдариума воды, потом Манчиния издала глубокий вздох, покачав головой, и вновь заговорила:
– Мы больше не будем заниматься любовью, мой дорогой, а то у меня будут круги под глазами. В три часа я должна идти в храм весталок. Сегодня принимает посвящение племянница Патрокла... Все увидят, что я занималась любовью как безумная. Когда я кончаю несколько раз подряд, у меня появляются огромные круги. Какие?то глупости я говорю. На чем я остановилась?
– Ты начала говорить в мою защиту, потому что с утра знала, что тобой заинтересовался Тит Цезарь...
– Да! Тогда я сказала, что знаю тебя многие годы. У нас с Патроклом ферма в Галлии рядом с твоей. Какой ты замечательный человек, абсолютно честный, всегда справедливый к своим рабам. Как ты глубоко уважаешь империю и Цезаря. А в душе у тебя царил настоящий культ Менезия, с которым ты пережил самое невероятное на войне. Невозможно и абсурдно думать, чтобы ты мог причинить ему зло... В конце я добавила, что он сам попросил тебя оставить ферму на время и срочно приехать в Рим. Я была в Галлии, когда пришло сообщение. Ты бы видел сцену! Все смотрели на Тита Цезаря и ждали, что он скажет.
– И он сказал?
Манчиния рассмеялась:
– Он сказал: видно, галл, помимо всех положительных качеств, еще и привлекательный мужчина, если такая красивая женщина, как Манчиния, восхищается им...
– Учтиво с его стороны... Он воспользовался моментом и сделал тебе комплимент. А потом?
– Ну, потом кто?то выказал серьезные сомнения насчет подлинности завещания. Галл единственный наследник Менезия, и если галл не сам был инициатором убийства, то, может быть, он является игрушкой в руках финикийских дельцов. Теде сами состряпали завещание и при всеобщем замешательстве собираются воспользоваться наивностью этого провинциала и его незнанием римских дел, чтобы за его спиной проворачивать выгодные операции с состоянием Менезия. Вроде как именно они надеялись управлять всем наследством...
Сулла подумал над рассказом Манчинии, потом спросил:
– А дальше говорили еще что?нибудь?
– Да ты знаешь, разговор перешел на другую тему. Со всех сторон раздались голоса, заглушив слова тех, кто продолжал еще говорить о Менезии и о тебе. Больше я ничего не услышала...
– Ты знаешь имя того человека, который говорил о подложном завещании?
– Имени не знаю, но хорошо помню его лицо. Завтра, может быть... Лучше спрошу у дяди Патрокла. Он знает всех и всегда в курсе всего, что происходит во дворце... Но зачем тебе это, дорогой?
– Мне сказали, что у меня появится много врагов в Риме, – отшутился Сулла. – Я составлю список...
– Я приеду к тебе послезавтра утром и расскажу все, о чем узнаю. – Манчиния снова прижалась к нему. – Даю тебе две ночи на восстановление сил, нам пригодится... О великие боги, помогите Сулле! Я буду думать два дня только об этом, о том мгновении, когда увижу тебя снова и ты примешь меня в свои объятия... – Внезапно молодая женщина разразилась рыданиями, чем напугала Суллу. – Все ужасно, – простонала она, пряча свое лицо, залитое слезами, на груди у любовника. – Тогда, во Вьенне, я очень тебя хотела. До этого я занималась любовью только со служанками. Этот идиот Патрокл ни к чему не годен. Но теперь здесь, в Риме, поняла: я действительно тебя люблю. Ты слышишь, Сулла! Ты – тот мужчина, которого я люблю, никогда не полюблю никого другого, знаю, ах я несчастная...
Из больших черных глаз Манчинии на грудь галла катились крупные слезы. А он гладил молодую женщину по волосам и нежно целовал ее в лоб.
– Нет, Манчиния, ты никогда не будешь несчастной! Я не причиню тебе зла и всегда буду рядом с тобой...
Она покачала головой, шмыгая носиком:
– Да, а маленькая рабыня, которую ты лишил девственности перед отъездом, я знаю, ты ее любишь. Вы все одинаковы, любите рабынь и знаете, что они принадлежат вам полностью и вы можете делать с ними все, что захотите... Это вас, мужчин, возбуждает, а мы ничего не можем этому противопоставить.
– Ты говоришь глупости, – ответил Сулла, улыбаясь и наклоняясь над Манчинией, нежно целуя ее в красивый рот.
Он вспомнил Хэдунну, ее лицо в тот момент, когда она отдавалась ему, и он подумал, что, может быть, Манчиния права.
Глава 12
Парик Нестомароса
Уснувшую Манчинию Сулла оставил в бане, там, где они любили друг друга. Сам оделся и отправился в школу гладиаторов. В конюшне он подобрал лошадь, способную на столь долгое путешествие. Там его и застал посыльный. Он сообщил хозяину, что к дворцу подъехала повозка, в ней человек по имени Нестомарос и что он называет хозяина другом, вы якобы приглашали его приехать в любое время и на любой срок. Охрана его не пускает, на что он страшно гневается.
– Каков он? – спросил Сулла. Он не знал человека с таким именем ни во Вьенне, ни в другом городе.
– Это... галл, господин. У него длинные волосы и большие усы. С ним женщина, верхом на одной из лошадей, маленькая и толстая, гораздо моложе его...
– Так у него несколько лошадей?
– Да, господин, три, это галльские лошади, крепкие, с сильными ногами, одна – для него, другая – для его жены, а на третьей – поклажа.
– Нестомарос? – переспросил Сулла. – Больше он ничего не сказал?
– Он сказал, господин, что он ваш друг детства, только что приехал в Рим и успел лишь перед визитом к вам зайти к Сертию...
– Ах так, – улыбнулся Сулла. – Вели впустить.
Наконец Сулла выбрал лошадь, приказал оседлать ее и подвести к входу в большой атрий. Сам повернул на главную аллею, ему хотелось присутствовать при въезде Нестомароса. Конечно же это был не кто иной, как Изгнанник, который усилиями сына Либио был превращен в знатного галла.
Дворцовый охранник вел под уздцы лошадь знатного галла. При виде наследника Менезия тот громогласно вскричал:
– Сулла! Тебя охраняют настоящие церберы! Меня заставили ждать у двери. Восемнадцать дней я провел в пути, чтобы добраться до тебя!
Фальшивый Нестомарос говорил на правильной латыни с сильным галльским акцентом. Сразу было ясно, что он выходец из знатной галльской семьи, окончивший когда?то лучшую римскую школу в Лугдунуме. Большие усы, рыжеватая шевелюра, несколько вызывающие золотые украшения на шее, шерстяная туника – чисто галльские атрибуты. Красноречие Изгнанника, ссыльного консула, плюс талант Сертия, парикмахера и костюмера, явили миру истинный шедевр. А сидящая на лошади молодая женщина, маленького роста, с большими кольцами в ушах и дорогом, но вышедшем из моды платье, могла быть тоже только из Галлии. Впрочем, это был его любимец Клидион, вытащенный Изгнанником из подвала, который они вместе делили в царстве смрадных теней.
– Наконец?то ты приехал! – сказал Сулла.
Мужчины обнялись и расцеловались под взглядами многочисленной челяди. Все хотели услужить путешественникам и позаботиться о лошадях.
– Я тебе очень признателен и благодарю за это.
Изгнанник поспешил ему на помощь.
– Право же, – сказал Мерсенна, беря под руку бывшего офицера?легионера, – будь что будет! Я решил бороться вместе с тобой, чем прозябать в дыре... – Он обернулся и посмотрел на безупречные здания, их украшения, настенные фрески, силуэты конюшен для более чем двухсот лошадей; на аллею, ведущую к портику, у подножия которого рабы сооружали мавзолей для Менезия. – Твой великолепный дворец возвышается над столицей мира! – воскликнул он. – Разве не заслуживает он того, чтобы ради него рискнуть всем?
– Тебе, Нестомарос, я поручаю управлять им. Я сейчас же представлю тебя экономам и управляющим. Ведь ты как раз для этого и приехал...
Они прошли в большой атрий, вслед за ними рабы внесли поклажу. А служанки, потихоньку подсмеиваясь над штанами, которые носила под платьем молодая супруга путешественника, провели ее в отведенные им с супругом покои.
Когда дворцовые управляющие собрались, Сулла объявил им, что отныне своему другу Нестомаросу из Лугдунума он передает бразды правления дворцом и фермами. Отныне они должны будут повиноваться ему во всем.