Дикари - Мож Роже. Страница 31

Нестомарос задавал управляющим различные вопросы, из которых стало ясно, что галл прекрасно разбирается в том, как надо вести дела в Риме. Таким образом, его власть установилась сама собой, как это случилось утром с Суллой.

А заодно Нестомарос приказал собрать всех рабов, где бы они ни работали. Пришли даже те, кто чистил отхожие места, и те, кто занимался счетами, и напыщенные секретари, и неуклюжие носильщики дров из терм с мозолистыми руками, и разодетые служанки, и накрашенные флейтистки. Они молчаливо топтались в атрии. Изгнанник с подобающим галльским акцентом объявил, что по случаю его вступления в должность отменяет все предыдущие наказания и штрафы. В качестве вознаграждения каждому будет выдана сумма в сто сестерциев. Затем он всех отпустил, но предупредил, что с сегодняшнего дня не потерпит более бесхозяйствования: провинившегося ожидает не только наказание кнутом – для мужчин ссылка на галеры, для женщин и девушек продажа своднику. Хозяин Менезий, добавил Нестомарос, незадолго до своей кончины приказал начать постройку новых галер с тремя рядами гребцов. И пусть каждый запомнит это, в противном случае вскорости может оказаться на одной из этих галер...

Рабы и экономы, в большинстве своим такие же рабы, разошлись, и Сулла, желавший переговорить с Мерсенной наедине, перед тем как отправиться в школу гладиаторов, провел своего друга к усыпальнице.

Они миновали мраморное помещение и вышли в салон под открытым небом, откуда был виден весь Город.

Последнее, что видел боевой товарищ Суллы, ушедший в небытие, – темный ночной Город, расцвеченный мерцающими огнями. Сейчас же пред Суллой и Изгнанником Город предстал под яркими лучами солнца, озолотившего тысячи черепичных крыш и окрасившего далекий сельский горизонт.

– Это здесь, ведь так? – спросил Мерсенна?Нестомарос, который уже знал от Суллы, как погиб Менезий.

– Да, здесь. Я видел, как он пил вино, и я слышал, как она ему сказала, что не будет пить вина, так как завтра ей предстоит... Я и не сообразил, что присутствую при смерти того, кого я приехал защищать от опасностей этого города...

Изгнанник покачал головой.

– Вот тебе и яд, – сказал он.

– Как ты думаешь, хотела ли она его убить? – спросил Сулла.

Металла верила в существование завещания, по которому она становилась свободной после смерти ее хозяина. Она не любила Менезия. Фразы, произнесенные той ночью возницей, все еще звучали в ушах галла. Ее голос звучал еще в ушах Суллы. Он не был похож на голос любящей женщины. Она не хотела от него ребенка. Занималась любовью с удовольствием, что было очевидно. Хотя возможно, что она разыгрывала комедию перед своим благодетелем. И ее стоны, и наслаждение – чистый эгоизм со стороны этой женщины. Ей незнакома слабость, и выжила она в плену у римлян только благодаря своей жестокости. Может быть, у Металлы был другой любовник, такой же гладиатор?раб, как она сама? Оба пропитанные запахом крови и арены?

Она желала свободы и денег, которые приносила бы ей школа гладиаторов. Школу Менезий открыл для нее, но там она была бесправна. Только смерть патриция несла ей избавление и полную свободу.

Даже освободи он свою любовницу при жизни, желая покончить с ее подневольным состоянием, это ничего бы не означало. Ведь по закону Металла все время должна была бы находиться с ним в тесной связи.

Голос Изгнанника прервал размышления Суллы:

– Я не думаю, что она хотела его смерти. Я скорее усматриваю во всем политическую подоплеку. И вот поэтому?то ты должен прокатить на выборах Лацертия. Пусть будет наказан тот, для кого было совершено преступление! – Фальшивый Нестомарос осмотрел фундамент будущей гробницы Менезия. Повернулся к Городу. – Какой спектакль, усопшему Менезию будет о чем помечтать, глядя на Рим, который убил его прежде, чем тот его завоевал!..

Сулла уловил с улицы шум.

– Ради его памяти, – продолжил низложенный консул, – ты обязан в первую очередь расправиться с его врагами. Не дать Лацертию получить должность трибуна вместо него! Иначе Менезий будет дважды повержен: и смертью, и триумфом тех, кто его ненавидел...

– Не могу же я выставить свою кандидатуру на должность трибуна! – сказал Сулла.

– Это очевидно. Но ты можешь безболезненно спустить целое состояние, для того чтобы вместо Лацертия был избран кто?то другой. Подумай, Сулла, какая тебя ждет известность, организуй ты от имени кандидата, которого поддержишь, игры. Еще Менезий думал посвятить их Цезарю, сенату и народу! Такого спектакля не видел еще никто. Мы все подготовим! Кто знает? Возможно, ты завоюешь дружбу императора Тита. А он неплохой человек, совсем неплохой... Безумно увлекается гладиаторскими боями. Ты отомстишь за Менезия и приведешь в замешательство его врагов, как только станет известно о твоем влиянии при императорском дворце... – Мерсенна продолжил: – Противопоставь Лацертию какого?нибудь честного человека. Столь памятное событие империя никогда не забудет, – пошутил он.

– А есть ли хоть один честный человек в этом городе? – спросил Сулла в том же тоне.

– Верно замечено! – бросил Изгнанник. – Я об этом не подумал. В Риме нет, – продолжил он. – Но за его пределами... Многие удалились из города, чтобы скромно жить посреди овец и хлебных полей. Да, там, несомненно, остались еще цинциннаты[46], живущие по старинке... – Он подумал и воскликнул: – Лепид! Точно, Лепид! Вот кто нам нужен. Он был префектом Анноны[47] при Цезаре Августе. Город при нем процветал, воровства не было и в помине и казна пополнялась. А когда интриганам удалось убедить императора лишить его должности, он удалился в свое поместье, около Вейи[48]. О нем настолько забыли, что Нерон даже не подумал приказать его убить...

Сулла покачал головой:

– Не захочет он вернуться к делам!

– Ты заблуждаешься, галл! А тебя самого не одолевала ли временами скука, тебя, безмятежно живущего среди откормленных бычков и молоденьких рабынь, которых ты лишал невинности? Город – яд, но это также и изысканный наркотик. Его недостает тем, кто хоть раз вкусил его. И все ваши фермы и длинные?предлинные зимние вечера под тихий говорок неторопливых прядильщиц – можно умереть от скуки... – комически заключил он. – Потом уже другим тоном: – Поедем в Вейи. Мы убедим Лепида. Всего четыре часа на лошади.

Тут появился один из дворцовых секретарей?рабов.

– Господин, – обратился он к Нестомаросу, – явились посетители, хотят видеть хозяина. Один из них адвокат...

– Адвокаты! – бросил Изгнанник. – Они слетелись к твоему состоянию, Сулла, как осы слетаются к пирогу!

Сулла сразу узнал адвокатишку в поношенной тоге – того, что в конторе нотариуса Квириллия в день чтения завещания решил с ходу вступиться за интересы обманутой Металлы. Теперь он с важным видом стоял на ступеньках перед атрием. Должно быть, уже сбегал в школу гладиаторов к вознице и убедил ее возбудить процесс против Суллы, который присвоил себе богатства Менезия... Да и чем она на самом деле рисковала? И по одному и по другому завещанию она осталась рабыней Порфирии или неизвестного ей галла.

Адвокатишка направился к галлу.

– Ты и есть Сулла, так называемый наследник Менезия? – спросил он уверенно.

– А ты, – вступил в разговор Изгнанник с иронической улыбкой на лице, – тот самый навозный жук, который скатывает свой шарик из чужого помета?

– Остерегись, – бросил жалкий адвокат, нахмурив брови. – Я – Гонорий, сын Кэдо, приписанный к адвокатскому сословию города Рима, и если ты будешь оскорблять меня, то узнаешь силу закона!

– А может ли твоя мать доказать, что ты действительно являешься сыном Кэдо? – продолжил Изгнанник.

– Что ты хочешь этим сказать? – взвился Гонорий.

– Всякой занятой женщине может изменить память. Разве твоя мать вела дневник всех посетителей, которых она принимала в своей комнате, чтобы поддержать твое и ее существование?

– Крестьянин! – вскричал взбешенный адвокат. – Провинциальный выскочка, и ты смеешь оскорблять честь благородной семьи? Будет ли вам до смеха, когда оба предстанете перед судьями!