Оборотни Индии - Баширов Андрей Львович. Страница 43
Решив не спать всю ночь, я уселся спиной к небольшой скале, чтобы обезопасить себя от нападения сзади, достал из-за пояса длинный кинжал и положил его на колени. Я плотно обмотал свою шею поясом, ибо напади на меня тигр или леопард-людоед, то он обязательно попытался бы вцепиться мне в глотку, поскольку именно так, а вовсе не ударом лапы, как думают многие, они убивают свои жертвы. Костер разводить я не осмелился, не будучи уверен, что где-нибудь поблизости не находится английский отряд, жаждущий встречи с нами.
Постепенно сгустились сумерки, и наступила непроглядная ночная мгла. Как нарочно, небо было затянуто тучами, сквозь которые не мог пробиться блеск луны, и я не видел ровным счетом ничего. Мне оставалось полагаться только на слух. Очень долго все было тихо, лишь иногда какая-то птица, наверное филин, ухала в глубине леса. Меня все более клонило ко сну, и я чуть было не заснул, как вдруг услышал, что совсем неподалеку испуганно закричал олень, который затем, с треском ломая заросли, бросился куда-то прочь. Я встрепенулся и сжал в руке рукоять кинжала, готовясь к схватке, но… далее ничего не произошло. Тот, кто потревожил оленя, так и не появился. В лесу опять воцарилась тишина, которую более никто не нарушал до рассвета. Измученный ночным бдением, я незаметно для себя заснул с первыми лучами солнца. Мне приснился очень приятный сон: я увидел себя отдыхающим на лежаке у стен родного дома, в своей деревне, которую я так давно покинул. Я услышал, как моя жена бранит за что-то наших ребятишек, и хотел было встать и узнать, в чем дело, однако солнце пригревало так приятно и телом моим овладела такая истома, что я просто не мог подняться. Я устроился поудобней на лежаке и вознамерился отдыхать дальше, как вдруг почувствовал, что кто-то мягкий и пушистый крадется по моей ноге. Это оказался мой любимый полосатый кот Билла, который хотел расположиться у меня на животе и хорошенько выспаться. Я протянул руку и погладил его по спине, ощутив на своей ладони ворс его шерсти, затем взял его за шкирку, чтобы сбросить с лежака, но тот уставился мне прямо в глаза и вдруг крикнул человеческим голосом: „Пусти меня! Пусти!“.
Судорожно дернувшись, я немедленно проснулся и тут же с ужасом понял, что слышу эти крики не во сне, а наяву. Кричал Читу. Я замер на месте, как громом пораженный, увидев, что огромный тигр схватил Читу за ноги и тащит его, а тот истошно кричит: „Пусти меня! Пусти! На помощь! Помогите, ну что же вы!“.
Никто из нас — ни я, ни мои товарищи не посмели прийти ему на помощь. Наоборот, испугавшись до смерти, мы бросились в лес. Я лишь успел увидеть, как тигр, отпустив ноги Читу, схватил его за горло, прервал его отчаянный крик и одним прыжком исчез в джунглях, унося в пасти нашего предводителя».
Так закончил свою жизнь славный вождь пиндари, великий Читу. Его сожрал тигр-оборотень, которого, без сомнения, послала богиня Кали, чтобы отомстить за смерть своих слуг, казненных по приказу Читу. Так бывает всегда и будет впредь с каждым, что посмеет убить тхага, призванного божественной волей Кали исполнять ее веления. Будь иначе, тигр схватил бы Бальраджа, который погладил его, ползущего к Читу, по спине, приняв во сне это чудище за своего кота.
Встреча с прошлым
После нашего бегства из лагеря Читу прошло немало времени. Мы вновь собрались все вместе, чтобы решить, в каком направлении следует предпринять новый поход. Некоторые предлагали двинуться еще не изведанными нами путями — в Гуджерат через Раджпутану, другие считали, что не стоит искушать судьбу неизвестностью и пойти по нашим старым следам — через города Сагар и Джабалпур в Нагпур. Чтобы разрешить сомнения и споры, мы обратились к Кали с просьбой указать нам дорогу, и ее знаки и предзнаменования направили нас по старому пути.
Мы добрались уже до самого Сагара, когда как-то вечером, сидя в палатке, мы услышали «экарея» — самый зловещий из всех возможных знаков Кали. «Экарея» — всего лишь вой или лай шакала, которым тот оглашает ночную тишину, выходя за добычей, но для любого тхага он несет страшную угрозу и предупреждение о гибели. Услышав вой, мы немедленно прервали разговор и уставились друг на друга в тревоге и растерянности. Все молча прислушивались, ожидая, не повторится ли опять этот звук, что было бы еще хуже. Вой повторился, и мы все немедленно вскочили на ноги.
Мы должны немедленно вернуться! — сказал кто-то. — Бховани гневается на нас, и нас ждет большая опасность! В любом случае продолжать поход более нельзя, тем более что вой доносился именно оттуда, куда мы собирались завтра направиться.
Все тут же выразили желание немедленно двинуться назад. Все же я никак не мог взять в толк, с какой стати вопль жалкого шакала может враз изменить волю трехсот человек, и решил высказать свои сомнения.
— Послушайте! — сказал я. — Что нам до этой твари, которая, видать, наступила в темноте на колючку и теперь воет от боли? Разве мы не возносили молитвы нашему священному заступу каждые семь дней, как положено? Разве мы не совершали каждый раз все необходимые обряды после смерти наших жертв?
— Все это так, однако продолжать поход — полное сумасшествие, — сказал один из старших тхагов. — Глупый! Тебе покамест сопутствовал только успех, и ты не знаешь, что такое настоящая беда. Не вздумай пренебрегать знаками Кали и всегда повинуйся ей, иначе тебя ждет гибель.
Другие тхаги тоже слышали вой шакала и всей толпой пришли к моей палатке, прося меня дать им приказ либо разойтись по домам, либо отвести их обратно в Джалоне.
Меня никто не стал бы слушать, ибо все были заражены суеверным страхом. Мы немедленно свернули наш лагерь и, несмотря на то, что наступила ночь, отступили на несколько коссов назад по дороге и решили немного обождать. Не получив никаких добрых предзнаменований, мы окончательно повернули обратно в Джалоне, расстроенные, огорченные и павшие духом.
Целый месяц мы провели в Джалоне в мучительном ничегонеделании, однако, решив про себя не отказываться от своих планов, я вновь созвал наших людей и мы вместе обратились к Кали за советом. На этот раз она была благосклонна к нам, и мы могли возобновить наш прерванный поход. Добравшись до Сагара и двинувшись далее, мы обнаружили к нашему немалому раздражению, что за последнее время англичане значительно укрепили мое влияние в этой части страны. Нас постоянно задерживали на дорожных постах, задавая бесчисленные вопросы: кто мы такие, откуда и куда идем, с какой целью и так далее, да и дорожные разъезды стражников попадались нам теперь гораздо чаще, чем в былые времена. К тому же в последнее время в этих краях бесследно исчезло немало караванов, к чему приложили руку другие тхаги, и местные власти относились поэтому с большой подозрительностью ко всем новым людям. Все же где с уговорами, где взятками, а где и обманом мы смогли продолжить наш путь, и не проходило и дня, чтобы к нам в руки не попадались хотя бы два-три путешественника.
На очередном привале в небольшой деревне Дханбад, в нескольких переходах от Сагара, наши разведчики познакомились с несколькими местными жителями, которые собирались тронуться в путь. Действуя обычным образом, разведчики предупредили путников об опасностях, которые ждут небольшие отряды на дороге, особенно со стороны тхагов, и самым искренним образом предложили присоединиться к нам. Вечером двоих из этих людей привели познакомиться со мной, и я не пожалел красок, чтобы покрепче припугнуть их ужасами, творимыми тхагами.
— Послушайте! — сказал один из них. — Лично и никогда не видел ни одного тхага, но, похоже, им и впрямь случалось здесь появляться. Родители моей жены были убиты ими!
Подумать только! — воскликнул я. — Какой ужас! Как это случилось, давно ли?
Очень давно! Я был тогда еще ребенком и знаю об этом убийстве по рассказам старейшин деревни, в том числе того из них, кто удочерил девочку погибших, то есть мою нынешнюю жену. Пойдем к нему, и он все расскажет нам сам.