И на земле и над землей - Паль Роберт Васильевич. Страница 20

— А теперь, сыне, — попросил Зарян, — чти мне свою книгу. Жажду весьма. Как меда…

Голос его был слаб и легок, как тихий шелест, как детский всхлип:

— Ох, друже мой Иоанн! Ты создал свои письмена, чтобы писать для твоих попов. Но будут на Руси и другие книги. Они для всех, и все будут читать их. Молю о том богов наших… Чти, сыне, чти…

Ягила улыбнулся, довольный тем, что понравилось отцу его писание, взял со стола дощечку и стал читать:

«…Там Перун идет и головой золотой трясет, молнии рассеивает во Сваргу синюю, и она укрепляется от них. И Матерь Слава поет о трудах всяческих ратных. И нам надобно послушаться и хотеть брани яростной за Русь нашу и святых праотцов наших. Матерь Слава сияет до облаков, как Солнце, и предвещает нам победы и гибель. Но мы-то с вами не боимся, потому как — то жизнь земная, а ведь есть и жизнь вечная. И о том нам надобно заботиться больше, потому как земное против нее — ничто. Мы на земле как искры, и исчезнем ведь во тьме, как бы нас никогда и не было. Так слава наша пойдет к Матери Славе и пребудет в ней до конца концов земных и иных жизней. Это у нас с вами по-свойски — не бояться смерти, потому как мы — потомки славные, а Даждьбог породил нас через корову Земунь [29]. И вот мы Кравенцы — и скифы, и анты, и русы, борусины и сурожцы. Так мы остаемся наследники русские и с пением ведь идем во сие в небо Сварожье синее…»

Ягила посмотрел на притихшего отца. Тот лежал на боку, по-мальчишески подложив под щеку ладошку, и будто продолжал слушать. Глаза его были закрыты, все морщины на лице разгладились, отчего оно как бы просветлело и помолодело.

— Ну, спи, отче, набирайся сил, — то ли прошептал, то ли просто подумал Ягила и тихо вышел за порог.

Глава двенадцатая

Довольно сильный западный ветер гнал с Германского моря [30] большую волну и мощно полнил ветрила. Гребцы отдыхали, зато корабельщикам работы хватало, но никто не роптал — знали: возвращаются домой.

Почти два года эскадры Рорика-Сокола и его норманнских друзей провели в походах, о которых они еще долго будут вспоминать в старости, если, конечно, доживут до нее. И, честное слово, вспоминать будет что!

Не забудут того и места, удостоившиеся их посещения, и европейские хроники. Для современников это было что-то невообразимое, на грани безумия. И в самом деле — как назвать то, что творилось тогда на их глазах — в морях, на реках, рядом с ними, в соседних и совсем уж далеких странах? Кучки неизвестных молодцов на своих быстрых неуловимых кораблях, явившись неведомо откуда, неожиданно набрасывались на прибрежные города, монастыри, замки герцогов и графов и опять исчезали неведомо куда.

Воинские отряды правителей метались из конца в конец владений и никак не могли предугадать, где и когда они появятся вновь. А когда случалось столкнуться, поспешно разбегались, потому что устоять против этих демонов не мог никто.

Постепенно у наиболее крупных пиратских отрядов появились излюбленные маршруты и свои долговременные сферы интересов. Так, датчане буквально измучили соседнюю Англию. Неслучайно ее жители всех варягов без разбора — а «паслись» тут и норвежцы, и шведы, и славяне, и балты! — называли данами.

Нередко датчане совершали и довольно далекие походы, в самый восточный угол моря, где жили славянские и финские народы. Не однажды пытались закрепиться там надолго, но их раз за разом выбрасывали обратно.

Норманны-норвежцы, самые отчаянные пираты и мореходы, успевали везде, но больше любили дальние страны. Пока они ограничивались набегами на земли франков, германцев, испанцев, но в будущем появятся и в Италии, и в Африке, и в Ирландии, Исландии, Гренландии. Из ледяной Гренландии доберутся даже до Северной Америки, но удержаться там не смогут — очень уж далеко от основных баз, а местные племена такие непокорные…

Не отставали от них и славяне, хотя так далеко не заглядывали, ведь своих земель для поселения им вполне хватало. Но азарта и им было не занимать. Особенно часто и успешно они действовали в содружестве с норманнами. Свое море давно стало им тесным, а крепкие венедского типа корабли выдерживали даже беспокойную Атлантику. А если так, то почему бы не прокатиться в Андалусию и Галисию, не пограбить разбогатевшие города арабов в Европе и северной Африке?

Не остались без дела и эскадры легких кораблей. Рейн, Лаба, Лаура, Сена, Гаронна… — где только не носило их в эти годы! Нант, Бордо, Лимузен, Орлеан, Тур, Париж, Севилья, Лиссабон, Ла-Корунья, Нокур, Арма… Хроники запомнили и эти имена. Иные из них грабились по нескольку раз.

Слава норманнов и соседей славян так раззадорила датского короля Хальдвана, что тот в горячке отдал свой трон брату, а сам пересел на пиратский корабль. Но большой славы, увы, не приобрел: не питавший большой любви к поработителям своего отечества Сокол то и дело вторгался в пределы датских «сфер влияния». Причем так успешно, что когда, например, те отправились в очередной рейд в Англию, там после него уже нечего было грабить.

Вернувшись после дальних походов на свои базы, вожди норманнов и русов решили дать своим командам возможность хорошо отдохнуть и выгодно распродать добычу. Встретившись на берегу, не преминули посмеяться над незадачливым Хальдваном, к чему Рорик-Сокол не без удовлетворения добавил:

— Датчане, убившие моего отца и отнявшие у меня мое княжество, — мои вечные враги, и я буду мстить им как только смогу. И за родичей новгородцев тоже, ведь мать моя из их княжеского рода…

Об этом он никогда не забывал. Часто вспоминал, как мать Умила прятала их с его сводным братом Харальдом в семьях простых людей то в одном, то в другом месте. А когда они возмужали, вызвала его на серьезный разговор.

— У нас с тобой, сын мой, только два пути. Один — вернуться на родину к моему отцу князю Гостомыслу, другой — бороться за отцово наследство здесь. Первый путь нелегок, а второй еще труднее. Но это твой долг.

— А как же Харальд? — спросил он.

— Твой сводный брат волен сделать свой выбор. И даже вернуться к своей матери в Данию. Я знаю, как вы дружны и как вам тяжело будет расстаться, но это так. Наследник — ты.

— Наследник того, чего нет?

— Сделай так, чтобы было что. Посети франкского императора, чьим вассалом был твой отец Годолюб, предъяви свои права. Он обязан защитить тебя перед датчанами. Добейся этого. А я буду ждать от тебя добрых вестей…

Ни матери Умилы, ни сводного брата, разделившего его судьбу, уже не было в живых. Так и не дождавшись от сына добрых вестей, тихо ушла к пращурам мать, а брата он похоронил сам — у стен, казалось бы, неприступной Севильи…

Побывав еще раз у франкских королей и получив от Лотаря окончательный отказ помочь ему вернуть княжество, Рорик-Сокол ответил ему такими дерзкими рейдами по Рейну и Лабе, что ни один из тамошних городов не избежал его гнева и мести. А потом вернулся на море, нашел своего приятеля норманна и за бочонком хорошего вина выложил ему всю свою душу.

— Вот так, Рыжая Борода, Кровавая Секира, Брюхо-тряс и — как там тебя еще? — верный друг мой, ничего у меня с этими франками не получилось. Это, говорят, твое дело!

— Если так, то и я скажу то же самое. Сейчас, когда вся Европа знает тебя в лицо или — что уж точно! — сокола на флагах твоих кораблей. Сейчас, когда ты еще не стар и не с пустым карманом. Сейчас, когда тебе стоит лишь свистнуть — и все наши ватаги на полных парусах примчатся к тебе со всех морей… Сейчас, друг мой, — или никогда! Считай, что я уже под твоим знаменем и жду твоих приказаний.

Княжество рутов-русов находилось на самом острие нараставшей агрессии германцев: с севера оно граничило с датским королевством, а с запада с империей франков, у самого впадения Лабы в море.

Вот тут-то однажды и появилась огромная флотилия из сотен кораблей, возглавляемая мощными весельно-парусными красавцами с «соколиными» флагами на мачтах. Высадившееся войско в несколько переходов отсекло Ютландский полуостров от материка и приступило к освобождению земли русов. Датские гарнизоны защищались слабо, а иные, видя, с кем имеют дело, или сдавались, или пробивались на север, в родную Данию.