К вулканам Тихого океана - Якеш Петр. Страница 33

Джек немного нервничает, стесняясь попросить еще патронов. Когда я протягиваю их ему, он приходит в восторг и немедленно зовет Петю. Оба снова скрываются в джунглях. Не проходит и десяти минут, как раздается выстрел, за ним другой. Время идет, но охотники не возвращаются. Они отсутствуют уже довольно долго, наше терпение на исходе, мы начинаем волноваться. Наконец оба появляются, держась за руки, с довольными лицами. У Джека за спиной ружье. А где же добыча? Похоже, ничего не подстрелили. Тогда почему же у обоих так сияют глаза, а губы едва сдерживают улыбку? Оказалось, Джек, опасаясь, что подстреленную птицу опять сожрут собаки, развел на месте огонь, зажарил ее, и они вдвоем ее съели.

Мы засыпаем на голодный желудок, не подозревая даже, что отныне так будет всегда. Ночь неспокойная: с моря дует резкий, влажный, соленый ветер, и в нашем сарайчике без дверей становится сыро и холодно. В середине ночи пошел дождь. Мы меняем места, спасаясь сначала от капель, а потом от потоков воды: ржавая крыша течет как решето. Проклинаем свою лень — ведь можно же было поставить палатку. Скамьи, на которые мы улеглись, ходят ходуном, и Ян несколько раз за ночь с грохотом падает на землю.

Солнечным утром мы скоро забываем ночные неурядицы. Джунгли переливаются тысячами оттенков зелени и создают довольно безвкусный фон для темно-кобальтовых бабочек. Их гигантские рои, кажется, приводят в движение сам воздух. Вокруг нашего «дома» летают десятки красно-сине-зеленых попугаев. Присутствие людей их, по-видимому, совершенно не тревожит. Судя по всему, нашему чиновнику на геологов наплевать, нас это даже забавляет. Мы вырабатываем план на день: один из нас (разумеется, после утреннего купания) пойдет в Эсаала — добрых тридцать километров — и вечером вернется с машиной. Все остальные наслаждаются бездельем в лагуне кораллового рифа, которая под утренним солнцем переливается синевато-сероватыми красками обнажившихся кораллов.

— Ну как, господа, будете купаться или грузить вещи в машину? — Такими словами смуглый тридцатилетний мужчина в шортах и белой рубашке прерывает нашу утреннюю идиллию.

Всем своим видом он показывает, что времени мало; и действительно, через десять минут мы отъезжаем от аэродрома. Езда по разбитой дороге напоминает одну из средневековых пыток. Кроме маленького Пети, который сидит в кабине, в кузове вездехода никому не удается выбрать место и позу так, чтобы не откусить себе язык. Тряска такая, что наши рюкзаки, подпрыгивая, описывают самые невероятные кривые. Каждый из нас держит в руках какую-нибудь вещь, которую мы не успели запаковать, и, кроме того, ловит и засовывает в рюкзаки вещи, которые поминутно выскакивают оттуда на грязнейший пол вездехода.

Наконец Эсаала. Небольшая, покрытая травой полянка, вокруг нее несколько домиков, построенных из материалов, привезенных из Австралии (дерево и металлические конструкции), но по местному образцу. Дома на сваях, несколько ступенек ведут на верхний этаж. Школа, склад, церковь и домик, в котором сидит наш чиновник. Немного дальше, на краю поляны, у маленькой тесной пристани — электростанция, ее агрегат создает по всей Эсаала своеобразный звуковой фон. На молу папуаски в сильно поношенных платьях ловят рыбу. В это время их мужья спокойно дремлют в тени деревьев. Наш вездеход направляется прямо к пристани, мы торопливо соскакиваем на землю и начинаем спешно выгружать и складывать вещи. Но у нашего чиновника совсем другой план.

— Сначала зайдем ко мне выпить пива.

Ничего не поделаешь — заходим, а потом опрометью бежим к катеру, который еще до полудня должен доставить нас на островок Добу, хорошо видный отсюда.

— Тот парень, что торчит перед домом, отвезет вас на Добу, там он устроит вас на юго-западной стороне островка и уедет. Думаю, проблем не будет. А через неделю я приеду за вами и перевезу в следующий пункт, куда захотите, — сказал чиновник.

Он выполнил свой долг по отношению к «государственным служащим, находящимся в командировке», а вообще-то он по воскресеньям не работает. Но, хотя у него и выходной день, его катер должен быть к концу рабочего дня на месте. Этот строгий, неразговорчивый человек прекрасно понимает обстановку и нашу зависимость от него. Таким он нам показался при первой встрече. Во время второй встречи, о которой речь пойдет дальше, нам пришлось изменить свое мнение.

Плавание на маленьком катере с мотором в шестьдесят лошадиных сил не приносит желанного отдыха. Он высоко взлетает на волнах, скрипит и вибрирует — короче, все напоминает недавнюю поездку на вездеходе. Затянутый туманом островок начинает вырастать у нас на глазах и достигает своих истинных размеров, вершина вулкана торчит прямо из моря. На южной стороне, обращенной к Эсаала, есть полянка с кокосовыми пальмами, растущими на уровне морской глади. Под пальмами ряд домиков европейского типа, они принадлежат миссии. Несколько раз отклоняемся от курса, чтобы обойти коралловые рифы. Их совсем не видно, только серебристые гребешки дробящихся волн показывают опасные места.

Помимо северного, с выходами лавы берега, к которому мы держим путь, все остальное побережье острова — это узкие полоски пляжа. Над ними белеют отражающиеся в спокойной голубой воде скалистые склоны, поросшие кое-где бананами и пальмами. Райский уголок. На северной стороне видны могучие застывшие потоки лавы, когда-то вытекшей из кратера, расположенного в центре островка. Кратер мы видели вчера с самолета и попытались зарисовать. Эти наброски должны помочь нам сориентироваться, чтобы не блуждать между скалами, ломая голову над серыми аэрофотоснимками.

Проводник останавливает катер у домиков, тесно прижавшихся к берегу. К морю спускается странная конструкция из бревен на сваях, которая заканчивается небольшой площадкой в виде буквы «Т». Складываем в тени высокого мангового дерева свой багаж, а за ним мы обнаруживаем две красивые лодки и ветхий домик из бамбука. Лодки выдолблены из целого ствола, и над тонкими носами, уходящими на иолметра вперед от корпуса лодки, вырезаны и раскрашены «щиты». Каждая лодка снабжена балансиром, площадка между балансиром и кормой покрыта циновками, сплетенными из пальмовых листьев. Для украшения и, конечно, для защиты «от злых духов и акул» суда окружены раковинами. Мы совершенно очарованы этой картиной. Лодка, способная вместить десять человек, выдолблена из дерева самым примитивным инструментом. Лодка — этот предмет высокого искусства — здесь находится в ежедневном употреблении.

Мы и не заметили, что наши вещи уже пристроены, а вокруг нас на берегу собрались люди. Они выглядят угрюмыми, недовольными и чем-то встревоженными. Джек, наш помощник из Порт-Морсби, тоже сам не свой. Мы прослеживаем, куда направлены взгляды островитян, и, к нашему величайшему удивлению, обнаруживаем, что это Джек, а не мы вызывает тревогу и недовольство. Они не спускают с него глаз: каждое его движение, каждый поворот головы под контролем. Ян, Лида и я стоим поодаль и молча смотрим на происходящее. Кажется, причина неприязни — зависть, удивление, ненависть или что-то похожее на это. Но по лицам ничего прочесть нельзя. Так вот они какие, эти загадочные люди, о которых мы столько читали, люди, чья мифология полна акул, чудовищ и страшилищ, люди, известные в мире антропологов и этнографов оригинальностью своих обрядов. Их всего около двух тысяч. Они обжили островок размером неполных четыре километра в диаметре, говорят на языке, которого никто на соседних островах не понимает. Уже само имя этих людей, произнесенное на соседнем Фергессоне или Нормандби, вызывает страх, как перед чем-то сверхъестественным.

Мы начинаем приводить в порядок площадку вокруг дома, где будем жить. Джек предпочитает оставаться внутри, не выпуская из поля зрения островитян. Они все время снуют туда-сюда возле нас, стыд, по-видимому, не позволяет им просто стоять и смотреть. Вокруг ходят тощие псы — о них говорят, что не меньше половины их веса составляют паразиты, — которые сразу заявили о себе как о верных и неотвязных компаньонах. Каждый новый обжитой дом сулит им какую-то поживу.