От Энтото до реки Баро - Булатович Александр Ксаверьевич. Страница 4

Гори — резиденция дадьязмача Тасамы. Он в это время был в маленькой экспедиции против пограничной Мочи, и наместником оставался фитаурари Вальде Айб, старик, служивший еще его отцу, дадьязмачу Надоу. Приезд мой поверг старика в большое смущение. Накануне он получил письмо императора на имя дадьязмача с объяснением цели моего приезда и с приказанием встретить меня с почетом и хорошо принять. В письме Менелика было сказано, что я приехал смотреть страну и чтобы мне ее показали, но без прямого приказания от дадьязмача фитаурари боялся исполнить это. На следующий день по приезде мне все это стало ясным. Я потребовал от фитаурари, чтобы он дал мне проводников к дадьязмачу Тасаме в Мочу, но он на это не согласился. Тогда я ему объявил, что приехал не для того, чтобы сидеть на месте и, имея на то разрешение императора, через два дня или отправлюсь на розыски дадьязмача Тасамы, или на север — к дадьязмачу Джоти. Фитаурари был в отчаянии, он умолял меня подождать тут две недели. уверяя, что к этому времени дадьязмач должен непременно вернуться. Но я предвидел, что две недели затянутся на два месяца, и не согласился на это. Мой отъезд был назначен на вторник. К сожалению, этим намерениям не суждено было сбыться. Лихорадка, которой я страдал в Адис Абаба и которая не оставляла меня во все время пути, вернулась в еще более сильной степени, осложнившись большим нарывом на животе на месте подкожного впрыскивания хины. 25-го ноября я окончательно слег, чтобы встать только через три недели.

23-го и 24-го ноября у меня были недоразумения со слугами. Они требовали, чтобы я выдал им по 5 талеров на одежду, и когда я им отказал, устроили стачку. Но я предупредил ее, прогнав главного заправилу. Другого же, который продолжал мутить, я высек, и волнения утихли. Наказанный сначала сильно обиделся и пришел вернуть мне ружье. Я его прогнал и дал ему еще 3 талера на дорогу, но не прошло и получаса, как пришли священники просить за него прощения и он сам стал целовать мне ноги. Я был очень рад этому случаю, как нравственной победе, окончательно утвердившей мою власть над ним.

Болезнь моя, невидимому, была не из легких, так как в продолжение 3–4 дней, пока я не вскрыл нарыва вымытым в сулеме ножиком, я сильно мучился. Все слуги сидели у входа моей палатки и, жалобно причитывая, плакали.

12-го декабря, слегка оправившись от болезни, я назначил на 15-е отъезд. Но его опять пришлось отложить, так как серьезно заболел мой старший над слугами, Вальде Тадик. 20-го декабря пришло письмо на мое имя от дадьязмача Тасамы, где тот говорил, что был бы счастлив увидеть «глаза друга — русского» и просит подождать хотя бы до Рождества, так как он к этому времени надеется вернуться. Письмо было написано из Мочи, и его оттуда принесла женщина галласка. Я отвечал, что подожду, и воспользовался свободным временем, чтобы поохотиться, а также и познакомиться с верой, обычаями и историей галласов. Через моих слуг я расспрашивал приезжающих купцов, находящихся в сношениях с неграми Бако и с Каффой.

Наша внутренняя жизнь часто тревожилась драками слуг между собой или с местными обывателями, то и дело приходилось перевязывать раны. 23-го декабря, поссорившись, все взялись, кто за ружья, кто за сабли, и дело грозило форменной баталией. К счастью, я успел вмешаться во время и успокоил их. Так шло до 31-го декабря. Мой слуга поправился; от дадьязмача Тасамы новых вестей не было, сидеть тут дольше было не к чему, но уехать, не повидав земель по ту сторону р. Баро, тоже не хотелось. Так как легальной возможности проникнуть за р. Баро не было, то я постарался достичь этого хитростью и силой. Мое пребывание тут было в некотором роде почетным пленом. Кругом дома, днем и ночью, находились по крайней мере человек 50 солдат для того, чтобы охранять мою безопасность, как утверждал фитаурари, и чуть я только выходил куда-нибудь, гулять или на охоту, они все сопровождали меня.

31-го декабря утром я приказал оседлать двух лошадей (одну я купил накануне) и в 8 час. утра, в сопровождены одного слуги, быстро направился по дороге, ведущей к мосту через Баро. Мы взяли с собой несколько галет и вооружились: я — шашкою, револьвером и винтовкой, а мой слуга моим штуцером и саблей. У каждого было по 40 патронов. В 12 час. дня мы дошли до гор Диду, сделав по горной дороге с частыми переправами 50 верст в 4 часа. До Баро оставалось еще верст 15 очень трудной, топкой лесной дороги. Дав лошадям четверть часа отдыха, мы двинулись дальше, но скоро принуждены были спешиться. Дорога была топкая, и мы иногда вязли по колено в грязи. В лесу была тень и прохлада, так как — вековые громадный деревья не пропускали лучей солнца. Между деревьями все сплошь заросло кустарниками кофе.

Уже верст за восемь мы услышали гул водопада и, наконец, в 3 часа дня достигли великой реки. Через нее был перекинуть мост, для чего воспользовались двумя утесами посередине русла. Таким образом, мост был о трех пролетах, каждый в 40 шагов длины. За Баро начинался район военных действий и начиналась Моча, родственное с Каффой государство, населенное народом того же племени Сидама. К северу от Мочи начинались негрские племена. Не имея возможности серьезно познакомиться с этими областями, мне хотелось хоть поверхностно взглянуть на них и поэтому, не смотря на убеждения слуги вернуться, я двинулся дальше. Солнце уже заходило, а лес не прекращался, и следов жилья никаких не было. Но вот в чаще послышался говор, мы пошли на него, и через полчаса оказались среди собирателей кофе. Это была жена абиссинского шума по ту сторону Баро, которая, собрав всех оставшихся солдат мужа, рискнула переправиться через реку собирать кофе. У входа в шалаш, покрытого банановыми листьями, трещал костер, а кругом его сидели человек 15 абиссинцев и вполголоса болтали. Наш приезд сильно изумил их. В шалаше, куда провели меня, я увидел смелую начальницу этого маленького отряда. Очень красивая, с почти белой кожей, она полулежала на постели и кормила грудью ребенка. Меня угостили лепешкой из кукурузы и только что собранным кофе, это была вся их провизия. Весело болтая, мы просидели почти до наступления нового года.

Мой отъезд произвел в городе страшный переполох. Фитаурари Вальде Айб поднял всех на ноги и послал за мной. Он не на шутку испугался, боясь, чтобы со мной чего-нибудь не случилось.

На следующий день, попрощавшись с хозяйкой, я направился к границе Мочи. Проехав некоторое расстояние по истребленной войною местности, мы повернули к северу и достигли крайнего абиссинского наблюдательного пункта Альга. Это было нечто вроде маленькой крепости, окруженной глубоким рвом с перекинутым через него мостиком. Там находился карауль, который остановил нас именем Менелика и не впускал до тех пор, пока не пришел коменданта и, узнав кто я, не впустил меня. В Альге меня нагнала часть высланных фитаурари людей с каньязмачем Сентаюхом и азаджем Дубаля. Они просили меня вернуться, говоря, что я рискую быть убитым и этим погублю их. На следующий день, взяв направление на север по скату гор, мы дошли после очень трудного перехода до Сале, пограничной с негрскими племенами области. Отсюда, пройдя еще к северу и спустившись вниз, мы опять дошли до Баро. В этом месте он еще красивее, чем там, где я перешел его первый раз. Верстах в 15 ниже моста Баро делится на два рукава, которые снова соединяются здесь, образуя два красивых водопада, из которых первый на несколько сажен выше второго. Пешеходы переправляются в этом месте через Баро, прыгая с утеса на утес, но лошадям и мулам это было невозможно. Мы попробовали переправить одного мула вплавь выше падения, где течение было не так сильно, но мул и переправлявший его абиссинец чуть не погибли. На половине реки слуга ударился о подводный камень и, выпустив мула, был увлечен в водопад. К счастью, мы во время подали ему копье, за которое он ухватился и выскочил на берег. Пока мы спасали абиссинца, мул, с трудом борясь против течения, приплыл обратно и беспомощно барахтался и бился в воде, не будучи в силах взобраться на обрывистый подточенный водою берег. Пропустив ему под брюхо лианы и схватив его кто за уши, кто за хвоста, мы кое как вытащили, наконец, его из воды.