Сборник Поход «Челюскина» - Коллектив авторов. Страница 33

Опасаемся того, что если даже нашу льдину попутным дрейфом будет вталкивать в Берингов пролив, она может не пройти мимо мыса Дежнева и острова Диомида. Слишком уж она велика. [159]

1 ноября проходим меридиан мыса Дежнева. Вот он, Берингов пролив — прямо к югу от нас. Хотим форсировать это небольшое расстояние. Пароходы «Свердловск» и «Лейтенант Шмидт», ранее отстававшие от нас, теперь уже прошли пролив.

Снова и снова ведем подрывные работы.

Попутный дрейф все продолжается. 3 ноября находимся в Беринговом проливе. Четвертого нашу льдину впирает между мысом Дежневым и островом Диомида. В проливе льдина, к большому удивлению, не ломается и не уменьшается в размерах. К вечеру попутный дрейф, до этого достигавший полутора километров в час, начинает слабеть. Потом дрейф приостанавливается. Дрейфа нет. Стоим неподвижно. К ночи, несмотря на то, что продолжает дуть попутный ветер, начинается обратный дрейф.

Мощные массы воды, до этого нагнетавшиеся в Тихий океан, хлынули обратно, и нашу льдину вместе с «Челюскиным», как пробку, выбрасывает из Берингова пролива обратно в Ледовитый океан…

Обратный дрейф. Нас влечет на север, прямо на север, со скоростью, которой до сих пор мы не испытывали: до пяти километров в час. Корабль попал в мощную струю обратного течения.

Мы были в Беринговом проливе. Но Берингова пролива «Челюскин» не прошел.

«Челюскин» — в тяжелых льдах

ПАРОХОД «ЧЕЛЮСКИН», 6 октября (передано по радио).

Экспедиционное судно «Челюскин» с 22 сентября находится в тяжелых неподвижных льдах. Непрерывные взрывы аммоналом и обколка льда не дают должных результатов. Лед мощностью в среднем в шесть метров плотно сжат. В стороне от места стоянки «Челюскина», на два километра севернее, лед еще движется. Будь мы там, мы давно уже дошли бы до Берингова пролива. Но эти два километра сейчас непреодолимы. Надеемся на перемену ветра, который взломает и разредит льды.

Команда и весь состав экспедиции заняты авральной работой, выбивая лед возле бортов судна, чтобы дать ему возможность развернуться. Корабль вполне подготовлен для зимовки, но мы будем всеми силами биться, чтобы выйти еще в этом году победителями. Настроение у всех боевое. Коллектив крепко спаян.

Начальник экспедиции ШМИДТ [160]

Старший механик Н. Матусевич. Всеобщий аврал

В Ленинграде в угольной гавани перед отходом «Челюскина» в плавание было погружено в бункера (угольные ямы) и грузовые трюмы около 2600 тонн угля. Не весь этот уголь нужен был для «Челюскина»: часть предназначалась ледоколу «Красин», которому предстоял обратный путь в Ленинград, после того как он проведет нас сквозь льды до острова Врангеля.

Погруженный на судно уголь хорошей марки и вполне пригодный для сжигания в топках паровых котлов был однако чрезвычайно мелок, видом своим похожий на чернозем. Он плотно ложился на деревянный настил днища судовых трюмов, постепенно, по мере погрузки, заполняя все промежутки между креплениями судна.

Во время погрузки угля в порту была ненастная погода, шел мелкий дождь.

Он смачивал разрыхленную массу угля.

В трюмах груз становился плотным, почти непроницаемым. [161]

В Мурманске на судно было погружено еще около 900 тонн угля. К моменту отплытия из Мурманска в полярный рейс у нас было около трех тысяч тонн угля.

Начальник экспедиции и командный состав судна отлично знали, в каком состоянии находится в трюмах уголь и каких неприятных сюрпризов можно от него ожидать. Мелкий, влажный и лежащий плотной массой уголь в доверху полных трюмах и судовых условиях не поддается почти никакому вентилированию. От большого давления верхней массы угля на нижние слои и главным образом от долгого лежания развивается теплота. Температура постепенно повышается и нагревает нижние слои до предела, когда уголь начинает выделять углекислый, или так называемый угарный, газ. Углекислый газ постепенно проникает в верхние слои и, соединившись с кислородом наружного воздуха, воспламеняется. Начинает гореть вся масса угля. Потушить самостоятельно возникший таким образом пожар не удается никакими средствами — судно должно погибнуть.

При умелом и бдительном надзоре можно не допустить [162] самовозгорания. Мы приняли для этого ряд мер. В каждую вахту измеряли температуру угля во всех местах, куда только был доступ. По мере сжигания угля из расходной угольной ямы силами экспедиции и команды устраивали авралы, перегружая уголь из грузовых трюмов в бункера. Мы старались докапаться до нижних слоев угля и установить, какая там температура.

Когда мы вошли уже далеко во льды, часть угля выгрузили из трюмов на палубу, тем самым уменьшив толщу и улучшив до некоторой степени вентиляцию. Всегда, когда только была возможность, открывали грузовые люки, чтобы выпустить скопившиеся в трюмах газы.

В Карском море мы отдали на ледоколы «Красин» и «Седов» 900 тонн угля. Уже во время этой перегрузки были замечены легкое присутствие углекислого газа и повышение температуры в нижних слоях. В особенности это было заметно в трюме № 2 — самом большом. Он был как бы добавочным запасным хранилищем угля на случай очень продолжительного плавания. При перегрузке угля из трюма № 2 в угольную яму обыкновенно открывалась клинкетная дверь, и уголь перебрасывался из одного помещения в другое при помощи ручных тачек или в мешках.

Переброска угля требовала некоторой осторожности, так как уголь брался снизу, а сверху, над головой работающих, образовывались пласты плотного слипшегося угля в десятки тонн весом, грозящие обрушиться в любой момент.

26 октября 1933 года почувствовался сильный запах газа, исходивший из трюма № 2. Положение было опасным. В самых дальних концах трюма лежали большие пласты угля, почти недоступные вентилированию или даже осмотру. От сильного нагрева уголь накалился и, не имея притока воздуха, начал коксоваться, выпуская углекислый газ.

Объявили всеобщий судовой аврал. Включились абсолютно все: научный состав экспедиции и судовая команда. Даже люди, стоявшие на вахте в машинном отделении и на палубе, после окончания своей работы являлись, чтобы принять участие в пожарном аврале.

Люди без различия выполняемой работы смешались в общей массе. Вот под руку с кочегаром Кукушкиным подходит заместитель начальника экспедиции т. Баевский, повязавший на голову какую-то красную косынку. Переваливается грузный и близорукий т. Бобров — он нацеливается на стальные ступеньки-прутья, идущие по отвесной стенке трюма, из которого клубами валит дым. Если он [164] оступится или от удушливого дыма не сможет быстро спуститься вниз, то сорвется, а это в лучшем случае означает перелом ноги или руки.

Чтобы ликвидировать пожар, нужно было разрыть очаги горения и залить их водой; перебросить залитый и потушенный уголь на более свободное место в трюме и дать ему проветриться; проветренный уголь перегрузить в угольную яму через клинкетную дверь.

Первая из этих операций была самой опасной и самой ответственной. Как только лопата или лом обнажали коксующийся, накаленный докрасна уголь, сейчас же поднимался столб пламени с едким, удушливым дымом. Заливать пламя водой было невозможно: выделяющиеся пары и газы заполняли все свободное пространство трюма, обрекая работающих на удушье или во всяком случае делая их неработоспособными. Тогда столб пламени тушили тем же углем, ссыпая его сверху. Покрывая пламя, свеженабросанный уголь прекращал доступ воздуха, пламя потухало, и в очаге продолжался только процесс коксования. Оторванные ломами или лопатами раскаленные мелкие куски угля заливались водой и затем перебрасывались на более свободное место здесь же, в трюме.

Для выполнения этой операции потребовалось 48 часов тяжелой бесперебойной работы. Работая по 4 часа в смену, товарищи, вылезая из трюма, были неузнаваемы. Осипшие голоса, черные лица со сверкающими белками глаз. Сколько потом пришлось дать им воды, чтобы они приняли наконец человеческий облик! А пресной воды было так мало!