Перевёрнутый полумесяц - Зикмунд Мирослав. Страница 19

Так продолжалось километр за километром.

— Вон та группка платанов — единственное место на всем озере, — решили мы на обратном пути, осмотрев двадцать пять километров берега. — Дорога туда будет не из самых плохих, но по крайней мере испытаем езду по сильно пересеченной местности.

Небо опять затянуло тучами, то и дело накрапывает дождь.

Однако на этот раз мы не поддаемся настроению и работаем вовсю: ведь строится родной дом! Иржи с большой пилой забрался на платан, чтобы подпилить нижние ветви, которые мешают поставить машины прямо под деревья. Впрочем, такая подрезка платанам только на пользу. Остальные разбирают большой штабель строительного камня, который загораживает дорогу. Осторожно съезжаем с шоссе, отцепляем прицеп. Его мы поставим у самого озера, откидная задняя- стенка будет служить нам кухней. А вот и красная машина. Ей надо развернуться, задним ходом подъехать к синей. Так, хорошо… А теперь следует натянуть между обеими машинами палаточный брезент.

И, наконец, нужно окопать «палатку», как положено в любом лагере.

— Можно подумать, что мы собираемся тут зимовать, — заметил Мирек, направляясь к прицепу, чтобы убрать туда лопату.

«У короля Матиаса»

Погода изменчива: сегодня с утра на небе ни облачка, дожди минувших дней основательно прополоскали воздух, и он хрустально чист. В бинокль отчетливо видны южные берега, удаленные от нас на двадцать километров. Северную часть мешает видеть уходящая в озеро коса с селением Лини. Зато до противоположного, югославского берега рукой подать, кажется, можно прыгнуть в воду и доплыть туда. Но это оказалось бы нелегким предприятием: до Охрида, согласно карте, ровно пятнадцать километров.

Впрочем, сегодня мы заняты другими делами. Нам предстоит разобрать почту, составить план фотографических и фильмовых сюжетов, вычистить снаряжение, дописать путевые заметки за последние дни…

Вдруг откуда ни возьмись в лагере появился посторонний человек. Он возник как дух; стоит, улыбается и держит перед собой корзину с рыбой.

— Не тинт лек, — говорит он, вынимая из корзины пять превосходных карпов.

Мы уже и без Наси понимаем, что он просит за них сто леков. Это около двенадцати крон. Рыба свежая, видимо, утреннего улова: рыбачий домик расположен от нас километрах в двух.

— Роберт, поставщик пришел, как считаешь — покупать?

— Покупай, в таком случае я примусь за рыбу, а то думал приготовить сегодня картофельный суп и макароны на шпике. Оставим это до завтра. И если хотите знать, я, ребята, сделаю венгерское halaszle.

Такое слово действует подобно красной мулете матадора на арене. За последние четыре дня мы убедились, что Роберт нисколько не преувеличивал, публично заявляя при прощальных беседах, что, кроме иных задач, он принимает на себя также роль «повара и диетолога» экспедиции. Как раз только вчера он был удостоен большой «медали» из сургуча, который оказался на дне коробки с принадлежностями для макрофотографических съемок. В торжественной речи было выражено единодушное мнение всей экспедиции, что «с момента пражского старта у нас еще не было столь сенсационного бульона с копченым мясом и картофеля фри».

А сейчас все дела в сторону, корреспонденция и путевой дневник могут подождать. Скорее камеру, аккумулятор — не упустить момента!

— А когда закончишь, почисть картошку, я тем временем долью бензина в плитку. Хорошо еще, что Наси привез вчера из Поградца перец, без него halaszle было бы совсем не то.

В полдень мы сидим за столом, вспоминая будапештский обед «у короля Матиаса», где Роберт с подозрительной тщательностью выпытывал что-то у шеф-повара. И похваливаем блюдо: оно ничуть не хуже, чем в Будапеште, только стоило бы еще полить его сметаной.

— Что вы, ребята, сказать по правде, не совсем то! — уныло возражает Роберт, такой же строгий к самому себе, как и к пациенту. — Если бы приготовить его этак через месяц, вот бы полакомились…

— А почему через месяц?

— Тогда уже кончится нерест. Разве вы не чувствуете по мясу, что рыба сейчас мечет икру?

Хирургическая операция на дорожном столбике

Кроме Ольдржиха, который занят проверкой машин и прицепов, сегодня вся группа отправилась в скалы над лагерем. Мы достали кожаные полусапоги, так как среди камней — множество змей. Нам нужно опробовать аппаратуру для макрофотографических съемок. На склонах цветет чернуха. Название ничуть не соответствует ее прелестным светло-голубым лепесткам и зеленоватым тоненьким листьям. На нее с удовольствием садятся спокойные и упрямые бабочки, просто вынуждая фотографировать их. На огромных круглых шапках чертополоха удобнее всего опробовать глубину резкости, особенно если на его пурпурный цветок сядет пчела или шмель.

Обвешанные сумками с фотооборудованием и штативами, возвращаемся кружным путем к шоссе над озером. На прибрежной скале четыре рыбака сушат сети и, коротая время, ловят среди теплых камней мелководья змей. Вот как раз в прозрачной воде промелькнула одна. Змея огибает полуостровок, над поверхностью движется ее заостренная голова, оставляя за собой рябой след на воде.

Не шевелясь, рыбаки следят за ней, и, как только змея оказывается поблизости, один из них с молниеносной быстротой хватает ее за хвост, вытаскивает из воды и, раскрутив над головой, сильно ударяет о камень. Не успевает змея опомниться, как все уже кончено.

Окрестные жители предупреждали нас, чтобы мы не купались в озере — в нем, мол, полно ядовитых гадов. Пожалуйста, вот вам и доказательство.

Доказательство?

Первым засомневался Ярослав Новотный.

— Не верится мне, что это водяная гадюка. Роберт, ты разбираешься в анатомии…

Операция прошла успешно — прямо на дорожном столбике. Скальпелем послужил перочинный нож.

— Это обыкновенный уж, откуда здесь взяться гадюке? Вы только посмотрите его пасть!

С сегодняшнего дня мы купаемся в озере.

Господин Штрог нападает

Единственно, почему мы неохотно возвращаемся в лагерь, это мухи. Мухи — страшная дрянь. Мухи назойливо лезут не только в тарелки, но и в уши, в рот. Порою они доводят нас до бессильного отчаяния. В послеобеденное время брезент, натянутый между машинами, становится изнутри буквально черным от мух; их тысячи под потолком.

Два или три раза мы плотно закупоривали машины и зажигали на полу линдафум. Через час после такой операции выметаем щетками кучи подохших мух, сами чихаем, словно соревнуясь друг с другом; до полудня нужно все проветрить. Однако к вечеру мух там опять полным-полно вопреки всем заверениям в безотказности этого средства.

Волею случая в Вене мы заправлялись бензином у колонки, принадлежащей известному в свое время полузащитнику сборной команды Австрии, Господин Штрог предался воспоминаниям о добрых старых временах и на прощание преподнес нам рекламные подушечки для того, мол, чтобы нам лучше спалось и чтобы мы не забывали о Вене.

Теперь подушечки господина Штрога служат нам мухобойками, ежедневно на их счету прибавляются сотни мух.

Каждый вечер из красной машины доносятся тупые удары, сражение заканчивается лишь после того, как уничтожен последний из мучителей. Все утверждают, что за эти несколько дней Мирек набил руку и достиг подлинной виртуозности: одним ударом он играючи накрывает сразу трех мух, нападая с любой позиции: и с колена, и лежа, и стоя.

— Зато утром можно будет спокойно поспать.

Сейчас тупые удары раздаются и в синей машине. Господин Штрог из полузащитника превратился в нападающего.

— Нужно будет послать ему открытку, чтобы он знал, что мы не забыли о Вене!

Забота о потомстве

Бывают у нас в лагере и более приятные гости, чем мухи и змеи. Как зеницу ока бережем мы большую жестянку с черепахами, которых постепенно наловили в окрестностях. Каждое утро они выходят к озеру на прогулку, получают свежую траву и воду и ползут обратно в свою тюрьму под красной машиной. Через неделю они отправятся в Чехословакию. Их повезет с собой Ярослав в подарок детям, чтобы они знали, что их папы в Албании вспоминали о них.