Перевёрнутый полумесяц - Зикмунд Мирослав. Страница 29

На минарет поднялся муэдзин, ибо только что зашло солнце и настало время вечерней молитвы. Он пропел во второй раз «аллах акбар» и теперь, отняв на минуту указательные пальцы от ушей, ждет, пока внизу проедет трамвай, чтобы все могли услышать его «ашхаду-ана».

Однако зеленщики даже не обращают на него внимания, у них сейчас свои заботы — покупатели.

«Я одержал победу и над тобой, о Соломон!»

Что ни говорите, но в этих минаретах есть свое изящество! Как сооружения они смелы и оригинальны. Более того, они выражают нечто такое, что намного превосходит стремление готической архитектуры избавиться от материального и устремиться как можно выше к небу, туда, где обитают бог и ангелы, где находится рай и избавление от земных страстей. Чтобы попасть на здешнее небо, оставить за собой оковы всего мирского, возводят предельно узкий цилиндр из белоснежного камня, внутри нарезают узенькую спираль и посылают по ней наверх глашатая, чтобы тот с резного балкона мечети прославлял пророка и своим дрожащим голосом призывал верующих на небо, куда они могут попасть, если будут готовы отдать за веру даже собственную жизнь…

Из истории известно, что таких верующих было несчетное число.

В юго-восточном углу Ая-Софии нам показали странное пятипалое пятно на колонне, якобы отпечаток руки султана Мухаммеда II, покорителя Византийской империи. И как только ему удалось дотянуться так высоко, ровно на шесть метров от пола!

В день взятия Константинополя султан въехал сюда, в храм Божьей мудрости, заполненный трупами его солдат и солдат побежденных византийцев. Конь, шагавший по грудам трупов, испугался и встал на дыбы. И сегодня туристам показывают следы на том месте колонны, о которое Мухаммед оперся своей окровавленной рукой, чтобы не упасть.

Без малого за сто лет до того, как купец франк Само основал княжество западных славян, византийский император Юстиниан начал строительство храма, который не только в те времена, но и по сей день поражает мир. На пепелище бывшего храма Константина император пригласил прославленных архитекторов Анфимия из Тралл и Исидора Милетского, а вместе с ними тысячи рабочих. Со всех уголков империи сюда свозилось то, что некогда уже было готовым творением греческих и римских ваятелей и строителей: великолепные колонны, архитравы и капители из Эфеса и Афин, из Делоса, из Египта. Восемь порфировых колони были доставлены из храма Солнца в Гелиополе, из нынешнего Баальбека. Это была самая пышная из византийских построек. Поэтому ничего нет удивительного в том, что, открывая двадцать седьмого декабря 537 года храм, Юстиниан гордо заявил:

— Слава богу, который помог мне завершить это творение. Тем одержал я победу и над тобой, о Соломон!

Девятьсот шестнадцать лет под сводами этого храма звучали хоралы восточных христиан, пока сюда не вступил султан Мухаммед.

Завоевав Константинополь, османские турки превратили храм в мечеть: замазали только изображения христианских святых, украсили мечеть великолепными орнаментами, на главном фасаде появилась кибла, указывающая путь в Мекку, а справа от нее минбар, узенькая лестница с часовенкой, откуда целых полтысячи лет имамы славили пророка. Затем прославленный турецкий каллиграф Бичаки Заде Мустафа Челеби нарисовал восемь огромных гербов, в каждый из них вписал имя одного из халифов — наместников пророка на земле — и развесил их на колоннах Ая-Софии. Некоторые из этих замечательных письмен достигают девяти метров в длину!

Символика цифр

Войдя в знаменитую Сулейманию, мы сразу почувствовали себя так, будто очутились в середине шестнадцатого века. Именно такой, вероятно, она была году в 1556-м, незадолго до окончания строительства, до того, как из нее убрали леса и столбы, подпиравшие свод. Именно так выглядела она и теперь — в сплошной паутине лесов, скрывавшей орнаменты, имена халифов и сложные розетки, сплетенные из замысловатого арабского письма. В мечети было темно, деревянная паутина преграждала доступ солнечным лучам, которые снаружи, во дворе, обжигали смуглые спины рабочих, обтесывавших камни для ремонта этого памятника архитектуры.

Мечеть названа в честь самого прославленного турецкого султана — Сулеймана Великолепного, «Османского Соломона» не только по имени (Сулейман — это то же, что и Соломон). Она должна была стать духовным центром империи, поэтому прилегающие к мечети здания заняли средняя школа и медицинский факультет. Сулейман даже распорядился построить здесь больницу и столовую для бедных студентов.

И, чтобы придать надлежащую пышность своему творению также и снаружи, он велел возвести вокруг мечети четыре минарета. На двух из них по три балкона, на двух остальных по два. Эта символика цифр не случайна. Тем, что минаретов было четыре, Сулейман хотел подчеркнуть, что он четвертый из владевших Стамбулом. Десять же балконов должны были провозгласить миру, что он десятый султан из османской династии.

Балконы, потускневшие от времени, нуждаются в ремонте. У подножия одного из Этих каменных карандашей уже начинают ставить леса для каменотесов, чтобы они смогли добраться к кринолинам балконов иным путем, чем муэдзины.

Возлюбленные Ахмеда и барокко Праги

Что это было: глухота или хитрость архитектора султана Ахмеда, вызвавшая столь сильный гнев мусульманской духовной иерархии и едва не приведшая к расколу между Меккой и Стамбулом?

Так или иначе, но выиграла от этого Мекка, ибо султан Ахмед был вынужден подчиниться приговору мусульманского консилиума и пристроить за свой счет два новых минарета к святой мечети в Мекке. Последствия этой религиозной истории можно свести к схожести звучания двух турецких слов — «алти» и «алтин». Первое означает «шесть», второе «золото».

Когда архитектор уходил от Ахмеда, у него был приказ выстроить роскошную мечеть с «алтин» минаретами, сооружение, которое бы превзошло даже Ая-Софию. Это была поистине нелегкая и настолько дорогостоящая задача, что средств на постройку «золотых» минаретов не осталось. Тогда архитектор возвел вокруг новой мечети четыре минарета, а в углу просторного двора перед мечетью поместил еще два. Таким образом, всего их оказалось шесть, «алти».

Задание было выполнено полностью за исключением… последней буковки в слове «алтин». Но именно поэтому духовенство подняло страшный крик, обвинив Ахмеда в святотатстве: святейшая мечеть в Мекке имела пять минаретов, а в Стамбуле вдруг появилась мечеть с шестью!

Чем все это кончилось, известно. Ахмед капитулировал, но, вместо того чтобы разрушить два великолепных минарета своей мечети, согласился построить еще два в Каабе — шестой и седьмой, так что Мекка вновь стала обладательницей первенства.

Ныне эта шестиминаретная мечеть именуется мечетью султана Ахмеда, а чаще всего — Синей, и, поверьте, она самая красивая во всем Стамбуле. И не только благодаря шести своим каменным подсвечникам, возвышающимся перед бывшим античным ипподромом, но и благодаря чистоте стиля, удивительным пропорциям внутренних помещений, размерам харама, накрытого сводом величественного купола, под которым одновременно могут преклонить колени тридцать пять тысяч верующих; и благодаря захватывающей синеве плиток, которыми вымощен пол мечети, и стекол купола, давших ей не только название, но высоту и глубину, легкость и элегантность, невероятную хрупкость. В михраб, молитвенную нишу в фасаде мечети, вкраплен кусочек черного камня, святого камня из Каабы в Мекке. Поэтому именно в Синей мечети совершались самые торжественные богослужения в присутствии султана, поэтому именно здесь всегда отмечались дни рождения пророка, начало и конец рамадана. Сквозь двести шестьдесят разноцветных окон в синеву мечети проникает радужный свет, который по торжественным праздникам соперничает с искусственным освещением, бьющим из стеклянных колокольчиков, сотнями развешанных внутри храма.

Мы вступаем в схватку с таблицами для перевода чувствительности цветной пленки, со всеми этими «динами», «вестонами», «аса», высчитываем интенсивность света, падающего сквозь двести шестьдесят окон в тишину мечети и на богомольцев, стоящих на коленях лицом к кибле. Мы счастливы, что захватили с собой широкоугольный «суперангулон», и несчастны оттого, что в видоискателе у нас вертикали синих колонн накренились так, словно мечеть вот-вот обрушится.