Перевёрнутый полумесяц - Зикмунд Мирослав. Страница 51

В мечеть нас завлек мальчишечий голос, завлек в самый неудобный момент, когда на нас не было даже обязательной ермолки. Мы разулись и босые стали з угол около дверей.

Ряды коленопреклоненных богомольцев сидят на пятках лицом к михрабу. Склонив головы, они молча слушают легкий мальчишечий дискант, чистый и ясный. За возвышением, на котором лежит раскрытый коран, стоит на коленях парнишка, как и все тут, в ермолке. Приятным голосом он распевает суры из корана, медленно раскачиваясь вперед-назад, вперед-назад, как это делают ученики в египетском азхаре, да, впрочем, и во всех других медресе, арабских школах, где учат коран.

Последняя сильная трель угасает где-то высоко под сводами мечети, на место мальчика садится старый хаджи. Но в рядах молящихся возникает шум, они поворачиваются в кашу сторону и смотрят на нас глазами отнюдь не гостеприимных хозяев. Нужно отдать им должное: по отношению к нам они проявили больше терпения, чем можно было ожидать. Пожалуй, лучше всего нам убраться отсюда восвояси, пока они еще под впечатлением нежного голоса юного слуги аллаха.

Что еще можно рассказать о Конье? У нас сложилось впечатление, что следующая после учения пророка сила, которая движет семьюдесятью тысячами здешних жителей, — торговля, тот самый «большой бизнес», который поселился во дворцах с вывесками «Банкаси» — «Банки». Затем, пожалуй, следует торговля торговлей, а вернее — торговля человеческой глупостью и злобой. Это царство адвокатов. Рука об руку с ними идет родственная специальность — торговля людским здоровьем. В Конье нетрудно встретить трехэтажный дом с дюжиной броских рекламных вывесок с таким чередованием: адвокат, доктор, доктор, адвокат. На вывесках докторских заведений принято писать, каким оборудованием располагает владелец предприятия и какие болезни вся эта аппаратура способна исцелить.

Дальше следуют старый и новый базары, где в погоне за удачей объединились новейший реквизит века неона и традиционная турецкая обрядность. Вы покупаете два тюбика зубной пасты, но пока приказчик ее заворачивает, вам придется выкурить сигарету с хозяином. Сигарету из его пачки. В магазине кожаных изделий вы спрашиваете ремень для брюк. Сперва вам подают чашку чая, а потом уже можно поговорить и о ремнях. Есть в Конье еще один вид торговли. Это своеобразная биржа под открытым небом. На этой бирже, расположившейся на углу главного бульвара ниже парка Аладина, торгуют ходовым товаром. К торговле здесь допускаются биржевые дельцы в возрасте от десяти до четырнадцати лет. Это биржа, если так можно выразиться, читателей переходного возраста. Целая толпа мальчишек снует тут взад и вперед, выкрикивая названия иллюстрированных журналов преимущественно американского происхождения («Для мужчин», «День и ночь», «Пол», «Только для мужчин»), номер и предлагаемый курс. Все остальное здесь как и на взрослых биржах. Крупные боссы с портфелями, набитыми товаром, эксперты и посредники, которые к товару даже не прикасаются, а, засунув руки в карманы, совсем как взрослые, переходят от группы к группе и ведут большую игру.

В полдень устанавливаются окончательные курсы, и биржевики отправляются распространять культуру по Конье.

Такова Конья. Вот теперь и ищи смысл в сорока семи ее веках. Многие столетия здесь господствовали мудрость, наука и красота. Господствовали, обходя стороной людей. Тут под рукой скульптора оживал камень, мысль расцветала, ложась на пергамент. Золото, шелка, слоновая кость, драгоценные породы дерева обретали здесь неповторимые формы.

Но не настал еще тут расцвет человека. Не привилегированного одиночки, нет. А всего талантливого и по-турецки гостеприимного народа — а в Конье насчитывается семьдесят тысяч человек.

Засушливая Анатолия

Называется этот прибор психрометром, но ничего общего с душой, «психе», не имеет. Название его происходит от греческого «психрос» — холодный. Поэтому его следовало бы переименовать в «хладомер», но его уже назвали по-другому: влагомер. И справедливо назвали: на шарик одного из двух расположенных рядом термометров надевается матерчатый чехол, смоченный водой. Потом включается маленький вентилятор, который заводится как часы, и втягиваемый вентилятором воздух начинает испарять влагу вокруг ртутного шарика. Охлажденный таким образом ртутный столбик на этом термометре опускается, а на сухом термометре остается прежняя температура.

Прибор этот довольно сложный, и потому мы вытаскиваем его на свет божий лишь в исключительных случаях. Для повседневных нужд у нас в кабине висит обычный волосяной влагомер. Но сегодня мы ему не верим — вероятно, он испортился, хотя в его пользу говорят потрескавшиеся от жары руки, губы и пересохшие рты. Дышать нечем.

Включаем вентилятор, через некоторое время левый (сухой) термометр показывает тридцать два градуса, правый же — шестнадцать и две десятых. Спустя минуту показания установились — тридцать и пять десятых и пятнадцать. Пытаемся отыскать результат в расчетной таблице. Бесполезно. Составители таблицы не рассчитывали, что относительная влажность может оказаться ниже двадцати процентов.

Но это действительно так, влагомер лишь подтверждает тот несомненный факт, что горное плато Анатолия — страна засушливая, выжженная солнцем, печальная. И совершенно ровная. Несколько часов подряд стрелка высотомера, словно приклеенная, показывает девятьсот пятьдесят метров над уровнем моря. В обе стороны необозримая равнина. Слева преимущественно стерня, урожай с полей уже свезли. Справа пастбища, степь с реденькой растительностью и одиноким стадом не то овец, не то коз. У дороги обнаруживается смелое начинание: через каждые сто пятьдесят метров посажено по десятку кустов акации. Оберегая посадки от всежрущих коз, стволы обернули соломой. Возможно, что затея эта увенчается успехом и лет через двадцать дорога из Коньи в Анкару будет проходить по аллее из акаций.

А пока что путнику не на чем остановить взгляд. Но турецкому крестьянину, отданному на милость дождей, еще хуже.

В 1953 году в стране было собрано более четырнадцати миллионов тонн зерна, что позволило даже небольшое количество его вывезти на экспорт. В следующие два года ударила жесточайшая засуха, так что зерно пришлось ввозить. В том числе и из Соединенных Штатов.

Анкара, а не Стамбул!

Городов, которые похваляются званием «самого древнего постоянно населенного города» в мире, а особенно на Ближнем Востоке, довольно много. Этот титул присваивают себе Библ, Иерихон, Иерусалим, Дамаск, Тир и целый ряд других.

А также Анкара.

Кое-кто утверждает, что на месте, где она теперь стоит, человеческие поселения были уже пять тысяч лет назад. Тут жили хетты, после них — фригийцы, лидийцы, персы, галаты, греки. В эпоху господства римлян в городе было более двухсот тысяч жителей. В 1920 году — едва десятая часть этого количества.

В том же году, двадцать третьего апреля, генерал Мустафа Кемаль созвал первое заседание Великого национального собрания. Неслыханная дерзость! Султанское правительство ждало мирного соглашения, как приговора. Так старый, паршивый пес ждет милостивого пинка. Войска четырех европейских победителей еще рвали на куски то, что оставалось от Турции… И вдруг какой-то генерал именем — вы только подумайте! — именем республики Турции созывает законодательный парламент! И созывает его где-то в центре Анатолии, куда не ведет ни одна приличная дорога.

По-турецки это место называлось Анкара.

Это было в апреле, но большинство людей в Европе поняло, что это не первоапрельская шутка. Взяв научные словари, они вычитали, что Анкара не что иное, как захолустное местечко, которое издревле называлось Ангора, то есть город знаменитых больших лохматых ангорских кошек.

Ататюрк собрал здесь младотурок, чтобы основать Турецкую республику и объявить, что именно тут будет отныне столица Турции. Объявил. Ну, а что дальше? Как можно превращать в столицу большую деревню без воды, без канализации, света, дорог, без зданий для государственных учреждений и иностранных представительств?