Поединок. Выпуск 10 - Хруцкий Эдуард Анатольевич. Страница 34

— Совсем не часто. Редко. Очень редко. Эта дорога строился, когда не был нижней дороги на Солнечный. Тогда лошадьми ездили часто, трактором, машиной редко. Три года назад строился дорога нижний. У нас стало совсем тихо. Бывают из города жители на машине, за каштанами приезжают. Ставят машина на Лысом месте. — Гимаев указал рукой. — Где дорога вниз идет. А сами пешком в горы. Каштановый лес машина не приедешь…

— Понятно, — Крюков перебил увлекшегося старика. — Скажите, а сегодня ночью вам не пришлось слышать или видеть проезжающую машину.

— Слышать слышал… Видеть нет, — сожалеючи вздохнул Гимаев. — У меня теперь сон приходит, сон уходит. Проснулся, машина гудит… Я все понял. Гудит на Лысом месте. Там глина от дождя сполз, и машина буксовал. Я хотел идти, спросить, в чем дело, помогать. Пока одежда на себя надевал, машина уехал.

— Вы можете назвать время, когда услышали шум машины?

Гимаев покачал головой:

— Темно было, на часы не смотрел.

— В эту ночь на метеостанции было дежурство?

Гимаев важно ответил:

— Метеостанция — всегда дежурство.

— Кто вчера ночью дежурил?

— Три человека дежурил.

— Георгий, — вмешалась в разговор старушка. — Отведи товарища милиционера к Пантелеймону Артемовичу. Может, он слышал.

— Пантелеймон Артемович, — уважительно ответил Гимаев, — всегда все объяснит… Такому человеку плавать надо. Плавать… А не шары в небо запускать. Э-э… — старик напоследок сморщился.

…Пантелеймон Артемович оказался молодым человеком, с длинными под д’Артаньяна волосами, усами и бородкой. На нем были джинсы, красная водолазка, светло-коричневая куртка из мягкой замши.

— Видите, — он протянул руку, — вот тот кусок дороги и прилегающая к нему площадка почему-то называются Лысым местом.

Крюков, Гимаев и Пантелеймон Артемович стояли на балконе второго этажа метеостанции. Часть дороги, деревья и горы были перед ними, как на макете.

— Мне захотелось покурить на свежем воздухе. Я взял транзистор, вышел на балкон, — рассказывал Пантелеймон Артемович. — Пропищал сигнал. Ноль часов тридцать минут. Вот тогда я увидел машину. Собственно, не машину, а свет над деревьями. Дороги здесь не видно.

— Она ниже, — подсказал Крюков.

— Да. Ниже, и деревья плотные. Я увидел свет машины и подумал, кто-то едет к нам. Может, что-то срочное или проверка… Метров за сто от нас машина вдруг остановилась. Свет замер. Потом машина подалась назад. Потом снова вперед…

— Долго машина стояла? — спросил Крюков.

— Нет. С минуту… Потом она поехала дальше. Здесь я уже понял, что это не к нам. Вон там у Лысого места она забуксовала.

— Глина сполз, — подсказал Гимаев.

— Да, машина забуксовала, — повторил Пантелеймон Артемович. — Кто-то вышел из машины. Вначале пытался подтолкнуть. Безуспешно. Потом он брал с обочины камни. Слышался мужской голос. Но слов я не разобрал.

— Марку машины вы не опознали?

Пантелеймон Артемович виновато улыбнулся. Сказал, будто оправдываясь:

— Ночь была безлунная. Тучи. Дождь, правда, в то время не моросил… Габаритных огней на машине не было. Когда машина буксовала на Лысом месте, она светила фарами. Создавался какой-то передний световой экран. Вот на этом экране два или три раза мелькнула фигура человека — от обочины к машине и обратно.

— В правую сторону обочины или в левую? — спросил Крюков.

— И в ту, и в другую ходил он, — ответил Пантелеймон Артемович. Подумал и добавил: — О марке машины сказать трудно. У меня, во всяком случае, не возникло ощущения, что эта машина новой марки. «Жигули», «Волга»… Какая-то допотопная покатость форм. Может «Победа», старый «Москвич» или какая-нибудь старая импортная машина…

У Лысого места Крюков внимательно осмотрел дорогу и обочины. На дороге он обнаружил четкие, успевшие затвердеть отпечатки протектора И-29.

И обочины, и дорога сохранили больше десятка отпечатков правой и левой подошвы четким рисунком «елочка», а вместо стержня — кружочки…

12

Поднимая кусты, энергично раздвигая ветки, Жбания и молодой милиционер выбежали на дорогу. Желтый с синей полосой «Жигуленок» ГАИ и милицейский газик стояли на прежнем месте. Возле них никого не было. Снизу по дороге торопливо шагал Аэропланов. Висящий на шее фотоаппарат мешал быстрой ходьбе. Аэропланов придерживал его рукой.

С противоположной стороны дороги, чуть выше стоянки машин, милицейский шофер осторожно выводил из кустов следователя Иванову, поддерживая ее за плечи. Иванова была бледнее бледного. Сзади шагал сконфуженный понятой Самарин. В руках у него извивалась змея.

— Ужак, — пояснил Самарин. — Прямо, значит, и свесился с ветки на товарища следователя. А товарищ следователь подумали, что это ядовитая гадюка. И голос громкий подали. Конечно, сничтожить ужака можно. Да безобидный он. И природе полезный.

— Ужи, они безобидные, Лада Борисовна. Это точно, — подтвердил Жбания, пряча пистолет в кобуру.

То же самое сделал и молодой милиционер.

Из леса вышел сержант, который ходил с Крюковым, и женщина — понятая.

Жбания сказал Самарину:

— Отпустите ужа. Пусть живет.

— Это вышло так неожиданно, — произнесла Лада и облегченно вздохнула.

Откуда-то из самой глубины леса донесся голос кукушки. Ку-ку, ку-ку… Таинственно крикнула еще одна птица. Голос был похож на удода. Но Жбания знал, что удоды кричат обычно ночью.

Подошел Аэропланов. Дышал часто:

— Напугали вы меня своим криком.

Бледность сошла с лица Лады. Она даже порозовела.

Аэропланов продолжал:

— Ниже по дороге следы только наших машин. Никаких предметов или деталей, могущих представлять интерес для следствия, я не заметил.

— На повороте есть след, — сказал сержант.

— Вот и чудесно.

Когда след был сфотографирован и описан, пока гипсовый слепок подсыхал, Жбания предложил:

— Может, разделимся? Мы с Ладой Борисовной поедем в поселок Виноградский для допроса Елизаветы Молдаван. Остальные останутся в распоряжении инспектора Крюкова.

— Совершенно верно, — согласилась Лада. — Крюкова мы обождем в поселке.

…Елизавету Молдаван они нашли в столовой. Жбания узнал ее за третьим столиком в центре зала. Договорился с заведующей столовой, и она с показной любезностью уступила им свой кабинет.

Елизавета Молдаван предстала перед следователем Ивановой в синем комбинезоне, слегка припачканном известью. Красная с синими разводами косынка стягивала ее короткие черные волосы. Лада не смогла составить мнение о красоте Молдаван. Вполне вероятно, что с точки зрения мужчины в этой девице что-то и было. Ладе же бросилась в глаза прежде всего вульгарность.

— Можно, я закурю? — сев на стул, спросила Молдаван.

— Пожалуйста, — разрешила Лада. — Сейчас вы будете допрошены в качестве свидетеля. Предупреждаю об уголовной ответственности за дачу ложных показаний и отказ от дачи показаний. Пожалуйста, распишитесь.