Поединок. Выпуск 9 - Акимов Владимир Владимирович. Страница 14
Видно, летом здесь, по-над ложбиной, ходил большой кран, от дороги таскал на стройку бетонные плиты. Сейчас осталась только полузаметенная рельсовая колея, кусты мешали, чтоб сюда очень уж большой снег доставал. Колея упиралась в крутой склон, метров семи, вот почему тут не ходили. Возле поля, может, и было на сотню метров дальше, зато карабкаться не надо.
Жалко, никакого знака ему не оставили о дальнейших действиях. Спешили очень — по следам видно. И Степе тоже спешить надо, дело, видать, не шуточное…
Черный одной рукой направил на Смолина ТОЗ, а мелкашку передал Андрею:
— Зачем? — опять спросил Андрей. — Я же шмотки ношу!
Черный взвел ТОЗ и неожиданно прижал дуло к боку Андрея:
— Шевельнешься — хана. Промажешь — тоже! Как затылком повернется — бей в шов на шапке! Ну?! Подойди и не дрожи!
Белый, заинтересовавшись разворотом событий, на мгновение отвлекся от Романцева. Тот молниеносно — к штыку.
Сухая дробь автоматной очереди выщербила бетонную крошку над головою Белого. Тот от неожиданности скакнул в сторону и тем спасся от романцевского штыка, что глубоко царапнул острием бетон и, кувыркаясь, взлетел вверх. Если бы не очередь, штык прошил бы Белого насквозь.
Романцев вырвал у него карабин. Крепко маханул прикладом по шее.
Черный крутанулся с ТОЗом…
— Не балуй! — Степин голос перекрыл шум двигателя. — Ложи оружие!
Вторая очередь бросила Черному в глаза бетонную пыль и мелкое крошево.
Андрей кинул винтовку.
Степа — автомат Смолину, тот поймал на лету. Затем — Романцеву.
— Итак, наши новые друзья, сделаем разговор общим! — Романцев повел «калашниковым». — Руки в гору!
Трое подняли руки.
— Чего у вас произошло-то? — спросил Степа, спрыгнув со стены на тюк с мехами, который с сухим треском разъехался.
— Интересный ты, Степа, человек, — покачал головой Романцев. — Сначала стреляешь, а потом спрашиваешь.
— Что я, дурной — спрашивать, когда вас на мушке держат?
— Логично. — Романцев шмыгнул, носом и принял свой обычный вид «все ни по чем». — Тут, видишь ли, друг Степа, нас расстрелять решили…
— Ребята… — Андрей наконец овладел собой. — Все это ерунда. Никто бы в вас стрелять, как вы понимаете, не стал. Поиграли пушками и хватит, пора расходиться…
— Ах, так это была игра-а? — протянул Романцев. — Бесхитростная, но добрая шутка! Я лично давно так не смеялся, а вы, товарищ сержант?
— Я хохотал до упаду, вы разве не видели, рядовой Романцев? — в тон ему ответил Смолин.
— Да, да, да… То-то я смотрю, вы, товарищ сержант, за животик хватаетесь и «мама» сказать не можете… Степа, дорогой, ты все-таки возьми этих шутников на прицел, чтоб они не загрустили.
Откуда-то сбоку ударила по лицам снежная крупа, словно гигантскую пригоршню по ветру пустили. Горизонта не стало видно. Свет мерк.
— Сержант… То есть, товарищ сержант, — поправился Андрей. — Ну, мы извиняемся, и все такое… Летите, если вам так приспичило… А с нами будет кому разобраться… Тут ведь не убежишь…
Черный и Белый сели на снег, ни на кого не глядя.
— Я — к летчику, — сказал Смолин так, чтобы его слышал только Романцев. — Милицию надо…
— Послушай, — остановил его Романцев. — Этот паразит прав: и без нас разберутся. Мы их свяжем, если что — банок дадим. Можно и без «если что». Поднимемся, тогда по рации вызовем милицию. А то пойдут протоколы, мы сутки не выберемся!
— Нельзя. Они без нас наплетут семь верст до небес и все лесом. Останешься за старшего.
Смолин закинул автомат за спину и пошел за угол склада на звук самолетного двигателя.
Едва Смолин завернул за угол, Романцев тяжело посмотрел на Андрея:
— Это твоя жена — вот такие синие шары? — Романцев растопырил пальцы на половину своей щеки.
— Моя… — лицо Андрея дернула жалкая улыбка. — Познакомить?
— Обойдется. Какой же ты гад — такую девку в уголовщину втравил!
— Слушай, ты! — Андрей с ненавистью посмотрел на Романцева. — Попутал нас — радуйся! Чего ты еще хочешь?!
— Чего еще… — Романцев помедлил, взглянул на Андрея. — Хочу, чтоб вы трое для начала наложили в штаны. Имеется неплохое слабительное. — Романцев вскинул автомат. — К стенке, твари!
В углу комнаты на старом полушубке мирно посапывал медвежонок.
…В здании аэропорта старший летчик кричал в телефонную трубку:
— Милиция? Але, але… Милиция, говорю?! Да, да! Я!.. Плохо слышно!.. С летного поля!.. — надсаживался он криком. — С летного, говорю, поля… Автомат! Понятно? Не слышу! Выехали?! Лады! Отлично, говорю!.. Как «что»?! Не слышу тебя, милиция!.. Как «что»? Кто? Летчик? Да я только что с ним на связи… Сам, говорит, ничего не понимаю. Сначала вроде все в порядке, пришла девушка, что с нефтеразведчиками. Один стал вещи таскать. Вот-вот, мол, остальные подойдут. Ушел за вещами и через минуту-две — автомат… Одна очередь, другая…
Смолин бежал впереди. За ним, шагах в десяти, Лена.
— Романцев! — кричал на бегу Смолин. — Отставить, Романцев!
— Есть отставить. — Романцев отер лицо рукавом и крикнул тем, что елозили в снегу под стеной, избитой пулями почти до самого основания. — Встать! Если кому есть чем похвалиться, давайте! И чем жалобней, тем лучше!
— Ты с ума сошел?! — грозно крикнул Смолин, подбегая. — Что ж ты издеваешься? Чем ты тогда лучше их?!
— Всем, — твердо сказал Романцев. — И я не издеваюсь. Я должок вернул, да не весь. Если бы их взяла, нас бы сейчас уже закопали.
— Что случилось?! — едва переводя дух, выкрикнула Лена, вылетая из-за угла склада.
Ничего не понимая, она смотрела на Андрея, на Черного с Белым. Вместо лиц — маски чудовищные, залепленные снегом по брови. С трудом поднимались. Черный судорожно всхлипывал. Потом она перевела взгляд на Романцева — на горячем стволе его автомата снег таял, едва коснувшись.
— Толя, в чем дело?
— Дело, как я понимаю, в шляпе, — не поворачиваясь к ней, проговорил Романцев. — Вернее, в медвежьей шапке, к вашему несчастью, не сшитой.
— Какая шапка… Почему к несчастью… — и только здесь она увидела черно-красное мясо, вывалившееся из недошитого тюка; второй тюк с мехами, расползшийся от Степиного прыжка.
— Толя!.. — обеими руками она взялась за горло — ее душил слезный ком.
— Ты что? — Андрей отирал снег с лица и сосал его. — Знаешь его?
— Если это имеет какое-нибудь значение, — Романцев стер талые капли с автомата, — даже целовались…
— Толя! — ее пронзительный крик закувыркался к низко мятущемуся небу, как несколько минут назад романцевский штык. — Как… ты можешь!.. Ты… ты… солдафон!
— За солдафона мерсибочки, мадам, — Романцев сузил глаза. — Возможно, мы несколько прямолинейны… А как вас прикажете?.. Когда вы на глазах маленького его матушку, извините за выражение, освежевали? Или когда вы его в яме сдыхать оставили? Не говоря уже о других шутках-малютках?
— Андрей!.. — она сделала шаг к мужу. — Ты же уходил последним… Ты же мне сказал, что вытащил медвежонка? Что отпустил?..
— Какая разница… — с тоской произнес Андрей. — Ну сдох бы он в лесу.
— Шлепнуть надо было… — просипел Белый — он внезапно потерял голос. — Я говорил… Тебя, дуру, послушались…
— Нельзя ли повежливей?! — К ним шли пятеро милиционеров, четверо с автоматами, впереди старший лейтенант. С другой стороны склада — еще трое.
— Можно и даже нужно! — почти с прежними, холодно-властными интонациями произнес Андрей. — То, что моя жена целуется по углам с солдатами — еще не повод говорить с ней грубо. По крайней мере, при посторонних… Вы вовремя подоспели, товарищ старший лейтенант, нас тут чуть не перестреляли…
— Ну ты и гнида-а… — протянул Романцев.
— Товарищ солдат! — строго глянул старший лейтенант. — Товарищ сержант, попрошу распорядиться, чтобы ваши люди перевели оружие в походное положение.
— Группа, внимание, — скомандовал Смолин. — Оружие — на предохранитель. На пле-чо!