Македонский Лев - Геммел Дэвид. Страница 19

— Ты зашел слишком далеко, — сказал он Леарху, почти шепотом, сверкая глазами. — Слишком далеко, — повторил он, подняв руку и откинув ему капюшон.

Нож вонзился в живот Леарху, разрезая снизу вверх, по направлению к легким. Парменион придвинулся вплотную, его лицо было в дюйме от пораженного, с округлившимися глазами, лица Леарха.

— Вот как выглядит смерть, ты, спартанский шлюхин сын.

— О, боги… — простонал Леарх, западая на стену. Парменион ухватил его за волосы и снова поднял на ноги.

— Мольбы тебе уже не помогут.

Дыхание ушло из горла Леарха, и глаза его закрылись. Парменион дал телу упасть, гнев его постепенно уходил. Он уставился вниз, на труп, потом вытащил кровавый кинжал. Услышав стон Гермия, он подбежал к нему. — Ты в порядке? — спросил он.

— Голова… болит…

— Дай я тебе помогу.

— Твоя рука ранена, — сказал Гермий, трогая кровь.

— Это не моя, — проворчал Парменион, указывая на мертвого Леарха.

— Ты убил его? Я не верю в это. О, Парменион!

— Дай-ка я занесу тебя в дом — а потом найду офицера стражи.

Через час тело унесли, а Парменион был доставлен Лепидом в бараки, где в дверях уже стоял, дожидаясь, старый начальник. Без единого слова командир повернулся и поднялся вверх по лестнице в комнату с видом на внутренний дворик. Он уселся за широкий стол и жестом пригласил Лепида присесть тоже. Пармениона оставили стоять перед мужчинами. Он смотрел на их лица, освещенные тусклыми лампами. Лепида он знал хорошо; мужчина был крут, но честен. Командира он знал только заочно, как железноволосого поборника дисциплины, ветерана многих битв. Старик смотрел на него.

— Что ты имеешь сказать? — спросил он голосом, лязгающим как извлекаемый из ножен меч.

— Пятеро в капюшонах напали на моего друга, — сказал Парменион. — Что, по вашему, мне оставалось делать? Я пришел к нему на выручку.

— Ты убил своего знакомого, спартанца, юношу из хорошей семьи.

— Я убил коварного злоумышленника, который, с шайкой дружков, вооруженных дубинками, наскочил на безоружного парня.

— Не дерзи мне, мальчишка!

— Тогда не унижай меня, господин!

Начальник прищурился. Его могучие кулаки сжались, и Парменион почувствовал, что тот был готов встать и прибить его, но старик сделал глубокий вдох и успокоился. — Опиши мне все, что произошло. — Парменион так и сделал, исключив из рассказа их последнюю беседу с Леархом.

— Правда ли то, — спросил начальник, — что ты не ладишь с другими парнями?

— Да.

— Правда ли также то, что ты был объектом их… игр до этого дня?

— Да.

— Тогда ты вероятно знал, атакуя их, что они скорее всего охотились за тобой — что твоего друга ударили по ошибке?

— Конечно. Гермия все уважают.

— Так значит, дождись ты, когда они признали бы свою ошибку, стычки бы не было. Они бы ушли. Ты согласен?

— Тогда я об этом не думал — хотя вижу, что ты прав, командир. Но я увидел, как ударили моего друга, и пришел к нему на выручку.

— Ты спрыгнул на одного парня, сломав ему плечо, ударил другого дубинкой, сломав руку, и пронзил последнего, убив его. Это твоя вина, полукровка. Ты понимаешь? Прекрасный парень лежит мертвый из-за того, что ты не подумал. Только дикарь может приводить в свое опрадание недостаток мышления. Что касается меня, то я бы хотел увидеть, как ты умрешь за это. А сейчас, прочь с глаз моих!

Лепид подождал, пока не услышал удаляющиеся шаги мальчишки на лестнице. Затем встал и подошел к двери, наглухо закрыв ее.

— Он — позор для нас, — проворчал Старейшина.

— Нет, командир, — печально произнес Лепид. — То, что случилось сегодня в этой комнате, было позором.

— Ты отважился судить меня?

Лепид взглянул на старика. — Это мое право, право спартанца. Он пришел на выручку другу, рискуя собой. Но он не струсил. Ты должен понимать это. Завтра над ним не будет суда. Если же суд состоится, то я возьму слово.

Лепид повернулся и вышел из комнаты. Он вышел в ночь и вдруг обнаружил, что вернулся назад, на место драки. Лампа горела в окне дома Пармениона, и Лепид постучал в ворота.

Парменион открыл шаткие ворота и отступил, давая дорогу офицеру. Лепид вошел в маленькое строение и сел на кровать. Парменион предложил ему кубок воды, но он только отмахнулся.

— Я хочу, чтобы ты забыл то, что произошло сегодня в бараках, — сказал Лепид. — И хочу, чтобы ты простил начальника. Леарх был его родственником, и он любил мальчишку. То, что ты сделал, было правильно. Ты понял меня?

— Да, господин, правильно.

— Сядь, Парменион, сюда, рядом со мной, — юноша сел. — Теперь дай мне руку и посмотри в глаза. — Парменион сделал так, как он сказал. Он почувствовал силу в ладони наставника и увидел сосредоточенность в его лице. — Слушай меня, парень. Похоже, немного осталось тех, кто понимает, что такое быть спартанцем. Когда мы деремся, мы деремся чтобы победить. Мы стоим за друзей, убиваем врагов. Нападение на Гермия было вероломным. Ты поступил правильно. Я горд за тебя.

— Мне не нужно было убивать Леарха, — сказал Парменион.

— Не признавайся в этом никому. Ты понял меня?

— Да, — ответил Парменион мрачно. Все события последних нескольких дней смешались в его голове, словно пытаясь свести с ума; смерть его матери, победа в Играх, потеря Дераи и теперь убийство Леарха. — Я понял тебя.

— Послушай меня: ты беспокоился из-за друга и один выступил против целой банды. Это было отважно. И, да, ты убил одного из них. Важный — ключевой — вопрос заключается в том, получил ли ты наслаждение от убийства?

— Нет, — сказал Парменион.

— Тогда не беспокойся об этом.

Парменион посмотрел в глаза Лепиду и кивнул.

«Но я получил наслаждение от убийства,» — подумал он, — «и да простят меня боги. Я хотел бы, чтобы мне удалось убить их всех.»

Тамис оперлась на свой посох, глядя на коленопреклоненного слугу перед собой.

— Мой господин настаивает, чтобы ты явилась в дом Парнаса, — сказал человек, избегая ее глаз.

— Настаивает? В то время, как его сын лежит при смерти? Ты, верно, хотел сказать «умоляет»?

— Высокородный Парнас никогда не станет этого делать, но я умоляю тебя, Благочестивая. Спаси Гермия, — взмолился слуга со слезами на глазах.

— Может, я спасу его, а может — нет, — отвечала она. — Но скажи своему господину, что сначала я спрошу совета у богов. Иди же!

Тамис повернулась на пятках и растворилась во тьме своего обиталища. Огонь горел слабо, но когда она села перед ним, пламя взметнулось выше и приняло форму лица Кассандры.

— Я не вызывала тебя, — сказала Тамис. — Уйди!

— Ты должна вылечить мальчишку, Тамис. Это твой долг.

— Не говори со мной о долге. Леарх мертв, и я отняла у Темного возможного отца его воплощения на Земле. Это был мой долг. Гермий сдерживает развитие Пармениона. Из-за их дружбы он по-прежнему сохраняет в себе, в какой-то степени, мягкую, ранимую душу. Не я сделала так, чтобы Гермий пострадал. Не на мне лежит вина; то была Воля Истока. И теперь он умрет, из-за сгустка крови в мозге. Когда он пошевелится, это убъет его.

— Но ты можешь излечить его, — молвила огненная женщина.

— Нет. Когда он умрет, Парменион станет железным человеком, какой мне и нужен.

— Ты искренне веришь, Тамис, что это воля Истока? Что мальчик без злобы в сердце должен умереть?

— Дети без злобы в сердцах умирали во все времена, Кассандра. Не поучай меня. Они умирают при пожарах, от засухи, от чумы и от войн. Останавливает ли это Исток? Нет. И я больше не задумываюсь над этим. Это Его мир. Если Он избирает невинных для смерти, то это Его право. Я не задумывала поставить Гермия под удар — хотя он стоял у меня на пути. Теперь он умирает. Я вижу в этом ответ на молитвы.

Тамис закрыла глаза и вылетела из своего тела, проникнув сквозь низкую крышу и взмыв высоко над городом.

Дом Парнаса стоял в восточной части города, и она устремилась к нему, приземлившись на усаженный цветами двор, где собралась компания друзей Гермия. Парменион стоял один у дальней стены, игнорируемый всеми.