Экспедиция «Уллис» - Северин Тим. Страница 2
Многоголовые чудовища, как и одноглазый Циклоп, коего ослепил Улисс, возвращаясь домой из Трои, — фантастические создания. Но идет ли речь о сплошном вымысле, или в основе каждого сюжета лежат какие-то реалии? Обладал ли Гомер столь исключительным воображением, что мог измыслить целую вереницу неслыханных страшилищ, не черпая никаких намеков в действительной жизни? И даже если сами приключения Улисса всецело вымышлены, не связывал ли Гомер их с реальными местами? Или его география, как и фантастические твари, никак не соотносится с нашим миром? «Вы найдете места, где странствовал Одиссей, — саркастически замечал в III веке до н. э. первый в мире ученый-географ Эратосфен, — когда отыщете сапожника, который зашил мешок с ветрами…»
Но Эратосфен был великий скептик. Его неверие в реальность «Одиссеи» не остановило попытки его современников выявить географические реалии поэмы, определить места похождений Улисса. Греки классического периода толковали «Илиаду» как исторический источник, и в позднейшие времена археология показала, что они — во всяком случае, отчасти — были правы. Многие виднейшие ученые той поры не сомневались, что описанные в «Одиссее» сцены отражают этапы реального плавания реального человека, и брались опознать острова и гавани, которые он посетил.
«Подобно тому как искусный мастер покрывает золотом серебро, — писал виднейший географ классического периода Страбон, — так и он обратился к действительно бывшей Троянской войне и расцветил историю своими мифами; и так же поступил он со странствиями Одиссея». Страбон, живший во времена императора Августа, называет с полдесятка видных географов, которые пробовали разгадать загадки «Одиссеи». Из века в век попытки проследить скитания Улисса повторялись толкователями всех мастей — историками, кабинетными путешественниками, филологами-классиками, археологами, известными писателями. Даже один британский премьер-министр — Гладстон — внес свою лепту. Противоречивые гипотезы отправляли Улисса в Италию, в Черное море, в Испанию, на просторы Атлантики, в Индийский океан, к берегам Норвегии и Ирландии. Чуть ли не каждый год появляются новые толкования текста. В последнем десятилетии Улисса снаряжали то в далекие Анды в Южной Америке, то в Адриатику, по соседству с Грецией, где один югославский капитан видит привязки для каждого из приключений, описанных в поэме.
Я сверял различные гипотезы с картой. Два десятка специалистов, каждый по-своему, определяют места, где происходят события, изображенные Гомером. Его описания (подчас мучительно туманные) привязывают к множеству реальных точек на географической карте, всякий раз с претензией на абсолютную точность, но эти привязки редко совпадают. Судно Улисса скачет по Средиземному морю туда и сюда, словно шахматный конь. Оно прыгает через возникающие некстати массивы суши, огибает мысы, плывет со скоростью, которая сделала бы честь современному лайнеру, силясь связать между собой устраивающие толкователя места. Лишь очень немногие нынешние комментаторы сами были моряками; еще меньше число тех, кто ходил по вероятным маршрутам. И никто не проверял в деле мореходные качества галеры конца бронзового века.
Как ни странно, похоже, что никто не задавал себе самый существенный вопрос. Если Улисс жил на самом деле и совершил реальное путешествие, то после осады Трои, длившейся, насколько нам известно, десять лет, он должен был стремиться скорее попасть домой. Спрашивается: какой естественный маршрут ему следовало избрать? Мог ли такой маршрут проходить по местам действия «Одиссеи», не требуя немыслимых скачков от мореплавателей? Возможно, никто не задавался таким вопросом потому, что боялся разочароваться, ответ мог умалить прелесть сказа, лишив Улисса славы великого морепроходца, смело плывущего за горизонт. Но ведь окажись, что есть простой, реалистичный путь, который согласуется с описаниями в поэме, будет достигнуто нечто куда более важное, загадка «Одиссеи» будет решена на рациональной основе. Улисс будет возвращен из вымышленного, сказочного мира, куда его заслали чересчур фантастические, несовместимые с практикой толкования.
А потому мне было ясно, что надо сделать: я пройду на «Арго» от Трои до родины Улисса — Итаки, одного из Ионических островов у западного побережья Греции, следуя маршрутом, который избрал бы рассудительный мореплаватель конца бронзового века. Быть может, на мыслимом мною логическом пути нам встретятся места, отвечающие описаниям в «Одиссее», и мы сумеем объяснить некоторые, если не все, диковинные сюжеты. Я не задавался целью ответить на трудные вопросы исторического, лингвистического или археологического порядка. Такие вещи лучше предоставлять специалистам. Их труд снабдил меня исходными материалами — энциклопедиями, указателями, переводами, комментариями, всем научным аппаратом, накопившимся за два тысячелетия гомероведения. Мой подход должен быть чисто практическим, носить географический и мореходный характер. Я собирался решать загадки с позиций здравого смысла, стоя на кормовой палубе галеры, копии судов бронзового века. «Арго» как нельзя лучше подходил для этого. Рассчитанный на двадцать гребцов, он размерами и конструкцией в точности отвечал судам, о которых Гомер говорит в «Одиссее» как о типичных для той эпохи. И я уже знал кое-что о мореплавании бронзового века, поскольку в 1500-мильном плавании по следам Ясона мы, выйдя из Северной Греции, прошли через Дарданеллы в виду Трои, пересекли Мраморное море, одолели Босфор и проследовали вдоль берегов Черного моря до его восточных рубежей. Таким образом, я примерно представлял себе, какое расстояние Улисс мог покрывать на веслах и под парусом за день, с какими ветрами могла спорить галера, как вести судно, ориентируясь визуально, от мыса к мысу. Полученный опыт я и собирался применить к исследованию географии «Одиссеи». Однако, прежде чем выходить в море, следовало уяснить, на кого я собственно охочусь. Кто такой Улисс? И кто такой Гомер, коли на то пошло?
Глава 1. Бард и герой
Согласно одной гипотезе, Гомер был женщиной. Другая утверждает, что он был слепой. По третьей гипотезе, авторство поэмы принадлежит не одному, а целой группе поэтов. По четвертой, Гомер создал только «Илиаду», у «Одиссеи» другой автор. Словом, разногласий в среде ученых насчет личности Гомера не меньше, чем по поводу маршрута Улисса. Истина заключается в том, что никому еще не удалось установить, кем был Гомер и когда точно он жил, хотя на этот счет и существуют мудрые выкладки. Предположительно Гомер жил в VIII или VII веке до н. э., иначе говоря, примерно через 500 лет после осады Трои и описываемых им событий. Исследователи сходятся также в том, что он был (или они были) бардом (бардами), то есть профессиональным сказителем (сказителями).
Вполне возможно — отсюда гипотеза о слепце, — что Гомер поместил в «Одиссее» свой словесный портрет, подобно тому как некоторые кинорежиссеры снимаются статистами в своих фильмах. При дворе гостеприимного царя Алкиноя живет певец, которого, согласно «Одиссее», «муза… при рождении злом и добром одарила: очи затмила его, даровала за то сладкопенье». Любимца двора подвели к отведенному ему месту в пиршественном зале и усадили на среброкованный стул перед гостями. Певец сидел, прислонясь спиной к высокой колонне, и царедворец повесил на эту колонну лиру слепца, «чтоб ее мог найти он». Тот же царедворец «корзину с едою принес, и придвинул стул, и вина приготовил, чтоб пил он, когда пожелает». После чего певец усладил слух собравшихся, «выбрав из песни, в то время везде до небес возносимой, повесть о храбром Ахилле и мудром царе Одиссее».
Идет ли речь о самом Гомере или нет, во всяком случае, мы можем составить себе представление о том, как исполнялись «Одиссея» и «Илиада», — представление, которое зовет нас к осторожности. В Албании, на западе Ирландии и среди австралийских аборигенов специалисты изучали технику живых бардов, проверяя, насколько бережно они обращаются с текстами, что в них изменяют. Оказалось, что барды не заучивают механически песни наизусть, а запоминают фабулу. Опорные строфы и фразы повторяются, в остальном же певец вправе импровизировать и шлифовать текст по правилам своего ремесла. Так что устный сказ был живым, изменчивым повествованием, и дошедшие до нас творения Гомера отличаются от сочиненного первоначальными сказителями. К тому же нам известно, что первоисточники были очень древними. Недавно один сотрудник Гарвардского университета обнаружил напоминающую гомеровский стиль фразу во фрагменте хроники времен бронзового века на глиняной плитке примерно той поры, когда шли бои у Трои. Выходит, первое сказание об осаде могло быть сочинено при жизни действительно существовавших Агамемнона и Улисса.