Первый выстрел - Тушкан Георгий Павлович. Страница 119
Решили, что вечером все снова соберутся — отпраздновать свадьбу.
— А пока прошу вас, — попросил Семен Юлию Платоновну, — поехать с нами в ревком. Там мы с Ганной зарегистрируемся. Час-два, больше не задержитесь.
— Юра, сбегай приведи линейку! — сказал Петр Зиновьевич.
Юра отправился на конюшню. Он там долго, сердито запрягал Серого и даже огрел его вожжой и прикрикнул: «Балуй!» — чего ещё никогда не бывало.
К вечеру все уже было приготовлено. На столе появилось вино в кувшинах, расставлены тарелки с копченой скумбрией и камбалой, банки с английскими консервами, раздобытые Ганной в городе. В бричке, запряженной парой рослых горячих коней, приехал Семен с двумя товарищами-артиллеристами.
Незадолго до этого к Петру Зиновьевичу пришла учительница Надежда Васильевна — приглашать его на собрание интеллигенции, которое созывал в Судаке феодосийский культпросвет — отдел по культурно-просветительной работе при исполкоме. Она уже собралась уходить, но ее уговорили остаться.
Все торжественно уселись за стол. Были налиты стаканы.
— Ему тоже! — распорядился Семен, показывая на Юру.
И Ганна налила полстакана.
Семен поднялся со стаканом в руке и только хотел было начать речь, как на веранде появился Юсуф.
Юра бросился ему навстречу. Ганна подошла и даже его поцеловала, отчего сдержанный и немногословный Юсуф совсем растерялся.
А Ганна сказала:
— Заходьте, будьте так ласки, Юсуф Ибрагимович, сидайте за стол! К добру вы пришли…
Семен поднял стакан.
— Выпьем, друзья-товарищи, в наш с Ганной счастливый день за мировую революцию!
Все встали. Юра, боясь, что мама не даст ему допить, сразу же выпил свои полстакана и встретил строгий, осуждающий взгляд Юлии Платоновны.
— Вы думаете, будет мировая революция? — раздался чей-то голос с крыльца.
Все оглянулись. На веранду вошла графиня. Петр Зиновьевич отвернулся и уставился в пол бычком, точь-в-точь как иногда Юра. И надо же было так случиться, что она явилась!
— Мировая революция? — переспросил Семен. — Обязательно будет, гражданка. Не позже чем через три месяца совершится мировая социалистическая революция. И под знаменем пролетарского интернационала весь мир станет коммунистическим! Смотрите, уже Венгерская Советская Республика есть! Баварская Советская Республика есть! Выпьем, гражданка, за братские советские республики!
Варвара Дмитриевна подошла к столу и, здороваясь с комиссаром, представилась:
— Бывшая графиня, а теперь простая гражданка.
Она с удовольствием выпила стакан вина, сразу второй, а потом и третий. Расправляясь со скумбрией, она расспрашивала Семена. А тот распалялся все больше и больше.
— Здесь в Крыму мы разгромили змеиное гнездо контрреволюции. Скоро добьем золотопогонных гадов и под Керчью. Гидра контрреволюции еще поднимает там голову, но меч классовой пролетарской ненависти снесет головы всем, кто душил рабочий класс! Не будет пощады никому, кто сосал рабочую кровь! Почему вы не уступите ваш роскошный дворец пролетариату? В Феодосии очищено сто буржуазных квартир. В них теперь вселились рабочие.
— Да хоть сейчас переезжайте к нам жить. Дом вместительный. Мне будет веселее. Вы очень интересный молодой человек и будете за мной ухаживать.
— Никуда Семен не пойдет! — сердито предупредила Ганна.
— Браво, Ганна! — воскликнула Варвара Дмитриевна. — Учись управлять комиссаром, это теперь весьма выгодная партия. Молодец!
Семен насупился.
— Вы, гражданка бывшая графиня, не очень… У нас полное равноправие, никто друг другом управлять не собирается, А мы с Ганной нашли свою судьбу под красным знаменем феодосийского восстания, под свист пуль. И на ее руках я истекал горячей кровью, пролитой мною за дело рабочего класса. А теперь она будет работать в женотделе, чтобы разъяснять текущий момент женским массам.
Юра, хоть и был немного сердит на Семена, смотрел на него с восхищением: уж очень хорошо и зажигательно говорит!
Захмелевшая графиня собралась уходить, но напоследок спросила:
— А если Ганна разъяснит мне текущий момент и я стану сознательной, вы не будете своим мечом рубить мне голову?
— Мы не деникинцы… Но все равно вам не миновать изъятия излишков у буржуазии.
— Изъятие излишков — это же грабеж!
— Нет! Это буржуазия обогатилась за счет грабежа чужого труда. А теперь прячет продукты, прячет товары. Не хочет отдавать награбленное. Не хочет отдавать народу фабрики, землю, золото. Заставим! Но это не значит, что советская власть разрешит грабить. Бандитов мы расстреливаем. Свершится мировая революция, и жизнь наладится. Будет мировой товарообмен.
— Ага, теперь мне все понятно. Выпьем за мировой товарообмен! — сказала графиня, выпила целый стакан и ушла.
— Если будет мировая революция, можно будет поехать в Индию? — спросил Юра.
— В Индию? Конечно! Будешь помогать делать революцию, бороться с мировым империализмом, — ответил Семен.
— А когда можно поехать? — деловито поинтересовался Юра.
— Не морочь хлопцу голову! — сказала Ганна. — А то он от тебя не отстанет и завтра в Индию соберется.
Ганна сидела за столом розовая, красивая, нарядная. Но Юра считал, что больше всего ей идет матросский бушлат и красный платочек. Он даже спросил тихонько:
— Почему ты не надела бушлат? — но она только отмахнулась.
Юсуф беседовал с Петром Зиновьевичем.
— Теперь простому мусульманину жить можно! А раньше эти бандиты курултаевцы, эскадронцы жить не давали. Пугали аллахом и гнали служить то русскому генералу, то турецкому… Совсем беда! Разбойников из татар делали. Приказывали резать другие нации, резать соседа. Муллы и сейдаметовцы совсем задурили татарские головы. А теперь совсем по-другому стало. В Крым приехал большевик-татарин, и простой мусульманин очень слушает его, любит его.
— А в Африке тоже будут советские республики? — интересовался Юра.
— Обязательно будут! — гремел Семен. — Мировая революция освободит от рабства все народы!
— Поеду воевать за революцию в Африку! — заявил Юра. Видимо, полстакана вина чуть вскружили ему голову.
Сидевшая рядом Надежда Васильевна засмеялась:
— Вот что, Юра! Пока ты еще не уехал в Африку — займемся нужными делами. Издан декрет о том, чтобы ценнейшие библиотеки во дворцах князя Юсупова, миллионера Мальцева, Канкрина и другие были взяты под охрану. Они должны стать достоянием народа. Но прежде их надо привести в порядок, сделать опись книг. Надеюсь, что ты и твои друзья помогут мне в этом. У графа Берниста огромная библиотека, ею надо заняться. Потом надо составить список тех семей в Судаке, в которых отцы убиты на войне и дети сильно голодают. Голодающим детям будут выдавать бесплатный паек. Много дел, Юра… — И, обратившись к Петру Зиновьевичу, она сказала: — На днях я беседовала с известным писателем Вересаевым. Он теперь в Феодосии. Комиссар просвещения. Просто удивляешься, сколько начато замечательных дел на культурном фронте. А всего только два месяца прошло, как утвердилась в Крыму советская власть… Ну, я пошла. Так приходите на собрание интеллигенции, Петр Зиновьевич! Столько дел впереди, столько больших дел!
Утром Семен с товарищами и Ганна уезжали в Феодосию. Собирая свои вещи в сундучок, Ганна плакала. Юлия Платоновна хлопотала вокруг нее, совала то одну, то другую вещь и тоже плакала.
Мужчины сидели на веранде и говорили о всякой всячине, стараясь не замечать плачущих женщин. Семен рассказывал, как он в апреле, когда советские войска подходили к Севастополю, проник в город.
— Как раз там проходила огромная — несколько тысяч человек! — демонстрация рабочих, требующих, чтобы «союзники» убрались из города. Смотрим — на мачтах французских линкоров «Жан Барт» и «Франс» взвились красные флаги. Народ с набережной кричит: «Ура!» — а с французских кораблей отвечают: «Вив ля революсьон!» А потом на берег сошли с пением «Интернационала» несколько сот французских революционных матросов и присоединились к нашей демонстрации. Вот тут многие прослезились, и я, грешным делом. Вот что значит на деле «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!».