Пойманное солнце - Мейнк Вилли. Страница 4

Рамеш попросил меня рассказать о моей стране. Он читал много противоречивого о Германской Демократической Республике. Больше всего его интересует вопрос, чувствуют ли себя счастливыми граждане нашего государства, где политика так глубоко проникает в жизнь каждого человека.

«Какая серьезная тема для ночной беседы, — подумал я. — С чего же начать?» Я не мог сразу подобрать нужной мудрой пословицы и попытался скупыми словами рассказать о возникновении первого социалистического государства на немецкой земле. Казалось, Рамеш больше прислушивался к шуму, доносившемуся с улицы, но, судя по вопросам, которые он задавал, я понял, что он внимателен. Как я заметил, ему казалось непостижимым многое из того, что для нас само собой разумеется: равные для всех граждан возможности получить образование, эмансипация женщины, отсутствие бедности, голода и безработицы, гармония разума и власти.

На часах было уже около двенадцати. Рамеш поежился от ночной прохлады, которая мне была приятна. В Дели уже стояла весна, температура днем достигала тридцати четырех градусов, а ночью опускалась до пятнадцати. Я чувствовал, что Рамеша что-то беспокоит, но он не решается высказаться. Мы спустились в лифте в вестибюль отеля, где горела уже только одна лампа. Портье, сикх в роскошной форме с желтой широкой лентой через плечо, поздоровался с нами и разбудил шофера такси, уснувшего в своей машине.

Рамеш попросил разрешения сказать на прощание еще несколько слов. По голосу я понял, что он взволнован.

— Я хочу, чтобы у вас сложилось правильное впечатление о моей стране, — сказал он. — Учтите, что мы только начинаем. Во время путешествия вы встретитесь и с бюрократией, и с верноподданностью, и с суеверием. Может быть, увидев это, вы скажете пренебрежительно: «Вот какая эта Индия!» Но это не подлинная Индия. Не забудьте, пожалуйста, что мы, молодое поколение, страстно боремся против голода, социальной несправедливости и отсталости.

Ночная тишина в Дели была глубока, почти торжественна, луна светила сквозь листву деревьев. Я попрощался с Рамешом, впервые сложив ладони перед грудью, по индийскому обычаю, и, наклонив голову, сказал:

— Намаете!

Молитва сотен тысяч

По пути в Бенарес я остановился на два дня в старинной резиденции Могольских властителей — городе Агре и при вечерних сумерках любовался мавзолеем Тадж Махал. Спокойное темное небо в черном мерцании ночи царило над куполом и минаретами белой гробницы, навевая чувство грусти и глубокой гармонии. Впечатления, полученные в Дели, были еще очень живы в моей памяти, но в Бенаресе они поблекли, и у меня было такое чувство, будто я только что приехал в Индию.

Индийцы называют Бенарес по его старому наименованию — Варанаси. Город насчитывает шестьсот тысяч жителей, но если прибавить паломников, стекаю-щихся сюда изо дня в день нескончаемым потоком, то население увеличится еще на сто тысяч человек.

О происхождении города создано много легенд. В одной из них рассказывается, как Брахма положил однажды небо со всеми его богами на одну чашу больших весов, а Варанаси — на другую. Последний, как говорится в легенде, оказался тяжелее и опустился на землю, а небо со всеми богами взлетело вверх.

Но Варанаси — святыня не только индусов, но и буддистов. В нескольких километрах от города находится Сарнатх, в котором сын североиндийского царя Гаутама Будда после многих лет поста и странствий нищим монахом прочел свою «Первую Большую проповедь» и открыл «четыре благородные истины», которые могут быть достигнуты на «Серединном восьмичленном пути» истинной веры, истинного желания, истинного слова, истинного дела, истинной жизни, истинного стремления, истинной мысли и истинного размышления. Учение Будды, распространяемое на народном языке, было направлено прежде всего против жрецов — брахманов, которые угнетали народ.

Индийский король Ашока, прославленный индийцами как миротворец, во время своего травления в 273–236 годах до н. э. покровительствовал буддизму. Влияние индуизма, уходящего своими корнями в древнюю народную религию, однако, впоследствии вновь возросло, и в девятом веке буддизм был почти полностью вытеснен из Индии.

Вскоре после прибытия в отель «Кларкс», который находился на окраине города и был окружен цветущим садом, я познакомился с писателем П. М. X. Прохаживаясь со мной по террасе, он с великим усердием пытался объяснить мне сущность индуизма. Он учился в Индусском университете в Бенаресе ^{26} и рассказал мне, как, будучи еще совсем юным студентом, перед экзаменом просил у Шивы, бога-покровителя Варанаси, обеспечить ему хорошие баллы.

Вера индусов, объяснил мне писатель, основывается на двух вечных концепциях: каждый человек рождается дважды; душа человека единственна и неделима и живет дольше его тела.

На террасе становилось очень жарко. Сторож бамбуковой палкой в виде копья прогонял заклинателя змей. Однако беседа наша продолжалась. Я спросил П. М. X., сколько у индусов богов.

Он понимающе улыбнулся, по ответил, что никто не смог бы назвать их число. Это так же невозможно, как сосчитать все звезды на небе.

Высший бог — четырехликий Брахма, но он не так близок к народу, как Вишну или Шива и их супруги Лакшми и Кали. В Индии несчетное множество легенд о благосклонных к людям богах Раме и Кришне, о храбром боге обезьян — Ханумане и о сыне бога Шивы — Ганапатхи, маленьком, прожорливом, веселом шутнике с головой слона. Кроме того, существуют различные деревенские божества, богиня-мать, духи, демоны, священные звери, боги растений, гор, рек.

— Как вы, вероятно, уже заметили, — продолжал П. М. X., — человек повсюду окружен богами. Они не только в храмах: их можно встретить и на обочинах шоссейных дорог, в гуще движения большого города, в уединении прохладных, скалистых пещер и даже в такси или на рикше. Фантазия народа вновь и вновь рождает богов, в Индии они вездесущи.

Он замолчал и задумался. Солнце окончательно перешло на террасу, и мы ушли в кафе. Мой собеседник спросил, хочу ли я продолжать разговор.

Мы чувствовали симпатию друг к другу. Он, верующий индуист, и я, атеист. Зная, что более трехсот миллионов индийцев, представители всех классов общества — индуисты, я хотел понять, в чем притягательная сила их веры.

Индуизм, пояснил П. М. X., самая крупная философская система мира; она имеет также и существенную практическую сторону. Мировая душа, или абсолютный дух, олицетворяемый Брахмой, включает в себя все и не исключает ничего, воплощается в божествах и героях великого народного эпоса, известного индийцам с детства. Каждый верующий индуист соответственно своему происхождению и сложившейся традиции имеет собственное представление о божествах. Почитая Шиву или Кришну, богиню богатства Лакшми, храброго Ханумана или Уму, богиню чистого горного воздуха и вечных гималайских снегов, он все равно служит Брахме, единственному истинному богу. Притягательная сила индуизма в том, что эта религия низводит философию с ее головокружительной высоты и несет в дома и сердца простого народа.

Так мы беседовали до наступления темноты. Голова шла у меня кругом от имен богов и мировой души. Попрощавшись с П. М. X., я спросил коридорного, который внезапно вырос передо мной на тенистой аллее, сколько рупий он получает в день и какому богу поклоняется. Тот ответил, что молится Шиве и Раме, а за десять часов в день получает две с половиной рупии, так как отель «Кларкс» — лучший в Бенаресе.

После беспокойного сна я проснулся от стука, голосов и смеха и вспомнил, что рядом с моей комнатой находится филиал почты. Я не забыл совета П. М. X. посетить на рассвете «Молитву сотен тысяч», но мною овладело какое-то странное чувство страха, и я не пошел сегодня к Гангу, а решил приберечь это впечатление напоследок и сходить к реке перед самым отъездом в Калькутту.

Небо, как и все время со дня моего приезда в Индию, было ясным и безоблачным, и я уже потерял надежду попасть когда-нибудь здесь под дождь. Беседа с П. М. X. не выходила у меня из головы, особенно когда я сел в такси и увидел над головой шофера увитое гирляндой цветов изображение розовощекого бога. Действительно, куда бы я ни шел, меня повсюду окружали боги, даже на улицах, ведущих в центр города, попадались алтари различных божеств.