Черный ростовщик - Мушинский Олег. Страница 56

— Карамба! — бросил в сердцах Эспада, и это стало единственной эпитафией французскому капитану.

Больше здесь нечего было делать. Быстрым шагом дойдя до первой лестницы, дон Себастьян швырнул ненужный больше факел на каменный пол и бесшумно поднялся наверх. Шарль еще не вернулся, а мертвец лежал там, где его оставили. Эспада выдернул из тела кинжал, отер его о камзол покойника и сунул в сапог. Потом окинул взглядом арсенал на столе.

Еще одна шпага, три пистолета и пороховница: деревянная коробка с плотно пригнанной крышкой. Крышку украшала узорная металлическая вставка. Все это стало бы его трофеями, возьми они тюрьму приступом, но ситуация была иной. Дону Себастьяну еще предстояло выбраться отсюда, а лишний груз мог в этом помешать. Эспада взял только один из пистолетов. Быстро проверив, что тот заряжен, он сунул его за пояс, укрыв от дождя под колетом. Даже если зальет, им в крайнем случае и припугнуть можно. Еще взял перевязь. Она оказалась коротковата, но трофеи не выбирают. Главное, шпага входила в ножны без излишнего лязга. Владелец исправно заботился о своем снаряжении. Обшарив на прощание его карманы, Эспада привычно поправил шляпу и выскользнул за дверь.

Дождь, казалось, напрочь смыл картину мира. Остались только потоки воды, собирающиеся под ногами в одну большую лужу. Эспада, ориентируясь лишь по памяти, быстро добрался до стены, но там его ждал сюрприз. Лестница исчезла, словно дождь и ее смыл. Где-то рядом послышались торопливые шлепающие шаги. Эспада вжался в стену и замер. Кто-то прошел совсем рядом, но он слишком торопился к домику, под крышу, и не смотрел по сторонам. Эспада осторожно, чуть ли не на четвереньках, перебрался туда, откуда пришлепал этот спешащий, и — о, чудо! — пальцы коснулись мокрых ступеней.

Когда дон Себастьян был уже на самой верхней ступеньке, шелест дождя был прорезан отчаянным криком, сразу вслед за которым грохнул пистолетный выстрел. Не так громко, как получилось бы из мушкета, но слышно было хорошо.

— Тревога!

Эспада перекувырнулся через парапет и, обдирая руки, колени и грудь, съехал вниз. Пистолет зацепился за какой-то уступ и вывалился. Эспада, присев, провел по земле руками. Не нашел. В тюрьме тем временем поднялась настоящая суматоха. Оттолкнувшись от стены, Эспада метнулся туда, где должен был быть проулок.

— Вон он! — раздалось откуда-то сверху.

Теперь бухнул мушкет. Пуля ударила в стену над головой. Эспада по темноте — хорошо хоть стены домов были светлые — догадался о местонахождении входа и нырнул туда. Сзади прозвучал еще один мушкетный выстрел, и отчетливый свист пролетавшей пули показал дону Себастьяну, что его маневр не остался незамеченным. Эспада выскочил из проулка на другой стороне и сразу свернул вправо.

Как он оторвался от погони, он потом и сам не мог вспомнить. Солдаты мчались буквально по пятам, время от времени выдавая свое присутствие стрельбой. Потом к погоне присоединились городская стража и кое-кто из горожан. К счастью, чем больше становилось преследователей, тем меньший процент от общей массы знал, за кем они все-таки гонятся. К мосту через реку Эспада так вообще вышел в составе одного из отрядов, состоящего из храбрых горожан и возглавляемого отрядом городской стражи. Его беглый французский не вызывал нареканий, и он вместе с остальными бдительно высматривал подозрительных личностей. Кстати, именно с его подачи были задержаны двое припозднившихся гуляк без денег и каких-либо бумаг, но при шпагах. Стража уже было отпустила их, когда Эспада сразил обоих одним точным вопросом:

— Какая же гулянка без денег, но со шпагами?

Невнятный лепет огорошенных людей был воспринят как доказательство чего-то подозрительного, и бедолаг под конвоем отправили в тюрьму. Самого же Эспаду, напротив, повысили до командира отдельной группы, с которой он добросовестно осмотрел мост, окраины предместья, после чего признал дальнейшую погоню до утра бессмысленной, поблагодарил свое воинство — состоявшее к тому времени из шести заспанных горожан с одним мушкетом на всех, пятью шпагами и топором — и распустил их по домам. Даже один на всех фонарь им отдал, сославшись на то, что сам он живет недалеко и дорогу как свои пять пальцев знает. После чего, словно в насмешку от судьбы, сразу же заблудился.

К месту их высадки, где и должен был ожидать его падре Доминик, Эспада вышел, когда уже совсем рассвело. Дождь к тому времени едва накрапывал, но воздух был настолько влажным, что казалось, будто окрестности полностью затопило и человек, чудом Господним обретя возможность дышать под водой, шагал по морскому дну. Время от времени мимо беззвучно проплывали неясные тени, которые вполне могли быть и морскими тварями, и крупными рыбами. За мелких рыб могли сойти метавшиеся туда-сюда птицы, напуганные бурной активностью обычно спокойных людей. Они стремительно и тоже беззвучно проносились сквозь эту мокрую взвесь, и взгляд едва успевал отследить сам факт движения.

Монах сидел, нахохлившись, под кустом. Эспада разглядел его, лишь когда подошел совсем близко, да и тут помогло лишь то, что доминиканец зябко передернул плечами и завозился, устраиваясь поудобнее. Эспада наклонился, всматриваясь, и уже тогда признал падре Доминика.

— Простите, падре, я задержался.

Монах повернул голову, и лицо его просветлело.

— Вы живы? А я уже начал отчаиваться.

— Напрасно.

— А где Диана?

— Ее там не было.

Присев рядом — падре Доминик где-то предусмотрительно раздобыл дощечку, чтобы не сидеть на голой и мокрой земле. — Эспада кратко пересказал монаху события этой ночи. Тот иногда хмурился и качал головой, иногда, напротив, одобрительно кивал.

— Что ж, — подытожил монах его рассказ. — Отчаиваться по-прежнему рано. Надежда еще есть.

— Есть-то она есть, — проворчал Эспада. — Но где ее искать?

— Учитывая характер и наклонности вашей дамы, я бы начал с пиратского поселения, — заметил падре. — Кстати, там мы можем напасть и на след Брамса. Только давайте вначале позавтракаем. У меня от волнения разыгрался жуткий аппетит.

От Форт-де-Франс до Ле-Франсуа было пять лиг по одной дороге и шесть с половиной — по другой. Та, что короче, была южнее. Дон Себастьян и падре Доминик выбрали северную дорогу. Если кому-либо пришло бы в голову, что участники ночного тарарама удрали в Ле-Франсуа — что было логично, учитывая отношения между двумя городами, — то ловить их следовало по дороге туда. В этом плане более короткая дорога выглядела перспективнее. Разумеется, и на северной дороге выставили заставу, но, скорее, просто на всякий случай. Да и обойти ее труда не составило.

Дорога петляла по склонам холмов, а те на Мартинике высокие, как маленькие горы. Настоящие горы возвышались чуть севернее, а над ними господствовал вулкан Мон-Пеле. Или, если угодно полным именем, то Монтань-Пеле. Это была огромная зеленая гора с криво срезанной верхушкой. Собственно, на этом острове все тяготело к зеленому цвету, кроме поселений европейцев.

Поднимаясь выше и выше, можно было проследить все этапы колонизации острова. Вначале вдоль дороги тянулись заботливо ухоженные плантации, потом она свернула к лесопилке. Вокруг нее лес уже был полностью вырублен, но дальше деревья стояли стройными рядами. Там же группа полуголых мужчин деловито валила их.

Дорога обогнула лес, втиснулась между ним и поросшей кустарником скалой и вышла к небольшому поселению, выросшему вокруг плантаторской усадьбы. Издалека она казалась заброшенной, но вокруг кипела работа: лесорубы взялись за лес с этой стороны, неграм доверили расчищать кустарник, а два усердных землекопа рыли канаву быстрее, чем взвод саперов прокопал бы траншею. Очевидно, очень хотели закончить до сиесты.

Время приближалось к полудню. На небе не осталось ни облачка, и солнце старательно высушивало залитый дождем остров. Вначале это радовало, но, чем жарче становилось, тем соблазнительнее казалась тень у дороги. Тем не менее заходить в усадьбу испанцы изначально не собирались и прошли бы мимо, не выйди им навстречу сам хозяин.