Черный ростовщик - Мушинский Олег. Страница 57

Среднего роста, среднего возраста, средней упитанности — этот человек был просто эталоном усредненности. Даже одежда его была такого оттенка серого цвета, который в равной мере отстоял и от ослепительно-белого, и от угольно-черного. Серая шляпа, серый камзол, серые короткие штаны, серые чулки и серые башмаки. На тонкой перевязи болталась самая обычная шпага. Судя по тому, как ее носил владелец усадьбы, Эспада наметанным глазом сразу определил: этот человек — не боец. Таскать шпагу без особенно ярких огрехов его кто-то научил, но можно было ставить золотой дублон против серебряного песо: ему ни разу не доводилось выхватывать ее для боя.

Единственным, что никак не вписывалось в общую картину, был его голос. Резкий, раздраженный, очень четкий и вместе с тем насыщенный, он был слишком ярким для такого человека. Этим самым голосом хозяин плантации не слишком вежливо поприветствовал путников и сразу сообщил, что теперь это — его земля и дружкам прежнего хозяина тут бродить нечего.

Впрочем, к его чести, надо сразу отметить: узнав, что путники не имели ни малейшего понятия о бывшем владельце этой земли — как, кстати, и о настоящем, — он поспешил сбавить тон и даже принес свои извинения за подобную встречу, а заодно пригласил отдохнуть.

Испанцы поначалу хотели отказаться, но француз настаивал, а палящее солнце жарило просто нещадно. Эспада и падре переглянулись и дружно, хоть и мысленно, махнули на все рукой, принимая этот жест гостеприимства, который на самом деле оказался подарком судьбы.

Звали излишне эмоционального хозяина плантации Оноре де Вейнак. От того, как он подчеркивал это «де», сразу становилось ясно — благородную приставку к фамилии плантатор получил не по наследству и никак не мог наиграться с ней, как котенок с клубком ниток. Де Вейнак лишь недавно перебрался сюда из Старого Света, а эту плантацию так и вовсе выкупил только этим утром.

— И поймите мое удивление, господа, — рассказывал он, пока гости располагались в удобных плетеных креслах в тени веранды. — Буквально не успел обойти усадьбу, как просто косяком потянулись дружки прежнего владельца. Причем такие бандитские рожи — один другого страшнее. Дела у них какие-то с ним. А я-то тут при чем?! И вот только одних спровадишь, уже следующие идут, и все при оружии. Я даже шпагу нацепил на всякий случай. Думал, вот сейчас еще кто придет — позову стражу. А тут вы, как по заказу! Вот я и набросился. Вы уж не сердитесь.

Гости заверили, что они все понимают и ничуть не в обиде. В дверях появился высокий негр с подносом в правой руке и полотенцем, перекинутым через левую. На подносе стояли большой кувшин и три стеклянных бокала. Негр молча обмахнул стол полотенцем, так же молча сгрузил кувшин и бокалы на стол и, не произнеся ни звука, удалился. Де Вейнак сам разлил прохладительный напиток по бокалам, не переставая при этом говорить.

Поговорить он вообще любил. Пока суть да дело, Эспада успел сочинить вполне удобоваримую сказку о том, кто они и что тут делают, но ему так и не представился случай ее огласить. Де Вейнак разве что их именами поинтересовался, но и то исключительно из вежливости.

Дон Себастьян с ходу записал их с падре в голландцев из южных Нидерландов и, для пущей путаницы, представляясь, дословно перевел свою фамилию на немецкий язык. Вначале хотел на голландский, но им Эспада владел куда хуже французского и побоялся ошибиться. С немецким же все было точно. Сам Эспада им не владел вообще, но как-то один наемник из немцев в борьбе со скукой при осаде крепости перевел фамилии однополчан на родной язык.

Сам же де Вейнак, похоже, вообще не ведал, что такое скука. Он то и дело срывался с места, чтобы отдать работникам новые распоряжения или проконтролировать выполнение старых, а вернувшись, продолжал без умолку трещать о своих удачах и злоключениях. Все это было так перемешано, что иногда он и сам не понимал, когда радоваться, а когда огорчаться. Вот, к примеру, его последнее приобретение.

Деньги у плантатора были, но не так много, как просили за разработанную плантацию. Оставалось выкупить у правительства клочок земли и начать все с нуля, но тут вдруг повезло. Вот эта запущенная плантация была выставлена на продажу. Причем владение не маленькое, хоть и лоскутное. Как говорили в городе — самая первая плантация на острове. Увы, плантатор оказался неопытным энтузиастом, и на его полях росли только сорняки да индейцы. Последние его и угрохали, а наследники, чтобы расплатиться с долгами, заложили землю со всем, что на ней осталось, ростовщику. Обратно так и не выкупили, хотя прошло уже лет десять. Ростовщик плантацией совсем не занимался; расчищенные участки заросли кустарником, а кое-где заново поднялся лес. В общем, работы много.

— Вот этот Брамс и скинул цену, — закончил де Вейнак. — И, представляете, я как раз по деньгам и уложился, как планировал. Даже усадьбу смотреть не стал, я тут все равно все перестрою по-своему.

— Августе Брамс? — уточнил Эспада, когда ему представилась возможность вставить слово, не перебивая радушного хозяина.

Де Вейнак отхлебнул из своего бокала и одновременно энергично кивнул.

— Вы его знаете? — спросил он, наливая себе и гостям еще.

— Да, — кивнул падре. — И, по правде говоря, рекомендовали бы вам не связываться с ним, как бы вы ни нуждались в деньгах.

— Судя по его дружкам, вы правы, — согласился де Вейнак. — Но, к счастью, это пока что он нуждается в деньгах.

— Ростовщик нуждается в деньгах? — переспросил Эспада, удивленно приподняв бровь.

Как это ни удивительно, оказалось, что да. Причем настолько, что Брамс спешно распродавал все свое имущество на Мартинике. Встреча с де Вейнаком оказалась для ростовщика очень удачной. Тот купил и саму плантацию, и домик на склоне Мон-Пеле. Самый северный «лоскут» плантации располагался неподалеку от вулкана, и де Вейнак счел интересным иметь по усадьбе с обеих сторон своих владений. Планы у него были грандиозные. Помимо сахарного тростника, он собрался выращивать тут кофе и пряности, чем не занимался больше ни один плантатор на острове. Падре Доминик заметил, что, возможно, это неспроста, но де Вейнак только отмахнулся.

— Я справлюсь! — решительно заявил он.

Де Вейнак настолько в это верил, что выкупил у ростовщика и лавку в Ле-Франсуа, где собирался продавать эти пряности островитянам. Единственное, от чего отказался, — дом на окраине того же Ле-Франсуа. Даже не столько на окраине, а уже в предместьях, если такой мелкий городишко может иметь предместья. Жить де Вейнак там не собирался, а для каких еще нужд можно приспособить обветшавший домик на окраине — не представлял. Эспада сразу поинтересовался, где именно этот домик находится. Плантатор рассказал, но по ходу нашел время удивиться: зачем людям, не советующим никому иметь дело с Брамсом, знать, где того искать?

— Если знаешь, что в лесу ядовитая змея, — хорошо бы знать, где именно она прячется, чтобы не наступить ненароком, — с ходу сочинил дон Себастьян.

Де Вейнак согласно кивнул и легко подхватил новую тему. Общество там вообще жуть какое. Не горожане, а клубок гремучих змей. Едва Брамс с деньгами вышел за порог, де Вейнак имел возможность познакомиться с обитателями Ле-Франсуа, а познакомившись — засомневался, что сделка была такой выгодной, как казалась на первый взгляд. В Форт-де-Франсе поговаривали, что эти бандиты пользовались покровительством властей, потому и чувствовали себя на острове совершенно свободно. Падре Доминик успокоил плантатора, что по этому поводу можно не беспокоиться. Власти покровительствовали пиратам лишь до той поры, пока те обходили стороной французских граждан. А кто забылся, того как раз сегодня вешать собирались.

Плантатор просиял и пустился в долгий рассказ о своих грандиозных планах, изложение которых вполне можно опустить, потому как одному человеку осилить столько жизни все равно не хватит.

Было уже около трех часов дня, когда красноречие хозяина начало иссякать и отдохнувшие гости откланялись. Де Вейнак с удовольствием предложил бы им лошадей, но, увы, лошадь у него была всего одна, да и та при ближайшем рассмотрении оказалась старым вьючным мулом. Испанцы заверили плантатора, что хорошая прогулка — это именно то, что им нужно, и откланялись окончательно. Лошади, конечно, пришлись бы кстати, но и три оставшиеся лиги для тех, кто привык мерить их шагами, — не такое большое расстояние. Так что даже с парой привалов — один раз в тени деревьев, а другой рядом с живописным водопадом — испанцы уже в начале шестого были в Ле-Франсуа.