Большая интрига - Гайяр (Гайар) Робер. Страница 28

Мари с детьми Жаком, Адриенной, Мари-Луизой и Мартиной сидели на специально построенном помосте.

Майор Мерри Рулз в сопровождении членов Высшего Совета предстал первым. Поприветствовав мадам дю Парке своей шпагой, Мерри Рулз принес ей клятву верности.

В этот момент раздался тысячеголосый возглас:

— Да здравствует генеральша!

Затем начался парад. Семь рот вспомогательной части под командованием господина Усея представили свое оружие и тоже дали клятву верности.

Потом последовали церковнослужители, почтенные жители острова, а затем и простой люд.

В тот же вечер Мари приняла в замке отца Фейе, пришедшего попрощаться с ней. Он собирался сесть на корабль, который мог довезти его до Сен-Кристофа, где он пересядет на другой корабль, плывущий во Францию.

Доминиканец пришел к ней также и для того, чтобы дать ей последние советы, рекомендуя хранить память о муже и впредь продолжать его политику, благодаря которой остров достиг такого благополучия и процветания. После напутствия отец Фейе еще раз выразил Мари глубокое соболезнование, находя искренние слова утешения в ее тяжком горе.

За время церемоний шевалье де Мобрей ни разу не появился. Ему надо было выждать какое-то время, прежде чем развернуть свои широкие действия.

Мерри Рулз со своей стороны тоже даром не терял времени.

Было достаточно того, что Мари произнесла несколько слов:

«… я рассчитываю на майора Мерри Рулза, который должен будет принять необходимые меры для решения этого вопроса», чтобы он утвердился во мнении, что пришло его время, и его власть усилится в десять раз.

В конце концов, он уже управлял втайне, как серый кардинал. У него будет достаточно времени, чтобы развернуть все свои батареи и стать единственным и полновластным хозяином Мартиники.

Глава 10

Майор Мерри Рулз не теряет времени

Во второй половине дня стояла невыносимая жара, загнавшая людей в дома и хижины. Казалось, что весь город вымер. С холмов, расположенных вдоль берега реки Отцов, насколько позволяло зрение, можно было увидеть только несколько фигурок негров, работающих в поте лица на плантациях, которые тянулись вдоль дорог. Корабли неподвижно стояли на рейде, а море было совершенно гладким, без единой ряби, словно скатерть из расплавленного свинца.

Возвращаясь из миссии иезуитов, капитаны Байярдель и Ля Гаренн спускались с холма. Их лошади шли медленным шагом. Они почти не разговаривали, потому что в такую жару любое движение требовало усилий, но их лица выражали сильное недовольство.

Затем они выехали на деревянный мост, переброшенный через реку, и громкий цокот лошадиных копыт заглушил шум речного потока, где когда-то Лефор любил ловить рыбу вместе с отцом Фовелем.

В нескольких шагах от реки находился постоялый двор «Большой Ноннен, подковавший гуся». Подъехав к нему, они не сговариваясь, натянули поводья, остановились у входа и соскочили с лошадей. По-прежнему не произнося ни единого слова, мужчины привязали лошадей к железным кольцам. Байярдель вошел первым.

Сильно хлопнув в ладони, он громко окликнул:

— Эй, хозяин, друг мой! Два пунша, да побольше рома и поменьше сиропа. Приготовьте, дорогой, их так, как если бы вы их готовили для себя!

Таверна была пуста. Хозяин высунул свой нос и, узнав посетителей, побежал готовить напитки.

Над еще неубранными столами роились тучи комаров. Мухи с наслаждением угощались остатками вина, соусов и специй.

Ля Гаренн подошел к товарищу, который в этот момент с силой ударил себя по щеке, чтобы убить большущего надоедливого комара, и спросил:

— Где бы нам поудобнее сесть?

— Давайте сядем вон там, капитан, — ответил Байярдель, указывая на стул перед чистым столом. Сам он сел рядом, поставив между ног мешавшую ему рапиру. Хозяин, приветствуя гостей, принес им холодного пунша с плавающими в нем ломтиками лимона. Ля Гаренн попробовал напиток, и лицо его расплылось в улыбке. Довольный, что угодил, хозяин удалился. Что же до Байярделя, то тот едва понюхал его, даже не пригубив. Он вздохнул так, словно сердце его разрывалось. Пошевелив ногами, обутыми в сапоги, чтобы найти удобное положение, он покачал головой и, наконец, сказал:

— Видите ли, приятель, если бы неделю тому назад мне сказали, что у вдовы генерала не будет больше никаких сложностей, чтобы стать преемницей своего покойного супруга, то не было бы на всем свете человека счастливее меня. Ведь нашлось же на этом острове, где большинство — сплошные мерзавцы, две дюжины людей, которые признали ее право на это и поступили честно. Но черт побери! Если бы кто-нибудь сказал мне, что Мерри Рулз станет союзником Мари дю Парке в этом деле, я бы без сожаления убил бы его, как вот этого комара! Не в моих привычках, приятель, безнаказанно позволять насмехаться надо мной!

Ля Гаренн одобрительно кивнул головой, потом, немного подумав, сказал:

— Что касается меня, я никогда не поверю в то, что собака может соединиться с крокодилом. Рано или поздно тот сожрет собаку. И я уверен, что крокодил-майор что-то задумал и хорошенько предварительно над этим поразмыслил. Точно говорю вам, братец, что все то, что сегодня вроде бы идет хорошо, не завтра, так послезавтра выйдет из строя.

— После сильного ветра всегда что-нибудь выходит из строя! — согласился Байярдель, грустно произнеся эту сентенцию. — Мне бы очень хотелось выяснить, что же задумал этот Мерри Рулз. И грубо выругавшись, он добавил:

— Клянусь вам, что не менее чем через час я буду это знать! Ведь майор вызвал меня как начальника береговой охраны в форт не за тем, чтобы сказать мне, как он меня уважает. А такой человек, как я, приятель, понимает толк в разговоре и сможет выведать кое-что у этого проходимца. Иначе я потеряю свое имя, звание и все остальное!

— Надеюсь, что так и будет, — одобрил его Ля Гаренн, принимаясь за второй кувшинчик. — Но что этому Мерри Рулзу надо от вас, черт его побери?!

Байярдель, отхлебнув немного пуншу, засмеялся так, что задрожал его живот, и сказал:

— В моем возрасте становишься немного плутоватым. За пятнадцать лет жизни в тропиках я многому научился, в том числе и распознавать людей. Когда такой человек, как майор Мерри Рулз, расхваливает тебя перед Высшим Советом в Горном замке, то надо быть очень осторожным. Людей злостью не завоевывают. А так как накануне этот же самый майор обвинил меня в неподчинении, в том, что я явился причиной скандала, и во всех других грехах, за самый невинный из которых человека можно вздернуть на дереве, то вы понимаете, что я не ожидаю ничего хорошего.

Байярдель кашлянул, осушил свой кувшинчик и продолжил:

— Могу поклясться на своей рапире, что майор уже приказал приготовить для меня сырую и вонючую темницу, в которой я в полной тишине буду вспоминать о добродетелях моего несчастного покойного генерала.

Ля Гаренн заерзал на стуле:

— Приятель, я знаю людей, которые не дадут вам в ней засидеться!

— Спасибо, капитан. Но сила теперь на стороне майора, потому что он зашагал рука об руку с мадам дю Парке.

— Но эта дама, капитан, не позволит…

— Никогда не узнаешь ни о чем люди думают, ни что они намерены делать! Есть только одна вещь на свете, которой я доверяю и которая меня никогда не подведет…

С этими словами Байярдель поднял свою рапиру и громко стукнул ею об пол, воскликнув громовым голосом:

— Вот этому клинку! Своей рапире, которая начинает ржаветь от того, что я давно не протыкал ею тело какого-нибудь мерзавца. Эта рапира, приятель, не предает того, который никогда сам не предавал!

— Вы из тех людей, которые мне нравятся, — ответил Ля Гаренн с воодушевлением. — Я тоже самое могу сказать и о своей шпаге, которая всегда будет на вашей стороне!

— Спасибо, приятель! Хорошо сказано! — воскликнул Байярдель, хлопнув в ладоши, чтобы позвать хозяина.

— Эй, любезный! Еще два пунша! Точно таких же!

Офицеры пили, чтобы как-то заглушить свое волнение, потому что только теперь начинали понимать, кого все население Мартиники потеряло со смертью генерала дю Парке.