По неизведанным землям Эфиопии - Кацнельсон Исидор Саввич. Страница 45

С большим трудом добрался А. К. Булатович до Петербурга и поселился в родном подворье. И здесь его ожидали «новые волнения и новые скорби». Газета «Русское слово» писала 12(25) марта 1913 года, что на заседании Синода обсуждался вопрос об изыскании мер для воздействия на монаха Афонского монастыря Антония Булатовича, который способствовал возникновению беспорядков на Святой горе. «Узнав о моем прибытии, — жалуется А. К. Булатович, — меня не только не пожелали выслушать в Синоде, но немедленно явился благочинный монастырей и потребовал, что я дал подписку о немедленном выезде из столицы, куда я якобы не имел права приезжать…»

Именно тогда появилось в газетах сообщение о «загадочном исчезновении иеромонаха». Это «сообщение ввело в заблуждение некоторых нынешних журналистов 1913 год они стали считать последним годом жизни А. К. Булатовича.

Но иеромонах не исчез. Если газеты на какое-то время утеряли его след, то полиция и духовные власти зорко следили зa каждым шагом отца Антония.

Он живет в Петербурге у своей сестры М. К. Орбелиани на 9-й Рождественской улице в доме № 39. И в документах полиции появляется «совершенно секретная справка» о М. К. Орбелиани и ее муже.

Отец Антоний, взяв на себя роль защитника имяславцев в России, развивает бурную деятельность пишет полемические статьи и брошюры, рассылает письма приверженцам имяславия, рекомендует им быть стойкими и не поддаваться противникам. Об этом мы тоже узнаем из документов полиции. Одно из таких писем, адресованное в Одессу Николаю Абрамовичу Курлову для Сергея Борисова, было ею перехвачено и скопировано.

7 июня 1913 года А. К. Булатович приехал в Сумы, о чем Херсонское жандармское управление поторопилось донести в Петербург.

В Сумах теперь жила мать. Во время революции 1905 года крестьяне сожгли в Луцыковке помещичий дом, и Евгения Андреевна бежала в Сумы.

Александр Ксаверьевич наезжал то в Петербург, то в Москву, где Московская синодальная контора должна была рассмотреть дело об «имяславской ереси» и вынести о ней решение. В списке «монахов-имябожников, являющихся вождями ереси и наиболее упорными ее сторонниками», в котором перечислено 26 человек, имя А. К. Булатовича стояло первым. Он был духовным вождем «еретиков» священный Синод в своем послании от 18 мая 1913 года торжественно осудил книгу отца Антония «Апология веры во имя божие».

8 июля сдался Андреевский скит. 14 июля на пароходе «Херсон» в Одессу были доставлены под конвоем 616 «бунтовщиков» с Афона, а 23 июля — еще 212 человек. 36 монахов сразу же препроводили в тюрьму — их считали главными зачинщиками бунта. Вся пристань была оцеплена солдатами. Монахам отрезали бороды и укорачивали рясы, а затем высылали на родину под надзор полиции. А. К. Булатович усилил свою полемику с Синодом. Он направляет туда отпечатанное и размноженное типографским способом прошение по поводу осуждения Синодом его книги «Апология веры во имя божие». Синод не отвечал на возражения, изложенные в этом — прошении.

18 марта 1914 года А. К. Булатович пишет пространное письмо Николаю II, в котором возражает против решения Синода отдать под церковный суд в Московской синодальной конторе главных имяславцев, оспаривая его право на это. «Синод наталкивает Россию на бедствия», — утверждал А. К. Булатович и заключал, что «считает себя невинным в тех бедствиях, которые могут произойти от непризнания божества имени божия».

В Петербурге назревал скандал. В Думу уже был внесен запрос, а это явно не устраивало царское правительство, отнюдь не стремившееся к широкой огласке нравов и порядков, царивших в монастырях. Царь переслал 15 апреля 1914 года из Ливадии записку обер-прокурору Синода «В этот праздник праздников (в пасху.) …душа моя скорбит об афонских иноках, у которых отнята радость приобщения святых тайн и утешение пребывания в храме. Забудем распрю… суд следует отменить и всех иноков… разместить по монастырям, возвратить им монашеский сан и разрешить им священнослужение». Дело о «черном бунте» на Афоне было прекращено. Московская синодальная контора, а затем и Синод ограничились «пастырскими» внушениями и наставлениями. Указом Синода от 10 (24) мая 1914 года отец Антоний был назначен на жительство в Покровский монастырь в Москве. Но А. К. Булатович не сложил оружия. Он не считал полемику оконченной. Бывший гвардейский ротмистр и в монашестве оставался борцом. Он жаждал открытого патриаршего суда над монахами, обвинявшимися в ерерси. Распоряжения Синода — еще не суд. Имяславцам не дали слова, их не пожелали выслушать, а дело замяли. Да и поведение русского посольства в Турции еще не получило должной оценки, в особенности пятимесячная блокада Андреевского скита.

И А. К. Булатович продолжает яростно отстаивать свои убеждения»

Большую часть времени он проводил теперь в своей келье в Луцыковке. Больные глаза не выносили солнечного света, и отец Антоний почти не выходил из темного жилища. Он продолжал писать, защищать «правду имяславцев». Иногда он наезжал в Петербург, где по обыкновению останавливался у сестры. По ночам он вслепую на пишущей машинке печатал свои статьи и обращения. Сюда наведывались к нему единомышленники. Он писал историю афонского бунта, где со страстью, присущей ему, разоблачал и архиепископа Антония Волынского, и посла Гирса.

Несмотря на годы, проведенные в монастырской келье, несмотря на искреннее стремление подчинить себя всем нормам христианского смирения и кротости, в отце Антонии продолжал жить гусарский офицер. Это отметил посетивший А. К. Булатовича в Луцыковке А. Панкратов, большая статья которого об этой встрече была опубликована в газете «Русское слово».

«Десять лет монашества, думал я, несомненно, заставили его переоценить все ценности гусарского ротмистра… Было интересно узнать, как монах Булатович относится к войне.

— Я и сейчас готов броситься в бой, — ответил он.

— Неужели? — удивился я.

— Минута боя — самый благородный, святой момент. Нет выше втого момента. Разве бывают тогда у человека злоба, расчеты, лукавство, сребролюбие и другие пороки?.. Святы войны оборонительные. Они — божье дело. В них проявляются и чудеса храбрости. В войнах наступательных таких чудес мало…

Он говорил о войне как о причастии, когда бывает светло и радостно…

Казалось, что вместо скуфьи на голове схимника надета легендарная красная шапка. Из-под тяжести догматических споров глядело на меня веселое лицо гвардейского офицера».

И гвардейский офицер победил. Как только была объявлена война, А. К. Булатович тотчас же покидает Луцыковку. 21 августа он уже в Сумах, а оттуда направляется в Москву и Петербург. Он подает ходатайство «о разрешении… посвятить себя на обслуживание духовных нужд христолюбивых воинов». Ходатайство это было удовлетворено. Отец Антоний назначается священником в 16-й передовой отряд Красного Креста. Отряд был сформирован в сентябре 1914 года в Петрограде и 5 октября отправлен на Западный фронт. До декабря он дислоцировался в Петраковокой губернии в Польше, где велась тогда позиционная война, а затем был направлен в треугольник, образованный реками Вислой и Нидой. Грязь, ужасающие дороги, порою непрерывный обстрел и неиссякающий поток раненых — таковы были условия, в которых работал персонал отряда.

В марте 1915 года отец Антоний был уже в Карпатах. Условия здесь были еще тяжелее, чем в Польше. Его прикомандировали к 10-му Новоингерманландскому полку 3-й стрелковой дивизии. И первые же недели пребывания в боевой части возродили дух боевого офицера. «За самоотверженную деятельность под огнем неприятеля» — как говорят, он в решительный момент поднял солдат в стремительную атаку — на него был заполнен наградной лист — представление к боевому ордену Владимира 3-й степени с мечами. К сожалению, розыски этого документа пока успехом не увенчались.

Напряженный труд и лишения не прошли даром на два месяца болезнь вывела А. К. Булатовича из строя. В июле он возвращается в полк и в боях под Сопоковчиком в оконце сентября вновь руководит атакой, за что на сей раз командование ходатайствует о награждении его наперсным крестом на Георгиевской ленте.