Расплата - Крамар Павел Васильевич. Страница 3
С японской стороны донесся гул танковых двигателей, послышались взрывы. Предполагая, что это возможное скопление вражеских войск, присланных для удара через Уссури, наше командование приняло необходимые меры. Пехотинцы заняли приграничные окопы, и артиллеристы вышли на исходные позиции. На рассвете шум за рекой утих, и по ней забегали японские катера. Я лежал в тот час возле пулемета «максим», чуть позади меня — Антон со своим «максимом».
Вдруг в наш берег ткнулся носом японский катер. С его борта спрыгнули пять солдат с винтовками. Катер тут же отчалил к середине реки. Высадившиеся японцы находились от нас метрах в ста, не больше, и были видны как на ладони: на пологом песчаном берегу никакого укрытия. С командного пункта нашего батальона передали по цепочке приказ: «Усилить наблюдение, не стрелять!» И самураи, зная, что мы не будем стрелять, решили проверить наши нервы, поиздеваться над нами. Положив винтовки на землю, они повернулись к нам спинами, приспустили штаны и присели. Такую пакость они нам преподнесли впервые. Но мы проявили должную выдержку. Сорвался только Антон. Сняв штык с винтовки и ухватив ее за ствол, как палку, он ринулся на японцев.
Помкомвзвода Губарев крикнул: «Конопленко, стой, назад!»
Но Антон бежал, утопая в песке и задыхаясь от бешенства. Я бросился ему наперерез, схватил его, и мы оба упали на землю. Подоспел мне на помощь помкомвзвода Губарев — отобрали у Антона винтовку. Он весь трясся, еле шевеля белыми как мел губами: «Я покажу этим сволочам!.. В порошок сотру…»
Всю эту провокационную возню заметили бойцы из соседних окопов — подняли головы над брустверами. Тогда японцы и открыли из-за реки по нашим позициям беглый ружейно-пулеметный огонь, а к берегу, к незадачливому «десанту», устремились на большой скорости два катера. Все мы заняли свои места. К счастью, от огня японцев никто не пострадал. Однако все еще попахивало жареным: один из вражеских катеров с солдатами на борту остановился возле нашего берега. Мы замерли. Что же произойдет? Если японцы прислали подкрепление и начнется высадка нового десанта, тогда мы должны, по всей вероятности, получить приказ открыть огонь. Но на катер поспешно вскарабкались перепуганные провокаторы, и он полным ходом пошел к противоположному берегу.
Антона за его нервный срыв наказали — в дисциплинарном порядке…
Всякого рода провокации со стороны японцев все учащались. Было ясно, что своими наскоками они не только прощупывали наши дальневосточные войска, но и хотели держать их в постоянном напряжении, чтобы не допустить переброски их на фронт — для военных действий против гитлеровцев, которые уже находились на подступах к Москве.
В эти тревожные для нашей Родины дни я и подал командованию рапорт с просьбой направить меня на фронт. В просьбе отказали. А послали на курсы командиров. После их окончания и началась моя служба в военных органах госбезопасности. Попал я, скажу без преувеличения, в отличный боевой коллектив чекистов. Старшие товарищи терпеливо учили меня, с каждым разом доверяя все более сложные оперативные задания. А потом довелось мне участвовать и в мероприятиях по обезвреживанию опасных преступников…
Петр Петрович, потирая по привычке руки, замолчал. Он поглядывал на слушателей с таким видом, словно бы ожидал от них вопросов. Так, видно, и понял его кто-то из курсантов.
— Скажите, а какие все же качества чекистов считаете характерными? — спросил он. — Чем более всего сильны чекисты?
Рассказчик отпил из стакана воды глотка два, доверительно улыбнулся:
— Чекисты — рядовые бойцы за наше общее дело. И служат ему не щадя себя… Они умеют ценить в людях человеческое достоинство и стремятся понять мотивы их поступков. Поэтому они и снискали уважение у наших граждан, которые оказывают им всемерное содействие… И наконец, чекисты владеют творческим стилем работы, когда разумный риск и оперативная фантазия идут рука об руку. Вот показательный пример — дело Савинкова. Феликс Эдмундович Дзержинский тогда преподал нам удивительный урок оперативного искусства… А еще вот что добавлю к своему ответу на вопрос курсанта. Мои земляки, сибирские таежники, сравнивают чекистов с охотниками. Да, чекисты — отважные следопыты. Зачастую затаив дыхание они терпеливо наблюдают, выжидают, накапливая и анализируя информацию. А когда приходит пора — наносят точно выверенный удар по противнику…
Глава II
ДЕЗЕРТИР ИЛИ ШПИОН?
— Как путь любого идущего человека начинался о первого шага, — продолжал свой рассказ Петр Петрович, — так и последующие мероприятия, о которых я намерен вам сообщить, вроде бы возникли из одного изначального случая. Произошло это в марте 1945 года в городе Приморского края. Здесь располагался отдел контрразведки 1-й Краснознаменной армии, где я служил заместителем начальника отделения, имея звание капитана.
Война с гитлеровцами подходила к концу, и наша страна, верная своим союзническим обязательствам, должна была месяца через три после капитуляции фашистской Германии вступить в войну с ее союзником — милитаристской Японией. По указанию Верховного Главнокомандования началась усиленная подготовка наших войск к предстоящим сражениям. На Дальний Восток перебросили несколько армий, много отдельных соединений и частей; в дальневосточных войсках провели обновление материальной части, сформировали крупные штабы. Эти важные войсковые мероприятия не могли не привлечь внимания коварной и падкой на подрывные действия против Советского Союза японской разведки.
Органы контрразведки получили указание принять все меры по ограждению войск, и особенно штабов, от шпионских происков иностранных разведок.
В один из мартовских дней — случилось это под вечер — меня и старшего следователя капитана Таранихина Григория Фомича вызвал к себе начальник отделения армейского аппарата контрразведки подполковник Глухов Алексей Федорович. Когда мы вошли в его кабинет, он кивнул нам, предлагая сесть. Подполковник Глухов, моложавый и всегда подтянутый, любил во всем обстоятельность и аккуратность. Дочитав какой-то документ, он привычным движением руки не спеша пригладил на голове и без того хорошо лежавшую прядь редких белесых волос.
«Только что по телефону сообщил комендант гарнизона, — сказал он, — патрули задержали у воинского эшелона несколько подозрительных лиц. Сходите разберитесь с ними. Главное — выясните; кто они такие и почему там оказались. Результаты прошу сообщить по телефону. Ясно?.. Тогда действуйте».
Через несколько минут, закрыв свои кабинеты и надев шинели, мы шагали по залитым закатным солнцем улицам, перепрыгивая через парующие, словно дымившиеся, на асфальте лужи.
«Вот что, Григорий, — обратился я к своему спутнику — капитану Таранихину, — давай договоримся не горячиться при разбирательстве. Вначале досконально изучим документы, выслушаем объяснения задержанных, а потом уже начнем изобличать их, если будет такая нужда».
Сказал я это потому, что Таранихин иногда пользовался, как он считал, безошибочным «психологическим методом воздействия на преступников», который мы, чекисты, сослуживцы капитана, не принимали всерьез, иронизируя над ним.
Таранихин — мой ровесник, коренной дальневосточник. Это был энергичный коренастый крепыш с приятным розовощеким лицом, на котором постоянно играла, словно светилась из-под аккуратно подстриженных черных усиков, едва заметная улыбка.
В органы контрразведки его взяли около года назад — из военной прокуратуры. Там он и прошел следственную практику.
На станции нас встретил военный комендант капитан Кравцов Павел Акимович. На эту должность его назначили недавно — после того как он подлечился в госпитале: был тяжело ранен на фронте.
Он сказал, что с тремя задержанными, о которых сообщил подполковнику Глухову, сам разобрался. Двое из них оказались солдатами стоявшего на окраине города авиатехнического батальона. Их опознал и увез с собой присланный командиром части старшина. Третий — сторож сельпо, непригодный к военной службе, торговал возле эшелона табаком; он известен милиции, куда и передан.