Капитан Педро - Беннет К.. Страница 4

— Вы, конечно, не прочь закусить, — сказал он с девонширским акцентом, обрадовавшим меня. Затем он плотно притворил дверь и таинственно сообщил, что завтра нам предложат или присоединиться к шайке, или умереть. Ему самому был предложен такой же выбор, и у него не хватило духа отказаться от жизни.

— Все же я не настоящий пират, — сказал он.

Присутствие этого дружелюбно настроенного человека ободрило нас, и мы с более спокойным духом принялись за еду и питье.

Присоединиться к пиратам? Притвориться, что присоединяешься к ним, и убежать при первой возможности? Страх девонширца передался мне. Мне представилось, что меня бросают в море к акулам или что рыжий Краммо выкалывает мне глаза.

Наконец мой отец заговорил.

— Слушайте, Джордж и Самбо. Завтра нам дадут возможность остаться в живых. Но согласиться на это значит стать преступниками. Смерть нелегкая штука. Но это — только одно мгновение. Поклянитесь мне, что какая бы ужасная судьба ни грозила вам, вы не согласитесь присоединиться к пиратской шайке.

Его простые слова пробудили во мне решимость. Я умру так же храбро, как он, хотя я только мальчик! И я сказал немного срывающимся голосом:

— Папа, я страшно боюсь этих людей, но ты, конечно, прав, и я обещаю исполнить твое желание.

— Молодчина, сынок, — сказал отец, в темноте гладя мою руку. — А ты, Самбо?

— Масса Моррис, — сказал чернокожий, голосом, еще более испуганным, чем мой. — Рисковать своей жизнью в битве — это одно. Но быть казненным, увидеть нож, приближающийся к горлу... Ах, масса! — ах, нет, не знаю... А потом акулы, которые растерзают Самбо... Боюсь, что если я дам это обещание, — я не сдержу его.

— Самбо, неужели после долгих лет жизни с нами ты решишься убивать и грабить белых?

— Ах, масса, я только негр и не понимаю белых людей, но я отлично помню, как белые люди пришли в мою деревню, зарезали моего брата, сожгли мой дом и продали меня и мою сестру в рабство. Разве это справедливо, масса? Почему же мне не резать белых людей и не жечь их корабли? Священники говорят: око за око. Я сам слыхал.

— Это жестоко, Самбо. Лучше любить, чем ненавидеть.

— Кто меня любит, масса? Только вы, да ваш мальчик. Нет... Я не обещаю.

Эта ночь была одной из самых ужасных в моей жизни. И теперь, когда я слышу о человеке, приговоренном к смерти, и думаю о его последней ночи, мое сердце рвется к нему, как бы ни было ужасно совершенное им преступление. Ждать зари и смерти втечение долгих часов... Я не мог заснуть. Повременам я впадал в дремоту и во сне умирал не один, а много раз и самой ужасной смертью. Как будто годы прошли, прежде чем темнота сменилась рассветом, а рассвет ясным днем.

Другой пират принес нам пищу и воду и, посмеиваясь, спросил, хорошо ли мы отдохнули за ночь. Мы не ответили, и он сообщил нам, что капитан, который сейчас принимает ванну, в очень плохом настроении. Мы опять промолчали, и он, будто невзначай, заметил, что за кораблем следует три большие акулы.

— Та, которой достанется мальчик, не насытится, — добавил он.

— Они насытились вашими товарищами, которые побывали у меня на судне вчера! — крикнул отец.

Шутливость пирата пропала, и, ударив отца, он крикнул:

— Скоро и ты будешь с ними! — и оставил нас.

Через час пришло с полдюжины пиратов и сняли цепи с наших ног. После ночи, проведенной в одном положении, нам свело члены, мы не могли итти, и нас на руках вытащили на палубу.

Я оглянулся вокруг в тщетной надежде увидеть какое-нибудь судно. Но вместо желанного паруса в миле расстояния от нас виднелись только пальмы кораллового острова, которые часто попадаются в этой части океана.

У капитанского мостика стояло кресло, предназначавшееся, повидимому, для капитана. Перед ним полукругом выстроились пираты. Меня поразила пестрота и разнообразие их одежд.

Большинство из них носило на головах пестрые повязки из обрывков дорогих материй и шелковых тканей, некоторые кутались в расшитые золотом и серебром плащи, другие, наоборот, были в лохмотьях, с обнаженными руками и грудью, покрытыми татуировкой; я заметил несколько человек, одетых в восточные турецкие или персидские халаты и в шаровары. На головах у них были фески. В ушах у некоторых блестели серьги.

Так же разнообразно было их вооружение. Тут были и тяжелые мушкеты, и сабли, и тесаки, и великолепной работы пистолеты, и шпаги, украшенные золотой насечкой и драгоценными камнями.

Лица пиратов были бронзового цвета, опаленные морским ветром и солнцем. Глядя на них, я ясно чувствовал, что от этих людей нечего ждать пощады.

Наконец появился капитан; следом за ним шел Краммо с видом побитой собаки. Я очень удивился, увидя капитана. Я представлял его себе каким-то великаном, а передо мной стоял маленький, бледный, почти незначительный человек, изящно одетый — по последней моде. На нем был бархатный камзол и такие же брюки до колен. На стройных ногах были шелковые чулки и туфли с пряжками. Длинные, тщательно причесанные волосы падали на плечи из-под маленькой треуголки. Кружевные манжеты спадали на кисти тонких рук; он опирался на трость с золотым набалдашником, как дэнди, вышедший на прогулку. Но и он был вооружен, — я заметил у него два пистолета, богато украшенные серебряной резьбой.

Как я уже сказал, он сперва показался мне незначительным, но когда он подошел ближе, впечатление изменилось. Было что-то во взгляде его холодных светлых глаз, что заставило меня сразу поверить, что он может держать в руках свою страшную команду. Этот человек был одновременно и привлекателен и страшен.

Он шел медленно, как будто лениво, не обращая внимания на наше присутствие, сел на приготовленное для него место и спокойно взял понюшку табаку из золотой табакерки. Когда он заговорил, голос его прозвучал очень приятно и мягко.

— Тебе захотелось, милый Краммо, еще до завтрака поговорить о делах. Ты возбужден успехом прошлой ночи и хочешь мне доложить все подробности. Но впредь не забывай, Краммо, — я не люблю, чтоб меня беспокоили в это время, что бы там ни случилось, — понимаешь?!

— Да, капитан, но...

— Пожалуйста, без извинений, Краммо! Это только ухудшает дело. Ну, где же твоя добыча?

Рыжий замялся.

— Мы ничего не добыли... — смущенно пробормотал он.

— Я несовсем понимаю, — сказал капитан. — Неужели там ничего не было?.. Или судно затонуло, прежде чем вы успели обшарить его?

— Оно затонуло, — начал рыжий, надеясь избежать гнева своего капитана.

Но мой отец прервал его:

— Он лжет! Мы отбили нападение и уничтожили три лодки. Может быть, теперь вы будете знать, что и коммерческие суда тоже умеют показывать зубы.

Краска прилила к щекам капитана.

— Это правда, Краммо? — спросил он сурово.

— Я сделал все, что мог... — начал несчастный рыжий.

— Это правда?! — повторил капитан. Голос его зазвенел как сталь, — вся мягкость его исчезла.

— Да! — и рыжий согнулся, как будто ожидая удара.

Капитан встал, и в его глазах заблестел такой гнев, что я даже пожалел рыжего.

— Это твоя вторая неудача, Краммо!.. — крикнул он. — Тебе нельзя доверить и пустяка... Что же, я должен сам итти в каждое предприятие, чтобы оно удавалось? У тебя было четыре лодки!.. Четыре!.. Клянусь прахом моего отца, — я бы взял судно с одной!..

Вид его был так грозен, что я вполне поверил его словам.

— И это называется бойцы!.. — усмехнулся он. — Рыцари фортуны, пираты! И вы собираетесь добиться богатства и оставить море?.. И отступаете перед командой, у которой несколько пистолетов!!. Трусливые собаки!

— Мы сражались, сколько возможно, — пробурчал парень, приносивший нам завтрак. — Мы перебили часть их. Но их было четверо на одного. И мы думали, что Краммо убит, потому что он куда-то девался. Мы старались изо всей мочи. Разве не правда, ребята?

Гул одобрения встретил эти слова.

— Ты мне противоречишь, Длинный Дик!? Я прикажу тебя связать и выдрать, — крикнул капитан. — Старухи, одетые в мужской наряд, сражались бы не хуже! На этот раз я пощажу вас. Каждый из вас лишится пятидесяти гиней из своей доли. А если опять будет неудача, — вы потеряете все! По местам!!