Искусство острова Пасхи - Хейердал Тур. Страница 50

Никакого ритуала не было, если не считать короткой речи Педро Пате, после которой он предложил мне войти в пещеру. Я подпрыгнул, ухватился за край полочки, подтянулся и боком всунул голову в щель. Однако грудь не проходила, пока я не сдвинулся вправо; здесь щель была пошире, и мне с трудом удалось протиснуться внутрь. В глубине лаз расширялся, и когда я подтянул ноги, голова моя очутилась в небольшой полости, где можно было даже стать на четвереньки. При свете фонарика я рассмотрел круглую камеру, не шире пяти метров; посреди пола лежал истлевший скелет. В противоположной стене была еще одна узкая щель. По бокам свод был совсем низкий и, чтобы добраться до второго лаза, пришлось карабкаться через скелет. Кто-то незадолго до меня совершал этот маневр и сдвинул с места несколько костей. Я протиснулся во вторую камеру, поменьше первой, и с таким же низким сводом. Прямо на шершавом лавовом полу лежало внушительное собрание каменных скульптур. В первом отсеке пол был покрыт тонким слоем черной земли, здесь же все, включая каменные изделия, покрывала мельчайшая серая эолическая пыль. Первым делом мне бросилось в глаза изображение ламоподобного животного, и я снова заподозрил неладное, но, коснувшись скульптуры, убедился, что она тоже покрыта толстым слоем пыли. Всего интереснее показались мне каменные модели трех камышовых судов с вставными мачтами, вроде тех, которые мы уже встречали раньше.

Прежде чем трогать что-либо, я внимательно осмотрел каждый предмет, проверяя, нет ли царапин или пятен — следов недавней переноски, но ничего такого не обнаружил. Почти на всех скульптурах, которые Педро Пате перед том приносил в лагерь (как и на многих других полученных нами изделиях из хрупкого туфа или лавы), были светлые царапины или метины, особенно бросавшиеся в глаза на плот-пом, непузырчатом материале, использованном творцом этих фигурок. Держа в одной руке фонарик, в другой — скульптуру и отталкиваясь от пола локтями, я осторожно протиснулся через оба лаза назад, чтобы показать моим товарищам каменные парусники (фото 282, 283), однако, как ни старался, не смог уберечь камень от царапин. Более того, карабкаясь через скелет в первой камере, я должен был на несколько секунд положить скульптуру на пол, и к ней прилипла черная земля; на фигурках во внутренней камере никаких следов земли не было. Когда я подал Фердону модель парусника, на палубе лежал сантиметровый слой мелкой пыли. Он заметил, что нужно немало лет, чтобы в пещере на берегу моря могло отложиться столько пыли; тотчас Педро Пате попросил Фердона принять каменный парусник в подарок — дескать, он был хорошим начальником и это его заслуга, что состоялась вылазка в пещеру. Щуплый Педро Пате и такой же худой археолог Санчес без труда влезли в пещеру, зато более плотному Фердону пришлось, к немалому его огорчению, довольствоваться осмотром изделий, которые они выносили наружу. он убедился, что все скульптуры покрыты одинаково толстым слоем пыли.

Для всех нас было очевидно, что Педро Пате не мог устроить здесь инсценировку и внести эти вещи в тайник. Я был готов приобрести всю коллекцию, но Педро не поддавался ни на какие уговоры. Правда, Фердон получил от него вака охо — «судно для путешествий» (охо означает также «волосы»), да и мне в конце концов было разрешено в знак восстановленной дружбы выбрать три предмета. Я выбрал ламоподобное животное и два оставшихся каменных парусника. Пришлось Санчесу и Педро снова лезть в пещеру за ними. Вместе с тем, что Педро Пате приносил раньше, я получил из его коллекции сорок семь скульптур (некоторые образцы — на фото 190 b, 211с, 219 d, 221b, 222, 236 а, b, е, 239 b, 241 а, 243 d, 247 b, 248 а, 249 а, b, 259 b, 262 b, 264 b, 265 g, 266 е, 273 j, к, 276 а, 282, 283). Остальные изделия продолжали храниться во внутреннем отсеке пещеры. Стоит отметить, что на всех предметах, которые были вынесены для ознакомления и потом возвращены на место, остались царапины или черные пятна от земли, чаще всего то и другое.

Педро очень беспокоило, как бы мы не оставили следы на скале под щелью, и когда мы через два часа двинулись в обратный путь, он снова шел сзади, стирая все отпечатки пучком травы.

Поднявшись на приморское плато, мы направились туда, где была спрятана машина. Вдруг Педро бросился плашмя на землю и попросил нас тоже лечь. Он заметил другой «джин», который свернул с дороги по нашей колее и теперь стоял около другой поваленной статуи. Это был губернаторский «джип»; в нем сидело трое. Нелепая ситуация — мы не могли незаметно подойти к нашей машине, и неловко прятаться от губернатора, если он в числе троих. Педро понимал, что членам экспедиции надо выйти, но сам не хотел вставать. Если в «джипе» приехали только люди «с материка», сказал он, ему нечего опасаться, но если среди них есть рапануец (пасхалец;), он не выйдет. Фердон остался вместе с Педро Пате, а мы с Санчесом подошли к второй машине. Здесь мы застали губернатора, его водителя-пасхальца и нашего бывшего сторожа, старика Касимиро. Я отвел губернатора в сторонку, открыл ему наш секрет и предложил пройти вместе с Санчесом к Фердону и Педро, а я тем временем отвлеку обоих пасхальцев. Только губернатор ушел, как Касимиро сердито воскликнул, что «пещера, которую ищет этот прячущийся человек», принадлежит роду Касимиро, и хранящиеся в пещере ронго-ронго тоже, пусть только посмеет украсть.

Вид каменного судна, полученного Фердоном, поразил губернатора. Он никогда не видел на острове ничего подобного.

Фердон впервые побывал в нетронутом тайнике, служащем кладовой, и он записал (1966, с. 121): «Наконец передо мной была настоящая тайная пещера, и, перебирая в памяти все, что происходило, я не видел ничего, что давало бы повод усомниться в ее подлинности».

Современные имитации

Каменный парусник Педро Пате привел губернатора в такой восторг, что он посулил пасхальцу велосипед, о котором тот давно мечтал, в обмен на такую же модель. После нашего визита в пещеру запас парусников у Педро был исчерпан, и губернатору так и не довелось получить желанной скульптуры.

Но хотя Педро Пате не мог выполнить просьбу губернатора, Фердон уговорил его лучшего друга, Хорхе Тепано, вырезать судно из камня. Это был очень интересный эксперимент. Хорхе, возглавлявший бригаду пасхальцев на раскопках в Оронго, признался, что каменные изделия и другое языческое наследие были спрятаны в секретных родовых пещерах. Он рассказал также, что некоторые изделия обертывались камышом тотора и что их приходилось часто выносить для чистки и сушки, если в хранилище было влажно. Однако он был убежден, что входы в пещерные тайники забыты. Когда же Фердон потом сообщил ему, что видел искусные каменные модели камышовых судов с парусами, вынесенные из пещер во время нашего пребывания на острове, Хорхе Тепано возразил, что это все новые изделия, любой мало-мальски опытный пасхальский скульптор может изготовить такое. И Хорхе, слывший одним из лучших резчиков на острове, тотчас приступил к работе, чтобы доказать свою правоту. Однако результат его похвальной инициативы был прямо противоположным желаемому. Как пишет сам Фердон (1966, с. 118), каменная модель Хорхе Тепано была совсем непохожа на выполненные со всеми деталями, широкие, тупоносые, пузатые камышовые суда с вставными мачтами, которые встречались нам в пещерах. Из рук Хорхе вышла небольшая каменная лодка с острым, как у современной яхты, носом, и на ее обтекаемой поверхности не было никаких намеков на перевязанные веревкой пучки камыша. Парус он вырезал заодно с корпусом, по его продольной оси, как на современном паруснике, а не поперек, как их устанавливали на древних судах типа плотов (фото 300 b). Было очевидно, что Хорхе Тепано не видел каменных моделей своего друга Педро Пате, как и других изделий того же рода, извлеченных из пещер во время нашего пребывания на острове. Кроме того, эксперимент этот позволяет заключить, что Хорхе, скорее всего, был вполне искренен, утверждая, что входы в пещерные тайники теперь забыты. По его словам, он потратил на свою модель полчаса, но даже если бы он просидел несколько дней, у него не получилось бы ничего подобного подлинным моделям камышовых судов, подчас украшенных человеческими головами, струящиеся волосы которых переплетались с камышом на носу и на корме.